Секрет виллы «Серена» - Доменика де Роза

чтобы она беспокоилась за девственность сестры, скорее ей хочется лишить Джанкарло этой радости. Она видела это выражение на его лице, когда он с Сиеной, вроде: «Посмотрите на меня, я такой умный, у меня блондинистая английская подружка». Если он убедит свою блондинистую английскую подружку с ним переспать, он станет еще более невыносимым. «А ты хорошеешь», – как-то сказал он Пэрис. Идиот. «Не могу сказать о тебе того же», – ответила она.

Она снова ерзает на стуле. Ей хочется оказаться дома, лежать на животе. А еще, когда она придет домой, нужно пойти погулять с Тотти. Мама будет слишком уставшей после загадочной поездки с Рафаэлем «в горы». Она рассказывала об этом так, словно это должна быть полярная экспедиция, хотя горы – это те же холмы, только большие (правда, стоит признать, на них зимой есть снег). Пэрис на самом деле не против гулять с Тотти. Он такой энергичный, когда прыгает на нее, как только она входит в дом; хватает свой поводок, словно это трофей; и он отличная компания, лучше любого человека, которого она знает. Минус в том, что перед уходом его нужно покормить, и она пообещала маме тоже что-то съесть, не то та снова начнет рассказывать без остановки о расстройствах пищевого поведения и докторах и других вещах, которые ее жутко злят и заводят. Просто все это так неловко. До боли неловко. Пэрис чувствует ужасную, тошнотворную боль, что крутится у нее в животе. Она ненавидит об этом говорить. И все-таки она пообещала, и она это сделает. Пэрис гордится тем, что выполняет свои обещания. Может, съест кусочек дыни или что-то в этом роде.

Пэрис старается сконцентрироваться на смерти Кэтрин: «Вообще, она, конечно, бестолочь. Девочки в книжках всегда умирают из-за дурацких вещей типа озноба или кашля (они называют это чахоткой, но на самом деле это просто сильный кашель). Но не мужчины, нет; те никогда не умирают от такого». Пэрис вздыхает и поджимает под себя ноги, стараясь устроиться поудобнее. Она наконец нашла название для странной боли в животе – это голод.

Сиена сидит в кафе на пьяцце и знает, что Джанкарло не придет. Она написала ему сообщение, а его телефон выключен. Они договорились встретиться в час, а сейчас уже почти половина второго. Днем Сиена свободна; в теории – для работы, но обычно она встречается с Джанкарло, который должен учиться в технической школе в Сансеполькро. Он учится, чтобы стать старшим пекарем.

Сиена допивает лимонад и думает, не заказать ли еще, но ей стыдно просить Анджелу, пухленькую официантку, которая, кроме того, еще и подруга Джанкарло. Анджела подходит, по привычке вызывающе виляя бедрами.

– Finito?[97] – спрашивает она.

– Si, – говорит Сиена. – Grazie.

Потом она встает, выключает телефон, медленно уходит, растворяясь в ярком солнечном свете.

Чарли рисует картинку. Он пытается изобразить Тотти, но у него получаются только уши.

– Как мило! – говорит Моника-в-очках. – Это горы?

Горы, фонтаны, Лунные горы. Мамочка поднимается в горы с Рафаэлем-с-бородой. Ему нравится Рафаэль-с-бородой. Он может ходить на руках и умеет свистеть с двумя пальцами во рту. Он ему нравится больше, чем другой мужчина, который только смотрит. Может, они купят ему подарок. Папочка всегда приносил подарки. Такие огромные упаковки Smarties[98] с пластиковой игрушкой наверху. Он бы не отказался от Smarties прямо сейчас. Оранжевые – самые лучшие. Моника-в-очках всегда дает ему фрукты на перекус. Чарли ненавидит фрукты. Его от них тошнит. Так тошнит, что только лимонад может от этого вылечить. Нормальный лимонад, а не та ерунда, которую мамочка делает с этими ужасными плавающими кусками лимона. Нормальный лимонад из магазина.

Чарли принимается за другую картинку. Он снова рисует Тотти. Он не видит смысла в том, чтобы рисовать разные вещи. Может, на горе будет магазин сладкого.

Стайн ведет Рафаэля и Эмили посмотреть на находки, которые она изучает в Бадиа-Тедальде. Они поднимаются по крутому холму к церкви, простому романскому зданию, жмущемуся к склону горы. Вид захватывающий, хотя Эмили так запыхалась, что едва ли его замечает. Церковь называется Сан-Микеле Арканджело.

Стайн отпирает дверь, и Эмили оказывается в любопытной смеси церкви и крепости. Стены очень толстые, а окна маленькие, но на стенах повсюду керамические фрески, такие же, как в палаццо Коммунале в Монте-Альбано. Эмили поражается тому, что Рафаэль крестится, окунув пальцы в святую воду. Почему-то она никогда не думала, что он католик.

– Эта церковь была построена на месте романского храма, – говорит Рафаэль, пока они быстро идут вдоль прохода к двери за алтарем.

– Фрески очень красивые.

– Школа делла Роббиа, – бросает Рафаэль.

Дверь ведет в маленькую комнату, полную священнических облачений и чистящих средств. Здесь, среди швабр, большая каменная арка, красиво украшенная резьбой из листьев, выглядит совершенно не к месту.

– Che bello[99], – выдыхает Рафаэль. – Римские?

– Да, – говорит Стайн. – Думаю, да. Нашли, когда строили новый дом для каких-то иностранцев.

Рафаэль улыбается Эмили.

– Эти иностранцы со своими домами и бассейнами иногда очень полезны.

– Листья очень красивые, – говорит Эмили, не обращая на него внимания.

– Это листья дуба, – замечает Рафаэль. – Символ этой местности.

Эмили всегда считала дуб преимущественно английским деревом, но, присмотревшись, она видит, что между листьев виднеются желуди. И понимает, что Лунные горы действительно поросли дубами.

Когда они выходят из церкви, Стайн приглашает их остаться на обед, но Эмили говорит, что ей нужно ехать за Чарли. Рафаэль выглядит расстроенным, что несправедливо с его стороны; ведь Эмили ясно дала понять, что должна забрать Чарли из садика. И сейчас она вся на нервах: ей всегда было ужасно страшно опаздывать к своим детям.

– Va bene[100], – соглашается Рафаэль. – Стайн, спустишься взглянуть на наши скелеты?

– Если Эмили не против, – отвечает Стайн.

Эмили, которая немного удивилась на словах «наши скелеты», отвечает: «Да, конечно».

Стайн соглашается приехать через две недели, когда закончит в Бадиа-Тедальде. Они жмут друг другу руки возле кафе, где те же старики до сих пор сидят, застыв над чашками с эспрессо.

На обратном пути в Монте-Альбано Рафаэль почти все время молчит. Эмили подается вперед, боясь опоздать.

– Не волнуйся, – говорит Рафаэль, кидая на нее взгляд. – Ты слишком волнуешься.

– Ничего не могу поделать. Чарли жутко злится, когда я опаздываю.

– Чарли избалованный.

– Нет! – в ярости отвечает Эмили. Потом, чтобы ударить его ниже пояса, добавляет: – Ты не поймешь. У тебя нет детей.

– На самом деле, – ровно отвечает Рафаэль, – у меня есть дочь в Америке.

– Но я думала, твоя жена…

Рафаэль смеется:

– О, я