Предатель в красном - Эш Хейсс

железный ящик в баре. От морского сброда, желающего посмотреть передачи и новости, не было отбоя! Выручка у него после этого взлетела так быстро, как немытые шлюхи бегут от полицейских!

– Интересно, когда эти ящики будут показывать цветные картинки?

– Не знаю, но думаю, что первые появятся на Солис-ден, у богатой элиты. Нет, ну правда, телевизор – невероятная штука!

– И не поспоришь! Штучки людей очень удобны. Не поверишь, я даже пересилил себя и прокатился на людском автобусе!

– Топь! Кишка у тебя не тонка! – Я толкнула его в бок. – Я так и не смогла… Дурацкая эфилеанская природа. Умом-то я понимаю, что ничего такого в этом нет, но на подкорке так и скребется ощущение аморальности поступка. Все равно что плюнуть в лицо родной матери.

* * *

Бар был почти битком набит нечистью. И снова эфилеаны так сильно походили на людей: они танцевали, увлеченно играли в настольные игры, восторженно вскрикивали. Каждый чувствовал себя комфортно, чего нельзя было сказать обо мне.

– Расслабься, – Озел взял меня за руку. Невзирая на мой противовидовой инстинкт, он потянул нас в самый центр толпы, проталкиваясь сквозь разгоряченные и опьяневшие танцующие тела.

Задорная танцевальная музыка, пролитый алкоголь и парочка ночнорожденных, откровенно целующихся на барных стульях, – картина, говорящая сама за себя. Пьяное веселье набирало обороты.

Завидев машущего Озела, бармен поставил две рюмки, и мы поспешили к барной стойке.

– Сегодня скидки на мховые настойки, – довольно произнес он.

– Зеленые? С камышом? – уточнил Озел.

– Синие. Убойные.

– Топь джелийская! У меня с них жуткое похмелье! – Озел мазнул взглядом по пивным бокалам, и бармен мгновенно наполнил их элем. Рыжик протянул мне напиток. – Держи.

Я сделала глоток и сразу поняла, что солийское пиво в баре Хенгеля было в разы лучше, чем здешнее.

– А подороже хмель есть? – я обратилась к бармену, и он указал на бочку в углу, перевязанную цветными лентами, как подарок.

Озел пояснил:

– Два раза в неделю тут соревнования. Эту бочку вчера цедили восемь эфилеанов, так и не закончили, еще и по пьяни устроили мордобой. Кто закончит бочку – неделю пьет беспла… – Он прервался, когда я двинулась к бочке.

Протерев пивной шланг, торчавший из дырки, я крикнула Озелу:

– Веришь в меня, дохляк?

– Нет.

– Местной шлюхи ответ! – бросила я и принялась опустошать бочку. Там оказалось намного меньше, чем я ожидала, поэтому управилась быстро. В конце не удержалась и, вытерев рот рукавом, как в Шоссе вскрикнула победное: «Зот!». Озел после этого долго воспевал мне победные баллады, а я, напившись хмеля, смеялась над ним.

Вечер шел своим чередом. Мы наблюдали за эфилеанами, которые поддавались своим желаниям: танцевали, распивали напитки и громко смеялись, играя в странные игры с темными жнецами в дальних углах заведения.

– Ты ведь тоже не сразу поборол инстинкт? – спроси-ла я.

– Конечно! – воскликнул Озел. – Ощущение безумия внешнего мира – Бездна страха каждому подарила следы от своих клыков. Я первые несколько недель сидел с ножом напротив своей двери. – Он вальяжно облокотился о барную стойку.

– Всего две недели… Мне кажется, я борюсь с инстинктом уже целую вечность. Здравый смысл внутри трубит, что все это неправильно.

– Ой, да брось. Мы потеряли этот самый здравый смысл в тот момент, когда переступили порог города равноправия тех, кто от рождения не равен. – Он недовольно растрепал рыжие волосы. – Ты видела, что делают местные? Они поклоняются Дону как божеству, а свою веру в него называют новой религией. Я сам видел, как пара фанатиков «Кампусовской религии» тащила в темные переулки двух беловолосых эфилеанов, которые кричали про солнце и про веру в светило шести лучей Солис-ден. Тому, кто громче всех кричал «Але́а!» – первому размозжили череп. Где же тут равноправие? Барьеров убили за их веру.

– Варваров должны были наказать!

– Должны, да не наказали. Понимаешь? – с досадой произнес он. – Здесь хищники не убивают добычу, а жертвы – больше не жертвы. Бред все это, не находишь? Все спариваются с кем хотят. Где ты видела, чтобы в природе животные спаривались со всеми подряд? О каком здравом смысле ты говоришь после такого? Бред все это. Однозначно.

– Может, и так, но теперь это наш дом. У меня, как и у тебя, есть кров, целые конечности и возможность пить алкоголь среди эфилеанов, которые не хотят нас убить.

Озел одобрительно кивнул и посмотрел на меня так, будто был готов выслушать мою историю, будто разрешал открыться. Атмосфера и общая обстановка более чем располагали к подобному разговору, потому я решила не сдерживаться.

– Знаешь, дохляк, когда я жила в портовом городе, среди шумных людей, ярких огней и хмеля, как-то однажды на набережной смотрела на ночной берег и размышляла о жизни. И в тот самый момент осознала, насколько я чертовски одинока. – Я замолкла, плечи потяжелели при мыслях о жизни в порту. – Топь его, думать о смысле жизни – так не по-эфилеански и так по-людски. Меня не привлекают эти слабые существа, но я задаю себе те же вопросы, что и люди.

Задумавшись, Озел мазнул взглядом по своему бокалу и ответил:

– Мы все изуродованы безумием Неизвестной войны, и все тянемся к людям. Одиночество. От него, как и от безумия, нет лекарства. Джелида, почему ты не можешь хотя бы на минуту расслабиться? – Озел прикоснулся к моей руке. – Наслаждайся вечером.

– Ты пьян.

– А ты нет? – спросил он, не отпуская мою ладонь.

– Зачем ты это делаешь?

– Становлюсь той «протянутой рукой», что поможет адаптироваться. – Озел постепенно сжимал мои пальцы. Медленно, будто боясь спугнуть растерянное животное. – Позволь себе. На мгновение, хотя бы под алкоголем. Тебя никто не осудит, не нападет. Нейтральные территории, где ты жила, имеют свои правила, Кампус – свои. – Его ладонь крепко сжимала мою. Озел не отводил от меня зеленых глаз. Ярких, как драгоценные камни Перикулум-ден. – Ты помогла мне с самым скучным предметом университета, я помогаю тебе.

– Он не так скучен, когда химикаты дарят прикосновение кислоты. Более десяти лет… Ты можешь себе это представить? – хмельные откровения бесконтрольно вырывались из меня, как прорвавшийся гейзер Арейна-ден. – Нашу человеческую семью распустили, когда мне было семь. Остальных детей отдали в другие человеческие семьи. Делиан… мой эфилеанский сводный брат пропал, а меня пристроить так никуда и не смогли. Для человеческих детей существует новый дом – приют. А для эфилеанских? Питомник?

– Элен…

– Шосс, да не перебивай ты! – возразила я, пошатнувшись. – Просто представь: если теленок антилопы остался без родителей – его сжирает хищник, такой как гепард. Это закон природы! Сильный поглощает слабого… Убей – или будешь убит. Но я