Изумрудная муха - Ольга Львовна Никулина

спискам отправляли в региональные библиотеки, остальные выкладывали в вестибюле на столиках. Их мгновенно «сметали» читатели. Библиографы продолжали отслеживать выходящие в ведущих зарубежных издательствах новинки научной и художественной литературы, пополняя свои картотеки, и с тоской ожидали денежных поступлений, понимая, что время идёт, в фонде образуются дыры, называемые лакунами. Но «мадам» взяла курс на расширение значения библиотековедения. Начались лекции по информатике, что было бы необходимо, не будь в загоне значение коренных проблем. Сразу же «ушли» пенсионеров, потом наметили ещё ряд сокращений из числа старых научных кадров. Несколько ценных работников ушли – их с восторгом взяли в Институт мировой литературы, в библиотеку МГУ и ГИТИСа. Ходили слухи, что «иностранку» собираются слить с другой, более крупной библиотекой, игнорируя её уникальность. Начался бунт. Коллектив объявил забастовку, требуя смены директора. Был выбран совет трудового коллектива, обсуждался вопрос об избрании нового директора из своих опытных кадров. Уволить их не могли – библиотека лишилась бы двух ведущих отделов. А работа предстояла ответственная и большая: расформировывали огромный спецхран и требовался опыт работы с фондами научных и ненаучных отделов библиотеки. Решили ввести репрессивные меры, отсеять несколько бунтовщиков для острастки, чтобы неповадно было другим. Начались дисциплинарные проверки. Три опоздания – и можно увольнять. Так говорили. Ровно в 9:15, когда библиотека начинала работать, в двух вестибюлях выстраивались работники отдела кадров, люди из профкома и начальники отделов, не принимающих участие в бунте. Но чудесным образом опальные сотрудники все как штык оказывались на своих рабочих местах. Даже в кадрах были люди, сочувствующие бунтарям. Они знали, что читательская общественность поддерживает народ библиотеки и обладает связями в научном мире Москвы и не только. Ждали, чем кончится конфликт, и не хотели ссориться с коллективом. Конечно, люди опаздывали на работу, многие из «нейтральных» отделов, но для них всегда было открыто окно на первом этаже, где помещался взбунтовавшийся отдел комплектования. Сумки забрасывались в окно и тут же прятались в шкаф, а опоздавшую или опоздавшего принимали крепкие руки мужчин из числа сотрудников отдела комплектования, помогали залезть в окно, снять верхнюю одёжку. Пальто и куртки тоже прятали в шкаф (чтобы в обеденный перерыв вернуться, одеться и с сумкой выйти из библиотеки в булочную, например). После чего опоздавший на работу человек приводил себя в порядок и с книгой под мышкой и с подобием картотеки шёл к себе в отдел, создавая впечатление, что давно при деле, заходил или заходила в родственный отдел по служебной надобности. Начались интриги, директриса попыталась стравливать ненаучные отделы с научными. Но на общих собраниях становилось всё яснее, что «мадам» теряет поддержку даже среди своих сторонников. Другие времена – стихия демократизации захлестнула такую тихую гавань, как библиотека. На всякий случай, чтобы окончательно «насолить» протестующим, им перестали выплачивать зарплату. Начались консультации со знакомыми юристами…

Люба была из «протестантов» и сознавала, что опасность оказаться без работы ещё велика. Не все новые издательства оказывались «на плаву», и приходилось браться за всякую работу. Последний заказ на перевод художественной прозы поступил из странного издательства, которое располагалось на окраине Москвы в хрущёвской пятиэтажке напротив пустыря, превращённого в стихийный рынок. Тут продавалось всё что угодно – от запчастей к машинам до дешёвого китайского и турецкого ширпотреба, поставляемого «челноками». Около палаток прямо на земле, на газетках, старики раскладывали книги из своих домашних библиотек. Тут можно было купить издания русских и иностранных классиков. Рядом – толстые литературные журналы за старые годы, томики поэзии из серии «Библиотека поэта», граммофонные пластинки. На картонных коробках угрюмые пожилые женщины выкладывали фарфоровые статуэтки, маленькие бюсты великих учёных, мыслителей, писателей и артистов, хрустальные вазочки, лаковые расписные шкатулки – подарки на дни рождения и к праздникам от родных, знакомых и сослуживцев. Всё, что когда-то питало мысль, веселило душу, что украшало жилище, создавало уют и грело воспоминаниями о любимых людях, о молодых годах… Неполные чайные сервизы, горшки с цветами, комплекты столовых приборов, тарелки, изящные графины с рюмками, сковородки, кастрюли, чайники, дешёвая бижутерия… Люди часами стояли под солнцем и дождём в надежде что-нибудь из предлагаемых ими вещей продать, чтобы купить тут же, на рынке, нехитрое съестное домой и накормить родных. Старушки продавали вязаные кофты, платки, воротнички, скатерти, салфетки и прочие изделия собственного производства, чтобы купить на вырученные гроши банку тушёнки или сгущёнку с лотка неподалёку. Или кило два картошки из багажника старенького «москвича» с кавказскими номерами. Сюда приезжали бабки из деревень продавать зелень, ягоды из своего огорода и грибы – благо железнодорожная платформа была рядом. Раньше это был хозяйственный двор большой текстильной фабрики. От когда-то доходной фабрики остался железный ржавый остов без крыши, без окон и без дверей, без станков, без рабочих, без ткачих, без доброй памяти, без надобности…

В тесном офисе на первом этаже у компьютера сидел совсем юный парень в джинсовом костюме, а за другим столом, заваленным кучей потрёпанных книжонок в бумажных переплётах, сидела барышня в модных очках и ярком оранжевом свитере. На полу выстроилась целая гора папок с рукописями. Любе даже сесть не предложили, да и стула не было. Перед её изумлённым взором молодой человек, ухмыляясь, разодрал толстую замусоленную книгу без обложки на четыре части и выделил из середины около двухсот страниц, которые Любе надо было перевести на русский язык за пять дней. Гонорар обещали выплатить приличный, и чтобы она не сомневалась, барышня с приятной улыбкой тут же отсчитала ей половину суммы в качестве аванса. Затем её вежливо, с улыбочками попросили удалиться (<<по-бырому>>, сказали), так как они ожидали ещё трёх переводчиков, которые должны были получить свои порции по сто с лишним страниц из той же книги, чтобы сдать их через те же пять дней. Люба в каком-то недоумении побрела к автобусной остановке, задаваясь вопросами: а как же договор? Должен же быть договор с издательством… И как называется книга и кто автор? Почему ей не дали номера телефонов других задействованных в «проекте» (как они это назвали) переводчиков? В коллективных творческих проектах это обязательное условие.

Вечером, взяв в руки вырванный из книги кусок, она поняла, какую глупость совершила. Это был роман из жизни рабочей окраины промышленного города на севере Шотландии, который можно было бы отнести к жанру рабочего романа, если бы… Если бы не обилие сцен кровавых драк, изнасилований с массой физиологических подробностей, извращений, инцеста, нецензурной брани. Жёлтая книжонка, которую любители подобного чтива читают в самолёте или в поезде и выбрасывают в помойку. И откуда они их берут?