Творческий отпуск. Рыцарский роман - Джон Симмонс Барт

не выпало времени поговорить, мы также знаем, что у любовной критики, какую Мириам адресует нам, есть и другая грань (как и Бабуля, Мим чтит Фенна сразу после своей сестры – за то, что он так эту самую сестру любит), отразить которую не так-то просто, невзирая на то, что никакая прожитая жизнь этого самого критика никакой критики не выдерживает. Уже более полугода мы не учим и, вполне возможно, еще значительное грядущее время не будем учить никого одаренного, как не разоблачали и не будем разоблачать проступки ЦРУ или заниматься еще чем бы то ни было общественно полезным. Мы главным образом потакаем себе, развлекаемся. Играем.

За третьей четвертью своего клубного сэндвича Сьюзен выкладывает это условие на стол. Фенн знает, что это обозначает: темное порою чувство его жены, что наши годы вместе, как бы драгоценны ни были они для нас обоих, сами по себе нечто вроде игры: не окончательно серьезны, каковы, можно сказать, жизни детей-растящих, дома-покупающих современниц Сьюзен…

Фенн этого не потерпит, сегодня вечером – уж точно. Ты выжата, милая. Мы не просто играем – мы вдобавок играем. У нас заслуженный творческий отпуск: у меня он первый после Испании; у тебя – первый после детского садика. В наших жизнях кое-что произошло. Нам предстоит принимать решения. Смысл творческих отпусков как раз и состоит в том, чтобы перевести дух, сделать переучет, прикинуть перспективу. Это мы и пытаемся сделать. Много читаем; в плавании мы думаем и беседуем; делаем заметки. Кстати. Ладно, не важно. Не всем удается быть Д. Х. Лоренсом или Достоевским, хвала небесам. Можно же быть нравственно искренней и не быть при этом нравственно истовой. Можно быть серьезной с улыбкой. Можно даже быть мечтательной и потворствовать себе в своей частной жизни – чего мы, как правило, не делаем – и все же свершать что-то великолепное.

Сьюзен все это – и не только это – знает, но выслушивает с благодарностью. И она действительно выжата. Всему придется подождать до завтра, и оно, в отличие от солонины и мюнстера, подождет. Пора завершать эту длинную главу. Беседуем мы лучше, когда идем под парусом.

Не забудь сходить в гальюн, пока мы тут. Сьюзен выбирается из кабинки. У тебя есть пятнадцать центов? Хочу позвонить Мимси.

Ну еще бы.

Что ж насчет другой,

ПРИВАТНОЙ ОРДАЛИИ СЬЮЗЕН,

аналогу Фенвикова сердечного известия в автобусе?

2

Уай

Сегодня вечером Уая не будет, прикидывает Фенвик по штурманскому столу «Поки». Слишком далеко.

Сьюзен на штурвале спрашивает: Каков прогноз?

Переменная облачность, сухо, прохладно, как сейчас. Легкий норд-вест. К завтрему дождь. Без гроз.

Раннее утро четверга, 5 июня: мы вновь вышли в плавание, и нам в наших шкурах полегче. Сью предлагает к вечеру Тополиный остров, а о. Уай завтра. Фенн поднялся на заре, и ему удалось прочистить наш гальюн и без полной его разборки; мыс Барабанный мы оставили по левому борту и удаляемся от реки Патаксент в Залив под всеми парусами – гротом, штормовым стакселем и генуей № 1 – славным полным бейдевиндом. За нами на взлет и посадку ревут реактивные самолеты; по правому борту грохочут своими маневрами спасательные вертолеты. Рты у нас суровеют: после Вьетнама построения вертушек – навсегда плохой образ. У мыса Малая Бухта, где много открытого моря, мы брасопим всё потуже и смотрим, насколько близко к ветру сумеем держаться под малыми парусами, вверх по Заливу, прочь от Соломона, к дому. Фенн проверяет лаг и компас; циркулем проходит по карте планируемые галсовые углы на весь день. Тополиный или Тилмен, объявляет он, смотря как поступит ветер.

Мы слегка недоумеваем, испортит ли эта перемена пункта назначения нашу повествовательную программу, которая теперь требует визита в наше прошлое. Сьюзен отмечает, что Тополиный остров был нашей первой ночевкой на якоре в этом творческом отпуске девять месяцев назад; возвращение туда теперь и должно стать нашей повествовательной программой. Не наименьшее удовольствие от плавания под парусом, по нашему мнению, в том, что оно освежает многие обычные фигуры речи, делая их буквальными: тут вечно и фактически приводят все в порядок, драят от киля до клотика, отдают концы, снимаются с якоря, командуют полный вперед, дают себе свободу маневра, меняют галс, попадают в полный штиль, задраивают люки, прячутся от шторма в любой бухте, захлестываются волной или черпают воду, встают на якорь по ветру, пользуются безопасной гаванью. В этот миг Фенн способен пожать плечами и объявить, что мы проложили идеальный курс для нашей истории, а потом будем придерживаться его изо всех сил, корректируя и импровизируя время от времени по засечкам нашего действительного местоположения.

Сью говорит: М-м.

Вскорости на траверзе – собственно и сам мыс Бухтенный с его ладным маяком и внушающим тревогу терминалом сжиженного природного газа у берега. Там двухкупольный танкер разгружает алжирский газ, ценимый за его высокие БТЕ[105]. Мы огибаем его по предписанной большой дуге, цокая языками: по взрывному потенциалу это судно – плавучая термоядерная бомба, которая смогла бы зачистить этот район Залива от западного побережья до восточного, – но газом располагать хорошо. Терминал СПГ у мыса Бухтенный – первая из таких сучковатых палок о двух концах у утесов Калверт, которые ступенями теперь уходят прочь с глаз с наветренной стороны: вторая – в нескольких милях дальше, атомная электростанция «Балтиморского газа и электричества», которая вместе с соседом приведена в «Мореходном путеводителе» в числе Главных Экологических Горячих Точек Чесапика, хотя киловаттами располагать тоже хорошо. Третья – как Норфолкская военно-морская верфь и шумный ПАКС[106] за нами, как Абердинский испытательный полигон артиллерии сухопутных сил и Эджвудский арсенал впереди – военная: полигон Исследовательской лаборатории ВМФ, отмеченный гигантской параболической антенной, прочесывающей Запретную Зону 204.32 на нашей навигационной карте. Мы полагаем, что жить в безопасности – это хорошо.

Эти мрачные сестры, видимые на много миль, весь день будут нашими главными ориентирами для определения местоположения. Терминал уже у нас слева по корме. Свой первый галс мы прокладываем почти строго на норд – к болотистому острову Джеймз на Восточном побережье, но прибой и снос отклонят нас к осту, и нам придется менять галс, не достигнув его. Мы устанавливаем автомат управления курсом. Теперь можно поговорить.

Вчера вечером Сьюзен и Мириам долго телефонически мирились – по нашей кредитке. Измотанная днем, Сьюзен потом сообщила лишь это, и мы уснули. Теперь же, на этом шестимильном левом галсе, Фенн слышит подробности. Мим понимает