Творческий отпуск. Рыцарский роман - Джон Симмонс Барт

В нашем путешествии, говорит Сьюзен, мне уж точно больше нравилось спускаться, чем подниматься.

Женская точка зрения. Фенвик оглашает свое замечание из записной книжки о развилках и слияниях, анализе и синтезе, сперматозоидах и яйцеклетках. И это слышать от того, кто считает теорию пяти снов притянутой за уши! Сью восприимчива – но проворно замечает, что заметка Фенна сама по себе синтетична, а не аналитична. Я не целиком мужчина, напоминает ей он, как и ты не целиком женщина. Лишь главным образом.

Его жена встает и потягивается. Хвала небесам за Главный Образ. Ниже и выше ее выбеленных солью джинсов, обрезанных на середине бедра, Фенн наслаждается видом безукоризненных ног и полоски смуглого живота, обнажившегося подъятьем ее рук к умеренному солнцу. Тут как будто бы после полунедели менструального безбрачия манит ее плоть.

Ее что?

Плоть манит.

Фенвик…

Одиссей, не узнанный при дворе феаков, плачет, слыша песнь аэда Демодока о Трое. Почему чужак плачет? спрашивает царь Алкиной, и следующие четыре книги О. рассказывает историю своего путешествия до сих пор – и так трогает своих хозяев, что они опрометью доставляют его домой на своих соннотёмных, грёзобыстрых кораблях. Так же и Эней, прибившись к Карфагену, плачет при виде батальных фресок Дидоны; Царица принимает его и тепло расспрашивает; он рассказывает собравшимся (в двух длинных книгах) о том, как пала Троя, а беженцы ее скитались по морям семь долгих лет, – и тою повестью воспламеняется роковая страсть Дидоны. Эт сетера. Короче говоря, классические вам «памяти о прошлом», соглашаемся мы, помимо того, что сами по себе хорошие истории, порождены некоторым поворотом в настоящем действии и сами порождают следующее движение действия вперед. Если тем самым не поставить ее на прикол по-багамски, носом и кормой, подобная ретроспективная экспозиция становится

ПОПРОСТУ ПЛАВУЧИМ ПЛОТОМ ПАМЯТИ.

Понятие это предложено Сьюзен, из детских воспоминаний о выговоре ее отца и о том, как он объяснял ей и Мириам Кино в том или другом кинотеатре из его сети в мелких городках Делавэра и Мэриленда, когда девочкам было три-четыре[111]. Мим, бывало, егозила; ныне у нее остались смутные воспоминания об отце и никаких – о тех терпеливых семинарах-утренниках. А вот Сьюзен припоминает – так же ясно, как будто их самих снимали за просмотром кино, и кино это показывали уже много раз, – прохладные пустые залы, в которых Джек Секлер предварительно просматривал грядущие киношки. По его приказу гаснут люстры ар-деко; плюш сидений щекочет бедра и икры у маленькой Сюзи, а по экрану движется смутное действие. Джек шикает на Мириам и предупреждает Сьюзен (отличницу уже в четыре): Вон плот памяти таки поплыл, Сюзеле: эт' понятно по скрипицам в музыке, да еще картинка вся расплылась и фарчадат. Нередко этот миг возникал из-за дамы в неглиже, которая соблазнительно манила главного героя и вновь разыгрывала сцену их первой встречи, – Джек Секлер называл это их Свиданкой. Дочь его, бывало, переспрашивала: Свинкой? Теперь-то ты понимаешь, Сюзеле: пока они обнимаются и целуются за кадром в настоящем времени, этот плот памяти везет на себе их Свиданку.

В нашем же настоящем времени Сьюзен возражает: Не вплыть нам в нашу историю на местечковых шуточках, Фенн. Они годятся только между нами. Да и вообще потеряются при переводе[112].

Возможно. Где-то в Части I, «Бухта, Ки», Сью предлагала нам начать с середины, прямо вот тут на «Поки», вновь зайти в Чесапик, скажем, на последнем отрезке нашего творческого отпуска в плавании, а затем подкрепить чередою обратных кадров того, что привело нас сюда, продвигая настоящее действие на шаг между каждым таким кадром, пока не покончим с экспозицией, перед самой кульминацией. Когда Сьюзен об этом говорит, ей нравится сбиваться на выговор своего отца и на то, что она помнит или воображает как его необузданную фантазию. Сердце у нее тогда переполняется невостребованной дочерней любовью, последующим получателем коей был Манфред, не говоря уж о самом Фенвике:

Эт' кабутто мы катим-таки большущий снэжный ком по склону – дэйствия всэ больше, так? С кажным шагом интриха всэ хуще. Уж надо звать-таки на помощь, шоб пхать. Так кажный новый помощничек на плоту памяти приплыват; а как до вэрхушки допхаем, вся команда и соберется! И вот перевалим снэжный ком эт' через вэрхушку – и он хабах вниз по склону развязки, как эбицкая лавина.

Джек Секлер никогда так не разговаривал, замечает Фенн. Мой отец его помнит культурным человеком, родичем вирджинских Алланов.

Ха.

Но я, кажется, понял: Опосля пэрвохо поворота винта пэред кульминацией – никаких тэбэ уж плотов памяти.

Точно. По мнению Джека Секлера, у любого писателя, шо въедет в катарсись на плоту памяти, холова из жопы растет.

Мм-хм. И Фенвик, такой же спорый ученик теперь, какой Сьюзен была тогда, берет этот снежный ком и бежит с ним дальше. Поэтому замэсто череды мэлких хлипких плотов памяти шо ж нам не взять один здоровущий плот да не нахрузить его плотью под завязку?

Как-как, Фенн?

Давай-ка проплывем на этом плоту мимо нашей собсьной плоти к спэрьме с ицеклэтками, из каких мы вылупились; обратно к той плоти, шо сделала их, к спэрьми с ицеклэтками, шо вылупила наших прэдков. Давай-ка отплывем на плоту до Адама с Евой в Саду – к самой пэрвой памяти плоти из всэх. Вот так Свинка эт' буэт, Джек!

Сьюзен замечает: Гораций в своей эпистоле об искусстве поэзии советует, что, рассказывая историю падения Трои, вовсе не нужно начинать аб ово, от яиц-близнецов, отложенных Ледой. Фенн же желает знать, Почему нет: Джеймз А. Миченер так все время делает, и это принесло ему миллионы читателей и долларов. Эт' Хорацый в какой налоховой катэхорьи был?

Да пошел ты со своими налоховыми катэхорьями. Тут искусство.

Серьезно, Сьюз: Давай отплывем на плоту до той плоти, что сплотила всю плоть, – до самохо́ Большохо Баха!

Чего?

Ты ж скока раз мне рассказывала, как Джеку Секлеру нравилось, если история начинается с баха.

Я не это имела в виду, Фенвик. Я говорила, что с баха нам надо начать в самой середке, как Гомер, а потом уже нагонять.

Так мы и начнем-таки с баха, и закончим бахом, да и посередке бах у нас буэт. Бахнем на плотах памяти и бахнем на плотах прови́дэнья.

На плотах провидения!

Ну да, провидения. Часть Пять, твой Сон о Будущем. Вергилий так поступал; и мы можем. Плоты провидения.

Заполучи, Джим