Творческий отпуск. Рыцарский роман - Джон Симмонс Барт

не вполне справедливо. В момент исчезновения Гаса Секлера-Тёрнера в начале 1978-го, задолго до того, как у нас вообще появились планы на это плавание, мы стянули ради него все официальные правительственные ресурсы, а Манфред – и те неофициальные, до каких был способен дотянуться, а это немало, но все было тщетно. Мы устраивали наши осады, становились лагерями под дверями, пока не стало очевидно, что так нам продвинуться вперед не удастся нисколько, и пока исчезновение самого Манфреда с борта нашего судна не потребовало от нас новых затрат истощившейся энергии. Именно это истощение, отчаяние, тщетность были среди причин нашего плавания – в котором даже при таких условиях мы писали, радировали, звонили различным властям, лишь бы только замедлить остывание этого дела. Мы делали все, что могли, милая.

Но это же новые новости! возмущается Сьюзен – уже не так истерично. Она сожалеет о своем выпаде, а особенно – о клевете на наше судно, наше плавание, для нее столь же ценные, сколь и для ее мужа, и о ее вменении безответственности в вину означенному мужу, чьи усилия ради ее полубрата и были вместе с пропажей Манфреда, весьма вероятно, причиной его сердечного приступа. Она его обнимает. Но о, о, бедный Гас!

Теперь Фенн может ей напомнить, что, учитывая источник слуха, не осталось вообще-то никого полезного, кому это можно было бы передать, кто и так бы уже этого не слышал. Правильный отклик на тот подкат, что якобы сделали Кармен, – тот, что она уже вроде как предложила: теперь ничего не остается, кроме как ждать известий либо от Дугалда, либо от того, кто к ней с этим подкатывал.

Но Дуг же уехал в Перт!

Эти данные Фенвик ей разгласил; теперь он замечает, что в Перте, наверное, узнать можно больше, чем в Вашингтоне или Сантьяго.

Сьюзен рыдает. Мы должны быть рядом с Ма!

У Кармен все в порядке. И скоро мы с нею и окажемся. Велика вероятность того, что это ложная наживка, Сюзеле.

А вдруг не ложная! Как можно рассиживаться и плавать себе, пока Гаса бьют и морят голодом? Чили – не Иран: это мы испохабили им экономику, убили Альенде и поставили этих чертовых генералов! Пиночет[109] нам задолжал!

Ну. Фенвик догадывается, что не так-то это просто, и заверяет ее, что быстрее на берегу ничего не получится. На такое требуется немного времени. И это еще не всё.

Не всё!

Давай сменим галс.

Впереди высятся утесы, отражая легкий бриз. Время за полдень; обед запоздает. Наш новый левый галс 005° магнитных; в зависимости от бриза и сноса через четыре-пять часов нас должно вынести на двадцать с лишним морских миль либо к гавани Тополиного острова, либо в сам Залив, либо в бухту Мышастую острова Тилмена, в само́м широком устье реки Чоптанк. И вот Фенвик приступает к сути дела – к предположению Дугалда Тейлора, что целью того, кто б там ни подкатывал к Кармен Б. Секлер, может быть не кто иной, как Оррин. Фенн излагает причины вместе с собственными своими рассуждениями, дескать, несколько надуманный подкат к Оррину может в конечном итоге оказаться (или оказаться вдобавок) подкатом к нему самому, чтобы вновь втянуть его в Компанию, либо агентом, либо двурушником.

Опять возбужденье. Когда на борту успокаивается, он прибавляет, что ему нужно какое-то время на то, чтобы придумать, как со всеми этими возможными подкатами и контрподкатами разобраться к вящей выгоде для Гаса, окажись этот молодой человек еще жив под арестом ДИНА. Хочет ли Сьюзен, чтобы он вновь стал работать на Управление?

Нет!

Даже, возможно, ради Мандангаса? И Оруноко?

О боже!

Ее обхватывает рука Фенна. Мучительный выбор. Наш творческий отпуск в плавании явно заканчивается. Разница между Сьюзен и Фенвиком – быть может, между Тридцатью пятью и Пятьюдесятью – в том, что в данном случае она уж лучше готова покончить с отпуском прямо здесь и сейчас, в то время как он склонен наслаждаться (и способен наслаждаться) каждой последней морской милей, перед тем как говно хлынет по трубам по-настоящему и бесповоротно. Ну и ну, говорит он: вернулись же мы снова к миру. Как мило было вне его.

Умом Сью увлеченно где-то не здесь. Веселью действительно конец. А сегодня такой день, когда все хорошо! Фенн сдерживает мелкий позыв вопреки себе быстро спустить все паруса и раскочегарить дизель.

Ты считаешь, это возможно, задается теперь вопросом его подруга, что Манфред сымитировал Джона Пейсли как прикрытие, для того чтобы отправиться туда спасать Гаса?

В этом Фенвик сомневается: жестокое же это прикрытие! Но совсем не невозможно, особенно если вмешались факторы поважней, нежели любой урон, причиненный Кармен и Мириам, тебе и мне. В смысле – по-настоящему крупные вопросы безопасности; я даже не знаю какие. Утаивает же он нечто вроде супротивной вероятной невозможности, о какой Сьюзен задумалась и тоже ее от него утаила: что радикально настроенный, мучающийся Гас Секлер-Тёрнер мог инсценировать свое исчезновение в Чили, чтобы тайно вернуться в Мэриленд и отомстить своему отцу за падение чилийской демократии и бог знает за что еще, – или что (Феннова версия того же кошмарного рассуждения) Гаса могли использовать антипиночетовские изгнанники, «миристы»[110] или кто там еще, дабы устроить покушение на его отца, а затем сдали его ДИНА. Не у всех леваков золотые сердца. Виз-а-ви вопроса Сьюзен, говорит он, вероятно, мы никогда не узнаем. Но за неимением настоящих улик, свидетельствовавших бы об обратном, вероятнее всего, что Гаса, особо не разбираясь, убили чилийские правые силы безопасности – вместе с его товарищами, когда все они под прикрытием работали над тем, чтобы поломать то, что под прикрытием строил его отец; а Графа либо прикончил кто-то из его разнообразных врагов, в одиночку или нет, либо же он действительно случайно упал за борт и утонул. Даже безмятежная река Уай, хоть и уступает почти всех своих мертвых, отдает не всех.

Эмоции там или нет, но мы проголодались. Сью подает обед в рубку: холодный винегрет с артишоками и салат из белого крабового мяса, который она так и не предложила вчера Мириам; холодный чай из банок со свежей мятой, которую она отыскала рядом с причалом. Мы припоминаем бессчетные изысканные трапезы, что вместе готовили и съедали на милых якорных стоянках на борту этого судна; напоминание это умиротворяет Сьюзен, чьи глаза тем не менее все еще режет от зарождающихся слез по ее полубрату. В кильватере у себя мы оставляем след из