Творческий отпуск. Рыцарский роман - Джон Симмонс Барт

о невероятном совпадении и заканчивающуюся невероятным совпадением. Может ли пистолет, висящий на стене в Действии Первом, спрашивает он свою записную книжку, выстрелить в Действии Первом?

По зрелом размышлении, однако, хоть и потрясенный, он воспринимает этот постскриптум от своего сердца гораздо спокойнее, чем получил в свое время первоначальное послание: свидетельство, как он удовлетворенно заключает, того, что он примирился с перспективой своей кончины не просто умозрительно. Беспокоит его Сьюзен – и Кармен Б. Секлер, которая уже снесла достаточно скорби и с чьею попыткой принуждения нужно что-то делать.

Это последнее размышленье целительно: спокойная озабоченность сменяется гневом. Не может это быть Дуг! Ну, вообще-то, может: его друга и самого могли принудить. Но угрозой чего? Дугалд Тейлор как минимум человек столь же нравственный, как и сам Фенвик: никакая угроза ему лично не вынудит его уступить в таком деле. Его бывшая жена счастливо снова вышла замуж; детей у него нет. Несомненно, имеется родня, племянницы, племянники; более того, люди со временем не только меняют или видоизменяют свои ценности, но и способны удивить: Мэрилин Марш, к примеру, после их развода проявила как управленческий талант, так и способность к лицемерному обману, что его поражает, до того чуждым ее натуре он представлял себе и то и другое. Но Дуг!

Батюшки-светы.

К тому времени, как Фенн высаживается из автобуса в Соломоне, пот на нем просох, пульс – ровнехонько нормальные шестьдесят. Хорошо возвратиться к бряцающим фалам и брюзжащим чайкам. Он снимает галстук, расстегивает рубашку, очки оставляет болтаться на их шнурке и сокрушенно готовится скрыть от своей жены – по крайней мере, пока – вести о своем втором приступе и его возможной причине как бессмысленные. А расскажет он ей – вообще-то, даже спросит ее мнения – о якобы вымогательстве у ее матери и о том, как с ним можно покончить или как его использовать, если не возобновлять работу на Компанию. Душу Фенвика затопляет любовь к Сьюзен. Его последние годы в Управлении были так полны секретов, что он терпеть не может даже малейшего отступления от искренности в своем браке. Он могуче алчет с нею поговорить. Как бы ни была ему небезразлична бедная надломленная Мириам, он надеется, что и она, и ее потомство уже уехали.

Очевидно, да – или же они где-то в деревне, и Сьюзен вместе с ними. Дойдя до причала и жалея, что не отыскал никакого подарка, Фенн разочарован тем, что на судне подругу свою не видит. Его шкиперский глаз отмечает, что совсем недавно «Поки» окатывали и драили, хотя эту работу по судну мы выполняли только вчера. Мало того, вентиль подачи забортной воды остался незакрыт (из наконечника шланга капает), а наши палубная щетка и ведро – на узком пирсе, где их легко можно столкнуть за борт, а не в кормовой кладовой, где им и место. Вроде бы не важно. Но в рубке он замечает знак потревожнее: зеленую бутылку «Мозеля», пустую на четыре пятых, на комингсе каюты, и один картонный стаканчик на девять унций, тоже не вполне пустой, в держалке на шарнире.

Что-то пошло не так. Фенн ступает на борт, безответно зовя Сьюзен. Вот он ее видит, ничком на диванчике правого борта в рабочих шортах и футболке, лицо распухло от слез. Пока бросается к ней, сердце стиснуто беспокойством, она от него отворачивается. Он прикасается к ней – она отпрядывает, затем притягивает его к себе, отчаянно обнимает, вновь рыдает. Постепенно разворачивается повесть об

ОРДАЛИИ СЬЮЗЕН.

Мириам с мальчиками прибывают после полудня – она прикуривает одну от одной, волосы дыбом, в кожаных сандалиях; одиннадцатилетний Си в ботинках на жесткой подошве, в черных носках, черных бермудах на жирных ногах и, что невероятно, тоже курит сигарету; и двухлетний Эдгар Аллан Хо, тоже в кожаных ботинках, а в руках металлический игрушечный грузовик 1930 года без колес: остроугольный подарок какого-то торговца «антиквариатом» из Феллз-Пойнта, клиента заведения «У Кармен». Сьюзен в ужасе спешит перехватить их: неужто Мими и впрямь забыла, что кожаные подметки не годятся для деревянных палуб?

Вот Си замечает тетю Сюзи и скачет к ней вприпрыжку, пузо вываливается за ремень стариковских шортов. Эдгар рысит следом. Сухоликая Мириам останавливается прикурить свежую сигарету от бычка предыдущей. Не бегите! кричит Сьюзен. Как будто она крикнула: Ложись, – оба мальчишки тут же растягиваются на палубе пирса. Э. А. Хо просто потерял равновесие: к счастью, теряет он и свою игрушку, та тонет в бухте, не успев нанести ущерба ни «Поки», ни ему. Поднимается он с ревом, но не поранившись, если не считать мелких заноз в пятках обеих ладоней. А вот тяжелый Си тем не менее цепляется черным кожаным носком за доску настила и рушится со всего маху: ободраны оба колена и один локоть; на одном предплечье мерзкая ссадина; под ним, где он его держал, чтобы уберечь, раздавлен пакет свежих помидоров – Кармен прислала их вместе с неизбежным приветственным запасом ржаного хлеба, отварной маринованной солонины, сладкого мюнстера. От лодыжек до макушки в щепках, крови и томатном пюре, он перекатывается на спину – а также как на свою зажженную сигарету, так и на новые помидоры – и испускает героический мяв.

Сьюзен нарушает стояночное правило и сама бежит помочь. Э. А. Хо, обратившись к матери за утешеньем, снова спотыкается и шлепается. Мириам невозмутимо озирает сцену, затягивается свежей сигаретой, а старую щелчком выбрасывает, даже не глянув, в воду она упадет или кому-нибудь в рубку. Неподходящий сейчас миг напоминать о правиле нет-твердым-подошвам. Заднее число подсказывает, что Сьюзен могла бы применить причальный шланг как средство и первой помощи, и профилактики, разуть мальчишек и снять с Си уделанную мякотью одежу, промыть им царапины, пока никто не успел взойти на борт; однако сейчас ее слишком беспокоят их травмы и отвлекают их вопли, поэтому она не соображает.

И вот так «Поки» на борт всходят мать и дети, и, по дальнейшей осторожной оценке Сью, которую Фенн не может отрицать, в последующие десять минут судно несет больший урон, нежели за весь наш океанский переход с Виргин, включая и шторм у Хэнка и Чака, и еще больше урона, чем в те первые десять минут, не успевает краткий визит завершиться. Пятна крови на обивке диванчика, вероятно, так и останутся, равно как и сигаретные ожоги на комингсе из падуба, на шторм-планке штурманского стола, на тиковом умывальнике в гальюне. Кровь и помидорные пятна в тиковой настилке палубы, как и царапины от кожаной