Творческий отпуск. Рыцарский роман - Джон Симмонс Барт

Можешь вообразить, как ФБР вздрогнуло и присмотрелось, наткнувшись на этот факт. Но, очевидно, это чистейшее совпадение.

Мудр тот человек, признает Фенн, кто отличает Вудуорда и Лотропа от Вудуорда и Бернстина[94].

Столик Дугу «Космос» придержал. За холодным огуречным супом и сансерским каждый интересуется состоянием сердца у другого: общего у Тейлора с Тёрнером – один серьезный сердечный приступ, но, в отличие от своего протеже, курить он не бросил. У обоих все хорошо. Сегодня в «Клубе Космос» день органов: розовый Дугалд заказывает себе мозги, смуглый Фенвик – «сладкое мясо». Они прихлебывают резкое сансерское. В ответ на следующий запрос друга Фенн кратко описывает наш творческий отпуск в плавании и ловит себя на том – а это в обществе Дугалда нехарактерно, – что скупо воспевает (такое возможно) Карибье.

Сьюзен научила тебя быть менее невозмутимым, одобрительно замечает Дуг. Поздравляю.

Вполне допустимо для нас, бывших сотрудников. Здрасьте: вон Марк Хенри.

Фенн улыбается и машет через весь «Космос» востролицему очкастому парняге, смахивающему на писаря, в летней гарусной тройке, их взаимному бывшему коллеге по Отделению 5 (Южный Конус) Отдела Западного Полушария в Лэнгли. Субъект этот, только входя с дипломатом в руке, отвечает едва ли не балетным выражением изумления и презренья, за чем следует укоризненный яростный взгляд на Дугалда Тейлора, после чего он разглаживает себе лицо и шествует в другой зал.

Батюшки, говорит Фенвик, ему самому лицо жжет: я знал, куда дует ветер, но и представить себе не мог, что он окажется Десятибалльным.

Дугалд ровно произносит: Ты же знаешь Маркуса. В душе он все еще УСС[95], сигает на парашюте в оккупированную Францию.

С тобой, Дуг. Меня удивляет, что тебя увидят со мной. Особенно здесь.

Тогда постыдился бы, мягко отвечает Дугалд. Укор служит двойную службу – и за то, что Фенвик опубликовал «КУДОВ», и за то, что вообразил, будто друг Дуг за это станет его чураться, сколько б ни осуждал саму публикацию. Любой Тейлор может одобрять любую внутреннюю критику – один из предков Дугалда легендарен своею, касавшейся коррупции в Управлении почт США при Маккинли, и, говорят, она вынудила Теодора Рузвельта назначить Чарлза Джозефа Бонапарта произвести в этом бюро уборку. Но такое не «выносят на публику».

Не так, стоит на своем Фенн, – сейчас говоря это самому себе, но в прошлом не раз говорил так и Дугалду. На публику попросту не выносят с ходу. Сам же знаешь, как поживали мои внутренние рапорты! Тебе известно, как Компания разве что настоящих грязных трюков не пробовала, лишь бы не дать Марчетти, Эйджи, Кермиту Рузвельту[96] и мне «вынести на публику».

Из-за моей книги никого не убили, произносит он вслух. Если она подпортила несколько карьер и отменила несколько операций – тем лучше.

Дугалд отвечает: Еще раз прими мои комплименты твоей прозе. Ты действительно хорошо пишешь. Как движется роман.

Увертки Фенн не потерпит. Это не одно и то же. Мы можем здесь поговорить, Дуг?

Его друг улыбается. Потому-то я и предложил «Космос». Самое безопасное место в городе за исключением шифровальной комнаты посольства – после того, как подадут антре.

Так и есть. Старые друзья подумывают о молодом божоле; но сансерское выпито лишь наполовину и вполне сгодится. Дугалд Тейлор говорит теперь развернуто, спокойно, нависая над своими мозгами и спаржей. Нет сомнения, что книга Фенна и ее предшественницы, вместе с широкой общественностью и откликом Конгресса на наши вьетнамские и чилийские авантюры и уотергейтское фиаско, внесла свою лепту в снижение боевого духа Управления[97] и сдерживание его негласных операций в середине и второй половине 1970-х. Участились отставки и ранние выходы на пенсию, включая собственную Дугалда; вербовка компетентных стажеров – в нынешние дни это работа Маркуса Хенри – становилась все сложнее, несмотря на скверный национальный рынок труда для выпускников колледжей, особенно в области гуманитарных наук. Католические университеты получше, вроде Нотр-Дама и Фордэма, которые давно уж заместили собой Лигу плюща как первостепенную вербовочную площадку и к которым к середине 1960-х добавились университеты штатов получше, сами уступали, фот де мьё, все больше и больше «трамвайно-католическим» колледжам – вашим местным Лойолам и Канисиусам; дочерним кампусам в комплексах штатов – Огонцу, Нью-Палцу, Ипсиланти; и даже общинным колледжам – Кэтонсвиллу, Хэррисбёргскому районному, Уэст-Либерти, где среди детишек синих воротничков с беловоротничковыми устремленьями по-прежнему силен патриотизм. Однако экономическая инфляция, нефтяная напряженка, сход на нет советско-американской разрядки, удобный жупел Аятоллы Хомейни, затянувшееся удержание американских заложников в Иране и новое – «пост-вьетнамское» – поколение студентов действенно обратили эту тенденцию вспять как в студгородках, так и в Конгрессе. Ему, Дугалду, излишне говорить Фенвику, что все недопеченные романисты в стране да и немало полностью пропеченных сочиняют шпионские романы, например, и многие из них, подобно недавнему урожаю ай-яй-яй-разоблачений Управления, едва скрывают свою очарованность и зависть за рефлекторным морализаторством насчет нашего хулиганства. Фенново сочинение не окажется, хотелось бы Дугу верить, очередным романом про ЦРУ.

Решительно нет, заверяет его Фенвик. Это почти единственное, что можно о нем сказать наверняка. Но он не может обещать, что субъекты, подобные некоторым бывшим коллегам, не проплывут в случайном дрейфе по волнам повествовательного прилива.

Дугалд поднимает бокал за эту метафору и продолжает: короче говоря, ребята из Лэнгли, а также все больше девчат: это новая важная сфера вербовки, как Фенн, вероятно, слыхал, вновь процветают и готовятся к новым негласным операциям в 1980-е, кто б ни выиграл выборы в ноябре. Дугалд понимает так, что и ЦРУ, и Пентагон вновь оживляют исследования химико-биологического оружия, пребывавшие едва ль не в спячке с конца 1960-х, – пользуясь тем, что Советы недавно применили такое оружие в Афганистане, а также из-за их случайной вспышки сибирской язвы в Свердловске в 1979 году, при которой погибло более тысячи человек, а вспышка та, по его личному разумению, скорее не авария при производстве бактериологического оружия, а отказ их утлой системы здравоохранения. Нас в особенности радуют (местоимением Дугалд пользуется с невозмутимой иронией) новые разработки в области молекулярной биологии; насколько он понимает, мы либо косвенно финансируем несколько проектов по склейке генов, либо изучаем их возможности с целью разработки вирусов, от которых не существует антител или же только мы располагаем противоядиями, – но за это поручиться он лично не может. Болезнь легионеров, по информации лучшего друга Фенна, не была каким-то нашим экспериментом, что бы там ни заявляли Советы. Надо сказать, шикарное бы это было прикрытие: кто б заподозрил даже нас – пусть мы и опрыскивали Сан-Франциско