Творческий отпуск. Рыцарский роман - Джон Симмонс Барт

пробным штаммом респираторной бациллы в конце Шестидесятых и проводили разнообразные эксперименты на ни о чем не подозревавших ветеранах войны в госпиталях Администрации по делам ветеранов – в том, что мы экспериментируем со съездом Американского Легиона в Колыбели Свободы, Городе Братской Любви? Уж несомненно мы не станем применять наши фирменные вирусы для индивидуального покушения; для этого у нас имеется обширный каталог средств, и некоторые разработаны уже после Фенвика. Но чтобы устранить небольшую сплоченную группу – скажем, лагерь партизан, – должным образом привитый антителами крот мог бы нанести кому-либо буквально поцелуй смерти. Чудеса науки.

Упоминание о кротах подводит былого наставника Фенвика – уже за кофе и сигарой – к Манфреду, кто в определенных областях выступал его наставником. Он, Дугалд, может рассказать все, что знает по этому параграфу, не боясь, что у него прочтут по губам, скажем, с другой стороны зала, заявляет он, поскольку известно ему лишь о существовании среди его профессиональных знакомых двух школ мысли, касающихся пейслиподобного исчезновения Манфреда, и обе они очевидны: близнец Фенна случайно или по заданию обнаружил глубокого крота, по-прежнему, как считалось, населявшего Управление, невзирая на Операцию Китти-Хок, и его нейтрализовали агенты либо КГБ, либо самого/ой крота; или же сам Манфред и был кротом, и его нейтрализовала команда, обнаружившая, что он таков, – а вопрос, убили его или изолировали, представляет под-школы этого мнения. Нет общего ощущения – хотя сам Дугалд такой возможности и не исключает, – что мореходное самоубийство[98] Джона Артура Пейсли попросту вдохновило Манфреда Тёрнера сделать то же самое по какой угодно причине.

И я этой возможности не исключаю, Дуг.

Не исключаешь. А тебе известны какие-либо причины, почему Граф мог бы свести счеты с жизнью?

Фенн распознает, что вопрос его друга профессионален. Отвечая прямо – что ему не известна ни одна, однако от брата он отдалился после ухода из Компании и написания «КУДОВ», – а не интересуясь, не консультант ли Управления сейчас Дугалд, он сигнализирует о своем понимании и принятии такого положения дел.

Дугалд кивает и вздыхает. Вот и мы ни одной не знаем.

Спасибо, Дуг. Вообще-то мне сложно вообразить, что Граф стал бы использовать «Поки», чтобы покончить с собой. Он знал, как я люблю это судно; знал, что мы со Сьюзен планировали провести на нем наш творческий отпуск в плавании. После его смерти я продал бы судно, если б оно не было тем, на котором Сьюзен меня соблазнила.

Понимаю.

Граф мог подолгу таить обиду; кажется, он так до конца и не простил мне то, что я, например, развелся с Мэрилин Марш. Но злобы в нем не было, и он любил свою семью. Либо его кто-то сцапал, либо он утонул случайно, и так вышло, что его, в отличие Пейсли, не нашли. Был ли он тем кротом, Дуг.

Нет. Каким-нибудь кротом – возможно, хотя глубоко убежден, что нет. Но не тем самым кротом, Фенвик. Еще до конца этого года в Федеральном суде в Балтиморе обвинят очередного как бы крота среди нас[99]. На него у нас есть все. Но и он, по нашему мнению, не тот самый крот.

Читатель уже наверняка оценил Фенвикову модуляцию вопроса на Тейлоров манер. Далее следует оценить, что, раз Дугалд ответил без колебаний и недвусмысленно, неподобающе окажется Фенну задавать дополнительные вопросы из праздного любопытства, что же именно его друг, похоже, знает: кем может оказаться «тот самый» крот.

Из кого угодно в роде занятий Графа, вместо этого замечает он, получаются серьезные враги.

Дугалд пыхает и кивает. Серьезные и мудреные враги. И в нашем доме, и в других[100]. Уверен, это знаешь и ты, Граф не всегда делегировал свою работу агентам и связным, как ему следовало бы делать.

Знаю, Дуг.

В определенных и весьма чувствительных областях твой брат был неисправимым сам-себе-головой, вопреки всем правилам.

И это знаю.

Он не только предпочитал так действовать, Фенн; ему это, я боюсь, нравилось.

М-м.

Обед окончен; их встреча – нет. После нескольких мгновений молчания двое мужчин переглядываются; Дугалд произносит: Я уже оставил расписку за счет. Прогуляемся.

Они прогуливаются – обратно к Эспланаде. Великолепный обед, говорит Фенн.

Не так ли. Мне тебе незачем указывать, Фенн, что твоя публичная критика нас вместе с твоим грядущим академическим назначением – я забыл тебя с ним поздравить…

Спасибо. Я могу его принять или не принять, в конце концов, как и Сьюзен свое.

Вот оно что.

Можем все послать и отправиться вокруг света под парусом.

О, ну что ж тогда. Я собирался сказать, что теперь у тебя шикарное прикрытие, для того чтоб двурушничать, если б ты был к этому склонен.

Дугалд. На секунду Фенну приходит на ум задаться вопросом, не глубокий ли крот его друг. Однако далее Дугалд заявляет – тем особым манером, каким обычно говорит о щекотливых делах, едва шевеля губами, что если только на Фенвика выйдут иностранные агентства – не КГБ, как можно догадаться, а какое-нибудь подразделение попростодушнее, вроде ДИНА[101], – и будь он настроен принять подачу, он, Дугалд, уполномочен сообщить, что их общий бывший работодатель готов простить Фенвику его прегрешения и посодействовать в его предполагаемом поиске дальнейших сведений о Манфреде и Гасе.

Фенн останавливается на солнечном тротуаре Дюпон-сёркл. О Гасе.

Да.

Ясно, что это еще не все. Фенн пять секунд взвешивает ситуацию, а затем обещает обдумать предложение их бывшего нанимателя. Они возобновляют прогулку.

Мне бы хотелось спросить, обходительно продолжает Дугалд немного погодя, не выходили ли уже на тебя, насколько тебе известно, подобным образом.

Насколько мне известно – нет, Дуг. Но как нам знать, эт сетера.

Разумеется. Таинственные Силы![102]

А на самом деле понимает Фенн то, что протекающий между ними разговор может запросто оказаться тем самым подкатом, о каком и говорит Дугалд, а друг его – агентом или агентом агента. Они ждут сигнала светофора. Переходя, Фенн произносит: Ты упомянул Гаса.

Упомянул. До сведения нашего бывшего нанимателя дошло, что среди антиправительственных заключенных, содержащихся на некоем острове у южного побережья Чили, присутствует некоторое количество иностранцев, и не все они из Боливии, Аргентины или Кубы.

Дугалд.

Эти не-чилийские десапаресидос не Исчезли непоправимо – не все, во всяком случае, – по обычной причине: их семьи могут быть заинтересованы в содействии их репатриации привычными способами. Тебе занятно будет услышать, что на твою тещу уже вышел агент правительства, дружественного к Чили…

Кармен!

Кармен.

Иисусе Христе, Дуг! Какого правительства? Фенн показывает