Вчера - Олег Зоин

Слава богу, наш 7‑й «А» расположили справа от входа в обычной прямоугольной комнате. Есть ещё и 7‑й «Б». Через год наши восьмые классы переведут в какую–нибудь другую школу.

Почему я обрадовался наличию девчонок? Дело в том, что в послевоенные годы строго соблюдался принцип раздельного обучения. Лучшей женской школой считалась 5‑я, а лучшей мужской — 11‑я. Но с 1949/50‑го учебного года система почему–то ослабела и ряду школ разрешили смешанное обучение.

В нашем классе из двадцати восьми учеников было больше половины девчёнок. Я сел в левом ряду от окна и в первый же день обратил внимание на очень привлекательную девочку в светло–зелёном платьице, она сидела справа от меня в среднем ряду и выглядела просто прелестно.

Уже к концу первого дня я узнал, что её зовут Валюша Серёгина, и был необъяснимо счастлив в тот день…

Седьмой класс успешно закончен. Желание нравиться девочке Вале благотворно сказалось на успеваемости. Я впервые отучился на пятерки и четверки. Не было в седьмом классе и прогулов, так расстраивавших маму в прошлые годы. Странно, но бежал в школу, как на свидание. Теперь я понимаю, что это и были первые свидания.

В конце учебного года нескольких пацанов и девчёнок из нашего и параллельного классов приняли в комсомол. Что это такое, ещё предстояло разобраться. Одно было ясно из немногословных ремарок взрослых, — комсомол это нечто, чего нельзя обойти и проигнорировать, не испортив себе жизнь.

В знак поощрения и чтобы меня не тянуло на путешествия, мама взяла мне и себе путевки в дом отдыха речников в Цюрупинске под Херсоном.

Вот это лето так лето! А два дня пароходного круиза до Херсона!.. А три недели праздничного ничегонеделанья в доме отдыха… А ежедневные походы в дельту Днепра на рыбную ловлю и купанье… Тем не менее, в конце пребывания в доме отдыха уже сильно потянуло домой.

В середине августа я наведался в школу и оказалось, что нас ждёт масса новостей. Два восьмые класса переводят в 23‑ю школу, что на улице Михеловича, около нового (хотя и в дореволюционном здании) городского почтамта. Всё это я живо обсудил с Валюшей, которую встретил в школе.

На обратном пути из школы, захлебываясь от нетерпения и перебивая друг друга, рассказывали друг другу о летних радостях. Она про свой последний пионерлагерь, а я про дом отдыха. Оба очень обрадовались встрече.

Я провел её до дома и узнал, что она живет недалеко от меня на 1‑й Московской на первом этаже то ли двухэтажного то ли трехэтажного старорежимного ЖАКТовского дома с массой веранд, мансард, балконов, надстроек и навесов. Всё это парижское великолепие было прочно оплетено тропическими зарослями дикого винограда.

А потом оказалось, что на следующий день мы ещё раз случайно встретились у школы в связи с переводом в 23‑ю. Потом вместе пошли смотреть новую школу, она располагалась совсем недалеко от наших домов, от моего — полтора квартала, от валиной 1‑й Московской — два.

В сентябре началась уже серьёзная учеба, мы стали старшеклассники. С Валюшей у нас разбушевалась любовь, и мы минуты не могли прожить друг без друга — вместе в школу, вместе из школы. По вечерам долгие прогулки «при луне» до глубокой ночи. Однако в то время у подростков было очень много крепких «табу» и поэтому нравственность ещё долго могла спать спокойно, — это были прогулки невинных ангелочков.

Естественное для молодых желание быть первым подстегивалось тем, что жизнь молодого идальго проходила на глазах у принцессы. А тут ещё закипела в школе общественная жизнь. Практически все в наших двух восьмых классах повступали в комсомол. Меня избрали секретарём комитета ЛКСМУ школы.

При выборах комитета на общем комсомольском собрании школы произошел важный в нравственном отношении эпизод. Когда в пионерской комнате собралась счётная комиссия подсчитать голоса, зачем–то позвали и меня, так как партбюро школы «наметило» меня в секретари. Оказалось, что проходит в комитет одна девица, которую я недолюбливал. Я сказал об этом пионервожатой, возглавлявшую счётную комиссию. Она ответила, что вопрос решаемый.

— А кого ты хочешь? — спросила безразлично. Я ответил, назвав приятную девочку из параллельного класса. Вожатая взяла пачку запасных бюллетеней, и, проставив соответствующие галочки, заменила ими столько же бюллетеней, поданных за неприемлемую девицу. Через пять минут счетная комиссия вышла в актовый зал и вожатая со сцены уверенно, под дружные аплодисменты комсомольцев, зачитала протокол голосования. Моя протеже вошла в состав комитета!.. При распределении обязанностей я всучил ей должность замсекретаря… Валюше Серёгиной досталась должность редактора стенгазеты, так как она хорошо рисовала, а моя общественная работа без Валюши рядом была бы, вероятно, не столь результативной.

Урок коммунистической «нравственности» показал вседозволенность в круге посвященных хоть в небольшую власть. Хотя, если честно, сколько лет прошло, а до сих пор противно…

Не могу без волнения вспоминать свою первую любовь. Вот забавный момент. В первые дни сентября, когда мы с Валей только налаживали отношения, мы тянулись друг к другу, но вели себя скромно, даже без поцелуев. Однажды я пригласил её к себе домой по какому–то там учебному поводу. Скажем, взять книжку.

Мы сели на диван, и я стал перед ней выпендриваться. Стали листать книги, а ведь их у меня к тому времени насобиралась целая этажерка. Да и малый я вроде был крутой — комсорг школы, член горкома комсомола. Так я и стал её поражать своими продвинутостями в сверхпрограммных знаниях. Взял с этажерки тяжеленный 1‑й том «КАПИТАЛа» Маркса (я зачем–то в начале учебного года купил трёхтомник) и стал чего–то там зачитывать из третьей главы. Валюша слушала–слушала марксову ахинею, а затем вырвала из моих рук книжищу и, закинув её за спинку дивана и едва не сбросив при этом с полочки семерых мраморных слоников, крепко меня поцеловала.

Вот так великий Маркс был в мгновение элементарно побежден девочкой из 8‑го «А». Мы с добрый час самозабвенно целовались. Потом, зная, что скоро с работы придет моя мама, убежали в Дубовку, где наша обычная целомудренная прогулка превратилась в ураган бурной, но контролируемой страсти…

Но не вечно же ждать, когда я соображу, что и как. И Валюша взяла власть в свои руки. Тут уж вмешалась матушка–природа, и мне стало не до марксистской демагогии. Так и началось. То у неё, то у меня. Но, говорю же, без крайностей…

Тем не менее я серьезно увлёкся коммунизмом. Поверил в будущий рай. Надо только круглосуточно, как Павка Корчагин, работать и терпеливо ждать. Читал запоем Маркса, Энгельса, Ленина и Сталина. Познавал их казуистические построения так же страстно и нетерпеливо, как познавал на вечерних встречах тело милой Валюшки. Маркс сулил рай далеко в светлом будущем, а с Валюшкой раем казался не только каждый вечер, но и, конечно, каждая минута в школе.

В октябре меня делегировали на городскую комсомольскую конференцию. Конференция прошла со всей возможной красной обрядностью в новом Дворце Культуры Строителей на 13‑м поселке. Весь партийный антураж старшие товарищи преподнесли молодой смене во всём блеске. Оркестр на ступеньках ДК. Регистрация в вестибюле. Красные мандаты — как у старших товарищей на их съездах и конференциях. Хорошо выглаженный кумач на столе президиума. Скромный графин с водой в середине стола. Стакан воды на обрезе трибуны с гербом СССР. Ленин в виде массивного гипсового бюста в левом парадном углу зала, а на багряном занавесе сцены, над столом президиума огромный цветной портрет товарища Сталина и ещё выше — приветственный лозунг в адрес молодых строителей коммунизма. Свежие областные газеты в изголовье каждого кресла. Весёлые, молодые, счастливые лица делегатов. Невиданные многими буфеты в холлах. Ну, прямо — съезд ВКП(б)!

После отчётного доклада первого секретаря горкома комсомола я зажигательно выступил в прениях «от имени и по поручению» учащейся молодежи Запорожья. «Самородка» заметили в президиуме, и меня избрали в состав городского комитета ЛКСМУ. Началась карьера будущего вождя всего прогрессивного человечества…

Во втором полугодии 50/51‑го учебного года мой комсомольский взлёт успешно продолжился. Я стал знаменит в масштабе города. Часто ездил с зажигательными выступлениями по строительным объектам, был на каком–то запылённом заводике. Особенно запомнилась поездка 23‑го февраля на станцию Мокрая к летунам стоявшего там истребительного полка. Я выступил, как обычно, с обличением происков империалистов, в защиту молодой Китайской Народной республики, против засевших на Тайване чанкайшистов, сорвал овацию…