Дао Блаженств - Александр Матяш

Д: Тем, что вносим в это действие свои проекции, тем, что воспринимаем себя достойными этого.

А: Да. Если не вносить своих проекций, то в ударе по щеке не содержится никакого наказания, даже если удар был очень сильный, и это была не просто пощечина. Когда нас бьют по щеке, то вся боль, все наказание, весь дискомфорт, который мы при этом испытываем, поднимается из этого внутреннего эгового центра. Он не носит объективного характера, не обладает самостоятельным бытием, его просто нет. Поэтому когда мы говорим: Господи, я этого достоин – это похоже на притчу об одном астрологе, который предсказал дату смерти своего сына, и когда предсказание не сбылось, то он сам смахнул ему голову с плеч только для того, чтобы предсказание все-таки сбылось и он бы, таким образом, не оплошал. Когда мы это произносим, то мы говорим правду, но правду, которую мы тут же сами и создали тем, что так это восприняли.

Д: Если бы в этот момент мы смогли сказать себе что-то другое, например: «что это с ним?», тогда, возможно, мы бы просто увидели, что тот человек по какой-то причине вышел из себя. Причина может быть какой угодно, но она не имеет отношения к нам. С другой стороны, есть представление, что ничто в жизни не происходит случайно. Оно, видимо, накладывает свой отпечаток на такое восприятие. Возникает вопрос: почему со мной это случилось? Ответов, наверное, столько же, сколько различных проекций, но ведь возможен и такой: а вдруг меня Господь проверяет на адекватность? Что во мне сработает, когда со мной это произойдет?

А: Да. Важно понимать, что когда нас бьют по щеке, и в нас мгновенно возникает обида, просто сказать себе, что все это пустяки, не получится. То есть, сказать-то мы можем, но чувство обиды и досады в нас останется, потому что невозможно простым произнесением слов подменить ту глубокую внутреннюю работу, которую мы должны с собой произвести для того, чтобы заставить замолчать наш эговый центр, заставить его прекратить испускать свои смертоносные эманации, отравляющие всю нашу жизнь. Можно сделать это с помощью глубокого внутреннего созерцания, но все равно, это должно иметь какую-то отдачу на более внешних, социальных и межличностных уровнях, в сфере выборов и поступков. Какой она будет?

Выстраивая этот ряд (начиная с 39-го по 42-ой стих), Христос дает понять, что все это делается из любви к тому человеку, который от нас чего-то требует. Из любви, которая оказывается невосприимчивой к его корыстному животному эгоизму, из любви, на которую не оказывают влияние его эговые импульсы и побуждения по отношению к нам. Как любовь может все это игнорировать, каким образом? Если мы ответим на этот вопрос, то только тогда ты, Вероника, сможешь соотнести смысл Нагорной проповеди Христа с тем, почему твоего сынишку надо наказывать.

Д: Как любовь может игнорировать?

А: Может.

Д: Другого человека?

А: Нет, не человека, а его эгоистичные импульсы. Это ведь не слепая любовь. Когда любовь слепа, то она приносит максимум разрушений. Речь идет о той любви, которая исходит из глубины нашего сердца, из той глубины, в которой только единственно и живет Господь, и которая смотрит прямо в ту глубину сердца другого, внутри которой Господь живет точно так же; и смотрит любовь в нее сквозь все наслоения эго, пытающегося от нас эту глубину скрыть за эговыми «разборками». И Христос призывает взаимодействовать с другим человеком, глядя прямо в эту глубину, веря в нее – вот что самое главное. Поэтому между тем, что говорит Христос и тем, что твоего сына надо наказывать, нет противоречия, потому что и то и другое надо делать, веря в эту глубину, глядя в нее, вглядываясь в нее из своей собственной глубины. И наказывать его не ради удовольствия или от бессилия, а вглядываясь в эту глубину, пытаться ее разбудить, пытаться помочь ей выйти наружу.

Теперь нам нужно вернуться к словам Ульяны о том, что если подставить другую щеку, то обидчик не сможет по ней ударить. Ударит – и в третий раз, и в четвертый, но с тем, кто это сделает, потом будут происходить странные вещи. Возможно, мы никогда этого не увидим, но мы должны верить, что это действительно так. И немецкие солдаты, после всех зверств, которые они тут творили, приходили к Богу. Это главный смысл 39-го стиха.

У: То есть, все-таки щека подставляется ради спасения души обидчика?

А: Нет, нет там этого дуализма. Мы Господа в себе не сможем сохранить, если не увидим Его в другом. «Возлюби ближнего твоего как самого себя» (Мф 22.39). Если мы скажем себе: Господь есть только в моей душе, а это – изверг, мы тут же создадим проекцию и свою душу погубим. Если же скажем: я не ради себя, а ради его души стараюсь, что в бессознательное упадет?

Д: Гордыня.

А: Да. И стало быть, разделение. Любовь же требует иного, противоположного разделению. А что ему противоположно? Слияние. В слиянии любви, только в ней заключен глубинный смысл Нового Завета. На иконе Христа Вседержителя написано: «Заповедь новую даю вам: да любите друг друга». И через это спасайтесь. Мы не сможем спасти другого, не спасая себя. В этом, кстати говоря, заключается основной смысл школы махаяны, великой колесницы.

Для того, чтобы выйти из мира, не достаточно побрить голову, нужно произвести мощную энергию, которая разрушит страсти всего сущего. Не достаточно придерживаться нравственных правил, нужно отказаться от чистой этики сердца… Не достаточно в одиночестве предаваться медитации в джунглях, нужно находиться в водовороте сансары, использовать мудрость и все средства для помощи всему живому, для спасения всего живого, для его освобождения. Нужно не упиваться нирваной, а использовать ее энергию, чтобы все живое наполнилось дхармой Будды. (Вималакирти нирдеша сутра II в н. э.)

Вот главная эзотерическая суть этих строк. И вот как все переплетается.

43 Вы слышали, что сказано: люби ближнего твоего и ненавидь врага твоего.

44 А Я говорю вам: любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящим вас и молитесь за обижающих вас и гонящих вас,

Д: Это продолжение темы преодоления границы между «я» и «не-я», деления мира на своих и чужих. Поэтому Он говорит: «Любите врагов ваших»: чтобы не было этого деления, чтобы враги перестали быть врагами.

А: Да. Вот главная проблема христианства – почему оно вот уже две тысячи лет не может преодолеть этого разделения? Потому что все, что говорил Иисус в Нагорной проповеди, все, что говорили святые отцы, – все можно понять двояко. Просто наше сознание так устроено. Что делает человек недалекий, догматичный, но желающий искренне верить и спасать свою душу, прочитав слова: «Любите врагов ваших». Он их зарезать готов, но – нельзя! – махнул рукой, крякнул с досадой: «Э-х, ладно!»

М: И загнал свою ненависть глубоко в бессознательное, а самого всего скручивает…

Д: А ведь это основной принцип Тантры…

А: Ну… я бы сказал, что это подпринцип (44-й стих).

В: А что значит «основной принцип»?

Д: Это принцип, когда ты не делишь мир на агнцев и козлищ. Мне Саша недавно объяснял, что делать, если испытываешь трудности в общении с разными людьми или с принятием ситуации. Надо просто увидеть ситуацию по-другому и действительно перестать делить: это хорошее, это плохое, один страдалец, а другой мучитель. Основной принцип Тантры в том и состоит, чтобы перестать плохое отделять от хорошего и принимать все, что есть, как единое целое, включая в эту картину и самого себя. И тогда плохое начинает переплавляться.

А: Да, и хорошее тоже начинает переплавляться.

Д: Ну, да. Потому что если оно только хорошее, то оно неполное, а значит – не цельное.

А: Система очень гибкая, динамичная, все компоненты взаимосвязаны между собой до последней степени. Эта взаимосвязь прослеживается как в случае расширения сознания и снятия проекций, так и в случае их нагнетания. Так, если мы начнем усиливать и сгущать краски во всем, что касается «плохого», то точно так же и хорошее начнет переплавляться, правда, на этот раз – в противоположную сторону. Лучше всего эту способность к переворачиванию смысла выражает русская пословица: «Заставь дурака богу молиться, он и лоб расшибет». Вся беда в том, что почти все евангельские притчи могут быть поняты вот так двояко. А до их глубинного эзотерического смысла добраться очень непросто.

Д: Как огрубляются слова Иисуса! А вместе с ними – и сама жизнь…

А: Ну, Даша, я думаю, что бо́льшая часть тех воплощенных душ, которые считали себя христианами, воспринимали этот текст именно так.

Д: Поэтому и вера у нас такая неполная – недо-вера: тут верю, тут не верю, а тут все время сомневаюсь.

А: Православие чрезвычайно страдает от задогматизированности. Живому чувству и живой мысли очень трудно найти в нем опору, как и в католичестве, как и во всех остальных религиях Книги.

Д: В католичестве, мне кажется, еще хуже. Там даже сердечности не осталось.