Стихотворения и поэмы - Борис Пастернак
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
7
Весенний день тридцатого апреля
Весенний день тридцатого апреляС рассвета отдается детворе.Захваченный примеркой ожерелья,Он еле управляется к заре.
Как горы мятой ягоды под марлей,Всплывает город из-под кисеи.По улицам шеренгой куцых карлицБульвары тянут сумерки свои.
Вечерний мир всегда бутон кануна.У этого ж особенный почин.Он расцветет когда-нибудь коммунойВ скрещеньи многих майских годовщин.Он долго будет днем переустройства,Предпраздничных уборок и затей,Как были до него березы тройцыИ, как до них, огни панатеней.Все так же будут бить песок размякшийИ на иллюминованный карнизПодтаскивать кумач и тес. Все так жеПо сборным пунктам развозить актрис.И будут бодро по трое матросыГулять по скверам, огибая дерн.И к ночи месяц в улицы вотрется,Как мертвый город и остывший горн.Но с каждой годовщиной все махровейТугой задаток розы будет цвесть,Все явственнее прибывать здоровье,И все заметней искренность и честь.Все встрепаннее, все многолепестнейЛожиться будут первого числаЖивые нравы, навыки и песниВ луга и пашни и на промысла.Пока, как запах мокрых центифолий,Не вырвется, не выразится вслух,Не сможет не сказаться поневолеСозревших лет перебродивший дух.
Столетье с лишним не вчера
Столетье с лишним не вчера,А сила прежняя в соблазнеВ надежде славы и добраГлядеть на веши без боязни.Хотеть в отличье от хлыщаВ его существованьи кратком,Труда со всеми сообщаИ заодно с правопорядком.И тот же тотчас же тупикПри встрече с умственною ленью,И те же выписки из книг,И тех же эр сопоставленье.
Но лишь сейчас сказать пора,Величьем дня сравненье разня:Начало славных дней ПетраМрачили мятежи и казни.
Итак, вперед, не трепещаИ утешаясь параллелью,Пока ты жив, и не моща,И о тебе не пожалели.
Весеннею порою льда
Весеннею порою льдаИ слез, весной бездонной,Весной бездонною, когдаВ Москве конец сезона,Вода доходит в холодаПо пояс небосклону,Отходят рано поезда,Пруды желто-лимонны,И проводы, как провода,Оттянуты в затоны.
Когда ручьи поют романсО непролазной грязи,И вечер явно не про насТаинственен и черномаз,И неба безобразьеКак речь сказителя из массИ женщин до потопа,Как обаянье без гримасИ отдых углекопа.
Когда какой-то брод в груди,И лошадью на бродеВ нас что-то плачет: пощади,Как площади отродье.Но столько в лужах позадиЗатопленных мелодий,Что вставил вал и заводиМашину половодья.
Какой в нее мне вставить вал?Весна моя, не сетуй.Печали час твоей совпалС преображеньем света.
Струитесь, черные ручьи.Родимые, струитесь.Примите в заводи своиОколицы строительств.
Их марева как облакаЗарей неторопливой.Как август, жаркие векаСтопили их наплывы.В краях заката стаял лед.И по воде, оттаяв,Гнездом сполоснутым плыветУсадьба без хозяев.Прощальных слез не осушаИ плакав вечер целый,Уходит с запада душа,Ей нечего там делать.Она уходит, как веснойЛимонной желтизноюЗакатной заводи леснойПускаются в ночное.Она уходит в перегнойПотопа, как при Ное,И ей не боязно однойБездонною весною.Пред нею край, где в пояснойПоклон не вгонят стона,Из сердца девушки сеннойНе вырежут фестона.Пред ней заря, пред ней и мнойЗарей желто-лимоннойПростор, затопленный весной,Весной, весной бездонной.И так как с малых детских летЯ ранен женской долей,И след поэта только следЕе путей, не боле,И так как я лишь ей задетИ ей у нас раздолье,То весь я рад сойти на нетВ революцьонной воле.О том ведь и веков рассказ,Как, с красотой не справясь,Пошли топтать не осмотрясьЕе живую завязь.А в жизни красоты как разИ крылась жизнь красавиц.Но их дурманил лоботрясИ развивал мерзавец.Венец творенья не потрясУчаствующих и погрязВо тьме утаек и прикрас.Отсюда наша ревность в насИ наша месть и зависть.
На ранних поездах
(1936 - 1944)
Художник
1
Мне по душе строптивый норовАртиста в силе: он отвыкОт фраз, и прячется от взоров,И собственных стыдится книг.
Но всем известен этот облик.Он миг для пряток прозевал.Назад не повернуть оглобли,Хотя б и затаясь в подвал.
Судьбы под землю не заямить.Как быть? Неясная сперва,При жизни переходит в памятьЕго признавшая молва.
Но кто ж он? На какой аренеСтяжал он поздний опыт свой?С кем протекли его боренья?С самим собой, с самим собой.
Как поселенье на гольфштреме,Он создан весь земным теплом.В его залив вкатило времяВсе, что ушло за волнолом.
Он жаждал воли и покоя,А годы шли примерно так,Как облака над мастерскою,Где горбился его верстак.
2
Как-то в сумерки ТифлисаЯ зимой занес стопу.Пресловутую теплицуЛихорадило в гриппу.
Рысью разбегались листья.По пятам, как сенбернар,Прыгал ветер в желтом плисеОголившихся чинар.
Постепенно все грубело.Север, черный лежебок,Вешал ветку изабеллыПеред входом в погребок.Быстро таял день короткий,Кротко шел в щепотку снег.От его сырой щекоткиРазбирал не к месту смех.Я люблю их, грешным делом,Стаи хлопьев, холод губ,Шапки, шубы, дым из труб.Я люблю перед бураномПрисмеревшие дворы,Присмиревшие дворы,Нашалившей детворы,И летящих туч обрывки,И снежинок канитель,И щипцами для завивкиИх крутящую метель.Но впервые здесь на югеСредь порхания пургиЯ увидел в кольцах вьюгиУгли вольтовой дуги.Ах, с какой тоской звериной,Трепеща, как стеарин,Озаряли мандариныКрасным воском лед витрин!Как на родине миньоныС гетевским: "Dahin!", "Dahin!",11Полыхали лампионыСубтропических долин.И тогда с коробкой шляпной,Как модистка синема,Настигала нас внезапноНастоящая зима.Нас отбрасывала в детствоБелокурая копнаВ черном котике кокетстваИ почти из полусна.
3
Скромный дом, но рюмка ромуИ набросков черный грог,И взамен камор хоромы,И на чердаке чертог.
От шагов и волн капотаИ расспросов ни следа.В зарешеченном работойСводе воздуха слюда.
Голос, властный, как полюдье,Плавит все наперечет.В горловой его полудеЛожек олово течет.
Что ему почет и слава,Место в мире и молваВ миг, когда дыханьем сплаваВ слово сплочены слова?
Он на это мебель стопит,Дружбу, разум, совесть, быт.На столе стакан не допит,Век не дожит, свет забыт.
Слитки рифм, как воск гадальный,Каждый миг меняют вид.От детей дыханье в спальнойПаром их благословит.
4
Он встает. Века, гелаты.Где-то факелы горят.Кто провел за ним в палатуОстроверхих шапок ряд?
И еще века. Другие.Те, что после будут. Те,В уши чьи, пока тугие,Шепчет он в своей мечте.
Этого хоть захлебнись.Время пощадит мой почеркОт критических скребниц.
Разве въезд в эпоху заперт?Пусть он крепость, пусть и храм,Въеду на коне на паперть,Лошадь осажу к дверям.
Не гусляр и не балакирь,Лошадь взвил я на дыбы,Чтоб тебя, военный лагерь,Увидать с высот судьбы.
И, едва поводья тронув,Порываюсь наугадВ широту твоих прогонов,Что еще во тьме лежат.Как гроза, в пути объемляЖизнь и случай, смерть и страсть,Ты пройдешь умы и земли,Чтоб преданьем в вечность впасть.Твой поход изменит местность.Под чугун твоих подков,Размывая бессловесность,Хлынут волны языков.Крыши городов дорогой,Каждой хижины крыльцо,Каждый тополь у порогаБудут знать тебя в лицо.Безвременно умершему
Немые индивиды,И небо, как в степи.Не кайся, не завидуй,Покойся с миром, спи.Как прусской пушке бертеНе по зубам Париж,Ты не узнаешь смерти,Хоть через час сгоришь.Эпохи революцийВозобновляют жизньНарода, где стрясутся,В громах других отчизн.Страницы века громчеОтдельных правд и кривд.Мы этой книги кормчейПростой уставный шрифт.Затем-то мы и тянем,Что до скончанья днейИдем вторым изданьем,Душой и телом в ней.Но тут нас не оставят.Лет через пятьдесят,Как ветка пустит паветвь,Найдут и воскресят.
Побег не обезлиствел,Зарубка зарастет.Так вот в самоубийстве льСпасенье и исход?Деревьев первый инейУбористым сучьемВчерне твоей кончинеДостойно посвящен.
Кривые ветки ольшинКак реквием в стихах.И это все; и большеНе скажешь впопыхах.
Теперь темнеет рано,Но конный небосводС пяти несет охрануОкраин, рощ и вод.
Из комнаты с венкамиВечерний виден дворИ выезд звезд верхамиВ сторожевой дозор.
Прощай. Нас всех рассудитНевинность новичка.Покойся. Спи. Да будетЗемля тебе легка.
Путевые записки