Стихотворения и поэмы - Борис Пастернак

2

Баллада

Дрожат гаражи автобазы,Нет-нет, как кость, взблеснет костел.Над парком падают топазы,Слепых зарниц бурлит котел.В саду табак, на тротуареТолпа, в толпе гуденье пчел.Разрывы туч, обрывки арий,Недвижный Днепр, ночной подол."пришел", летит от вяза к вязу,И вдруг становится тяжелКак бы достигший высшей фазыБессонный запах матиол."Пришел", летит от пары к паре,"Пришел", стволу лепечет ствол.Потоп зарниц, гроза в разгаре,Недвижный Днепр, ночной подол.Удар, другой, пассаж, и сразуВ шаров молочный ореолШопена траурная фразаВплывает, как больной орел.Под ним угар араукарий,Но глух, как будто что обрел,Обрывы донизу обшаря,Недвижный Днепр, ночной подол.Полет орла, как ход рассказа.В нем все соблазны южных смолИ все молитвы и экстазыЗа сильный и за слабый пол.Полет сказанье об икаре.Но тихо с круч ползет подзол,И глух, как каторжник на каре,Недвижный Днепр, ночной подол.Вам в дар баллада эта, гарри.Воображенья произволНе тронул строк о вашем даре:Я видел все, что в них привел.Запомню и не разбазарю:Метель полночных матиол.Концерт и парк на крутояре.Недвижный Днепр, ночной подол.

Вторая баллада

На даче спят. В саду, до пятПодветренном, кипят лохмотья.Как флот в трехъярусном полете,Деревьев паруса кипят.

Лопатами, как в листопад,Гребут березы и осины.На даче спят, укрывши спину,Как только в раннем детстве спят.

Ревет фагот, гудит набат.На даче спят под шум без плоти,Под ровный шум на ровной ноте,Под ветра яростный надсад.Льет дождь, он хлынул с час назад.Кипит деревьев парусина.Льет дождь. На даче спят два сына,Как только в раннем детстве спят.

Я просыпаюсь. Я объятОткрывшимся. Я на учете.Я на земле, где вы живете,И ваши тополя кипят.Льет дождь. Да будет так же свят,Как их невинная лавина...Но я уж сплю наполовину,Как только в раннем детстве спят.

Льет дождь. Я вижу сон: я взятОбратно в ад, где все в комплоте,И женщин в детстве мучат тети,А в браке дети теребят.Льет дождь. Мне снится: из ребятЯ взят в науку к исполину,И сплю под шум, месящий глину,Как только в раннем детстве спят.

Светает. Мглистый банный чад.Балкон плывет, как на плашкоте.Как на плотах, кустов щепотиИ в каплях потный тес оград.(я видел вас раз пять подряд.)

Спи, быль. Спи жизни ночью длинной.Усни, баллада, спи, былина,Как только в раннем детстве спят.Лето

Ирпень это память о людях и лете,О воле, о бегстве из-под кабалы,О хвое на зное, о сером левкоеИ смене безветрия, ведра и мглы.

О белой вербене, о терпком терпеньиСмолы; о друзьях, для которых малыМои похвалы и мои восхваленья,Мои славословья, мои похвалы.Пронзительных иволог крик и явленьеКитайкой и углем желтило стволы,Но сосны не двигали игол от лениИ белкам и дятлам сдавали углы.Сырели комоды, и смену погодыДревесная квакша вещала с сучка,И балка у входа ютила удода,И, детям в угоду, запечье сверчка.В дни съезда шесть женщин топтали луга.Лениво паслись облака в отдаленьи.Смеркалось, и сумерек хитрый маневрСводил с полутьмою зажженный репейник,С землею саженные тени ирпенекИ с небом пожар полосатых панев.Смеркалось, и, ставя простор на колени,Загон горизонта смыкал полукруг.Зарницы вздымали рога по-оленьи,И с сена вставали и ели из рукПодруг, по приходе домой, тем не менеОт жуликов дверь запиравших на крюк.В конце, пред отъездом, ступая по кипеЛиствы облетелой в жару бредовом,Я с неба, как с губ, перетянутых сыпью,Налет недомолвок сорвал рукавом.И осень, дотоле вопившая выпью,Прочистила горло; и поняли мы,Что мы на пиру в вековом прототипеНа пире Платона во время чумы.Откуда же эта печаль, диотима?Каким увереньем прервать забытье?По улицам сердца из тьмы нелюдимой!Дверь настежь! За дружбу, спасенье мое!И это ли происки Мэри арфистки,Что рока игрою ей под руки легИ арфой шумит ураган аравийский,Бессмертья, быть может, последний залог.

Смерть поэта

Не верили, считали бредни,Но узнавали от двоих,Троих, от всех. Равнялись в строкуОстановившегося срокаДома чиновниц и купчих,Дворы, деревья, и на нихГрачи, в чаду от солнцепекаРазгоряченно на грачихКричавшие, чтоб дуры впредь неСовались в грех, да будь он лих.Лишь был на лицах влажный сдвиг,Как в складках порванного бредня.

Был день, безвредный день, безвреднейДесятка прежних дней твоих.Толпились, выстроясь в передней,Как выстрел выстроил бы их.

Ты спал, постлав постель на сплетне,Спал и, оттрепетав, был тих,Красивый, двадцатидвухлетний,Как предсказал твой тетраптих.

Ты спал, прижав к подушке щеку,Спал со всех ног, со всех лодыгВрезаясь вновь и вновь с наскокуВ разряд преданий молодых.Ты в них врезался тем заметней,Что их одним прыжком достиг.Твой выстрел был подобен ЭтнеВ предгорьи трусов и трусих.

3

Годами когда-нибудь в зале концертной

Годами когда-нибудь в зале концертнойМне Брамса сыграют тоской изойду.Я вздрогну, я вспомню союз шестисердый,Прогулки, купанье и клумбу в саду.

Художницы робкой, как сон, крутолобость,С беззлобной улыбкой, улыбкой взахлеб,Улыбкой, огромной и светлой, как глобус,Художницы облик, улыбку и лоб.

Мне Брамса сыграют, я вздрогну, я сдамся,Я вспомню покупку припасов и круп,Ступеньки террасы и комнат убранство,И брата, и сына, и клумбу, и дуб.

Художница пачкала красками траву,Роняла палитру, совала в халатНабор рисовальный и пачки отравы,Что "басмой" зовутся и астму сулят.Мне Брамса сыграют, я сдамся, я вспомнюУпрямую заросль, и кровлю, и вход,Балкон полутемный и комнат питомник,Улыбку, и облик, и брови, и рот.И вдруг, как в открывшемся в сказке сезаме,Предстанут соседи, друзья и семья,И вспомню я всех, и зальюсь я слезами,И вымокну раньше, чем выплачусь, я.И станут кружком на лужке интермеццо,Руками, как дерево, песнь охватив,Как тени, вертеться четыре семействаПод чистый, как детство, немецкий мотив.

Не волнуйся, не плачь, не труди

Не волнуйся, не плачь, не трудиСил иссякших, и сердца не мучай.Ты жива, ты во мне, ты в груди,Как опора, как друг и как случай.Верой в будущее не боюсьПоказаться тебе краснобаем.Мы не жизнь, не душевный союз,Обоюдный обман обрубаем.Из тифозной тоски тюфяковВон на воздух широт образцовый!Он мне брат и рука. Он таков,Что тебе, как письмо, адресован.Надорви ж его вширь, как письмо,С горизонтом вступи в переписку,Победи изнуренья измор,Заведи разговор по-альпийски.И над блюдом баварских озерС мозгом гор, точно кости мослатых,Убедишься, что я не фразерС заготовленной к месту подсласткой.Добрый путь. Добрый путь. Наша связь,Наша честь не под кровлею дома.Как росток на снегу распрямясь,Ты посмотришь на все по-другому.

Окно, пюпитр и, как овраги эхом

Окно, пюпитр и, как овраги эхом,Полны ковры всем игранным. В них естьНевысказанность. Здесь могло с успехомСквозь исполненье авторство процвесть.

Окно не на две створки alla Вree,10Но шире, на три: в ритме трех вторых.Окно, и двор, и белые деревья,И снег, и ветки, свечи пятерик.

Окно, и ночь, и пульсом бьющий инейВ ветвях, в узлах височных жил. Окно,И синий лес висячих нотных линий,И двор. Здесь жил мой друг. Давным-давно

Смотрел отсюда я за круг Сибири,Но друг и сам был городом, как ОмскИ Томск, был кругом войн и перемирийИ кругом свойств, занятий и знакомств.

И часто-часто, ночь о нем продумав,Я утра ждал у трех оконных створ.И муторным концертом мертвых шумовКопался в мерзлых внутренностях двор.

И мерил я полуторною меройСудьбы и жизни нашей недомер,В душе ж, как в детстве, снова шел премьеройБольшого неба ветреный пример.

Любить иных тяжелый крест