Стихотворения и поэмы - Борис Пастернак

5

Вечерело. Повсюду ретиво

Вечерело. Повсюду ретивоРос орешник. Мы вышли на скат.Нам открылась картина на диво.Отдышась, мы взглянули назад.По краям пропастей куролеся,Там, как прежде, при нас, напроломСовершало подъем мелколесье,Попирая гнилой бурелом.Там, как прежде, в фарфоровых гнездахКолченого хромал телеграф,И дышал и карабкался воздух,Грабов головы кверху задрав.Под прорешливой сенью ореховТам, как прежде, в петлистой красеПо заре вечеревшей проехав,Колесило и рдело шоссе.Каждый спуск и подъем что-то чуял,Каждый столб вспоминал про разбой,И все тулово вытянув, буйволГолым дьяволом плыл под арбой.А вдали, где как змеи на яйцах,Тучи в кольца свивались, грозней,Чем былые набеги ногайцев,Стлались цепи китайских теней.То был ряд усыпальниц, в завесеЗаметенных снегами путейЗа кулисы того поднебесья,Где томился и мерк Прометей.Как усопших представшие души,Были все ледники налицо.Солнце тут же японскою тушьюПереписывало мертвецов.И тогда, вчетвером на отвесе,Как один, заглянули мы вниз.Мельтеша, точно чернь на эфесе,В глубине шевелился Тифлис.Он так полно осмеивал сферуГлазомера и все естество,Что возник и остался химерой,Точно град не от мира сего.

Точно там, откупаяся данью,Длился век, когда жизнь замерлаИ горячие серные баниИз-за гор воевал Тамерлан.

Будто вечер, как встарь, его вывелНа равнину под персов обстрел,Он малиною кровель червивелИ, как древнее войско, пестрел.

Пока мы по Кавказу лазаем

Пока мы по Кавказу лазаем,И в задыхающейся рамеКура ползет атакой газовоюК арагве, сдавленной горами,И в августовский свод из мрамора,Как обезглавленных гортани,Заносят яблоки адамовыКазненных замков очертанья.

Пока я голову заламываю,Следя, как шеи укрепленийПлывут по синеве сиреневойИ тонут в бездне поколений,Пока, сменяя рощи вязовые,Курчавится лесная мелочь,Что шепчешь ты, что мне подсказываешь,Кавказ, Кавказ, о что мне делать!

Объятье в тысячу охватов,Чем обеспечен твой успех?Здоровый глаз за веко спрятав,Над чем смеешься ты, Казбек?Когда от высей сердце екаетИ гор колышутся кадила,Ты думаешь, моя далекая,Что чем-то мне не угодила.И там, у Альп в дали германии,Где так же чокаются скалы,Но отклики еще туманнее,Ты думаешь, ты оплошала?

Я брошен в жизнь, в потоке днейКатящую потоки рода,И мне кроить свою трудней,Чем резать ножницами воду.Не бойся снов, не мучься, брось.Люблю и думаю и знаю.Смотри: и рек не мыслит врозьСуществованья ткань сквозная.

6

О, знал бы я, что так бывает

О, знал бы я, что так бывает,Когда пускался на дебют,Что строчки с кровью убивают,Нахлынут горлом и убьют!От шуток с этой подоплекойЯ б отказался наотрез.Начало было так далеко,Так робок первый интерес.Но старость это Рим, которыйВзамен турусов и колесНе читки требует с актера,А полной гибели всерьез.Когда строку диктует чувство,Оно на сцену шлет раба,И тут кончается искусство,И дышат почва и судьба.

Когда я устаю от пустозвонства

Когда я устаю от пустозвонстваВо все века вертевшихся льстецов,Мне хочется, как сон при свете солнца,Припомнить жизнь и ей взглянуть в лицо.Незванная, она внесла, во-первых,Во все, что сталось, вкус больших начал.Я их не выбирал, и суть не в нервах,Что я не жаждал, а предвосхищал.И вот года строительного плана,И вновь зима, и вот четвертый год,Две женщины, как отблеск ламп Светлана,Горят и светят средь его тягот.Мы в будущем, твержу я им, как все, ктоЖил в эти дни. А если из калек,То все равно: телегою проектаНас переехал новый человек.Когда ж от смерти не спасет таблетка,То тем свободней время поспешитВ ту даль, куда вторая пятилеткаПротягивает тезисы души.

Тогда не убивайтесь, не тужите,Всей слабостью клянусь остаться в вас.А сильными обещано изжитьеПоследних язв, одолевавших нас.

Стихи мои, бегом, бегом

Стихи мои, бегом, бегом.Мне в вас нужда, как никогда.С бульвара за угол есть дом,Где дней порвалась череда,Где пуст уют и брошен труд,И плачут, думают и ждут.

Где пьют, как воду, горький бромПолубессонниц, полудрем.Есть дом, где хлеб как лебеда,Есть дом, так вот бегом туда.

Пусть вьюга с улиц улюлю,Вы радугой по хрусталю,Вы сном, вы вестью: я вас шлю,Я шлю вас, значит, я люблю.

О ссадины вкруг женских шейОт вешавшихся фетишей!Как я их знаю, как постиг,Я, вешающийся на них.Всю жизнь я сдерживаю крикО видимости их вериг,Но их одолевает ложьЧужих похолодевших лож,И образ синей бородыСильнее, чем мои труды.

Наследье страшное мещан,Их посещает по ночамНесуществующий, как Вий,Обидный призрак нелюбви,И привиденьем искаженПриродный жребий лучших жен.

О, как она была смела,Когда едва из-под крылаЛюбимой матери, шутя,Свой детский смех мне отдала,Без прекословий и помехСвой детский мир и детский смех,Обид не знавшее дитя,Свои заботы и дела.

Еще не умолкнул упрек

Еще не умолкнул упрекИ слезы звенели в укоре,С рассветом к тебе на порогНагрянуло новое горе.Скончался большой музыкант,Твой идол и родич, и этойУтратой открылся закатУюта и авторитета.Стояли, от слез охмелевИ астр тяжеля переливы,Белел алебастром рельефОдной головы горделивой.Черты в две орлиных дугиНесли на буксире квартиру,Обрывки цветов, и шаги,И приторный привкус эфира.Твой обморок мира не внесВ качанье венков в одноколке,И пар обмороженных слезПронзил нашатырной иголкой.И марш похоронный роптал,И снег у ворот был раскидан,И консерваторский порталГражданскою плыл панихидой.Меж пальм и московских светил,К которым ковровой дорожкойЯ тихо тебя подводил,Играла огромная брошка.Орган отливал серебром,Немой, как в руках ювелира,А издали слышался гром,Катившийся из-за полмира.Покоилась люстр тишина,И в зареве их бездыханномИграл не орган, а стена,Украшенная органом.Ворочая балки, как слон,И освобождаясь от бревен,Хорал выходил, как Самсон,Из кладки, где был замурован.Томившийся в ней поделом,Но пущенный из заточенья,Он песнею несся в проломО нашем с тобой обрученьи.

Как сборы на общий венок,Плетни у заставы чернели.Короткий морозный денекВечерней звенел ритурнелью.

Воспользовавшись темнотой,Нас кто-то догнал на моторе.Дорога со всей прямотойНаправилась на крематорий.

С заставы дул ветер и снег,Как на рубежах у варшавы,Садился на брови и мехСнежинками смежной державы.

Озябнувшие москвичиШли полем, и вьюжная нежитьУже выносила ключиК затворам последних убежищ.

Но он был любим. НичегоНе может пропасть. Еще менеСемья и талант. От негоОстались броски сочинений.

Ты дома подымешь пюпитр,И, только коснешься до клавиш,Попытка тебя ослепит,И ты ей все крылья расправишь.

И будет январь и луна,И окна с двойным позументомВетвей в серебре галуна,И время пройдет незаметно.А то, удивившись на миг,Спохватишься ты на концерте,Насколько скромней нас самихВседневное наше бессмертье.

7