Советник царя Гороха (сборник произведений) - Алексей Владимирович Мефокиров

Утром все началось как обычно. Сначала прибыли фуры из порта Габэс с гуманитарной помощью; особенно много привезли питьевой воды в двухлитровых пластиковых баклажках. Мы помогали их разгружать, хотя основную работу взял на себя автопогрузчик. Затем мы загрузились сами и поехали в лагеря беженцев.

Возвращаясь к обеду, мы вдруг увидели, как огромный «Рено»-капотник (таких здесь немало) привез то, что оставалось от одного из «МАНов» на длинномерном трейлере, таком, на котором возят разную тяжелую строительную технику. Зацепив лебедкой, обгоревший остов машины сгрузили по внешнюю сторону ограды. К вечеру привезли и второй «МАН», с крошевом лобового стекла и четко различимыми отверстиями от крупнокалиберного пулемета, идущими чуть повыше радиаторной решетки. Прояснились и определенные подробности произошедшего.

Везя груз в общину на юге от Мисурата, (это километрах в пятистах от туниской Дахибы), машины попали в бой между племенными отрядами. Это случилось чуть далее Налута, то есть довольно близко от границы. Головной шла машина поляков, и в нее какие-то ретивые повстанцы в горячке боя влепили гранату из РПГ-7, второй «МАН» начал сдавать назад, но тут же получил очередь еще советского ПКВТ c одной из вездесущих «Тойот-Гилусов». Произошло это в считанные секунды.

Обнаружили в тот день и тело без вести пропавшего немца. Будучи раненым, он выполз из кабины и оказался в стороне от дороги, метрах в пятистах вглубь пустыни.

Я смотрел на то, что было недавно могучими и красивыми машинами, и мое сердце учащенно билось. «Боже мой! – думал я. – Как же я был расстроен, что при распределении эти машины достались не мне. Как же мне тогда хотелось ездить за рулем одного из них. Как я завидовал, глотая пыль и вручную загружая ящики, когда смотрел на ваших водителей. И вот я стою, смотрю на эти груды металла, и лишь сейчас понимаю, насколько глуп. Насколько я, словно избалованное неразумное дитё, падок на яркие игрушки, и насколько я ничего не смыслю. Корчил из себя взрослого, надевал маски всезнающего идиота – и вот, посмотри…Посмотри на это…».

Все казалось настолько банальным и простым, но одновременно, наполненным таким глубоким смыслом; что я действительно почувствовал себя маленьким, глупым, растерянным ребенком, который сунулся в слишком взрослые игры. Может быть, сказывалось долгое нервное напряжение, но хотелось расплакаться. Расплакаться так, как в детстве: искренне, легко, чтобы обильные слезы умыли душу и уже через минуту я был готов вновь играть и смеяться. Но так не получалось.

А вот тем же вечером нас ожидала новость, которая нас действительно напугала. Нас собрали всех вместе и объявили, что теперь для нас задание меняется, и так как было потеряно две машины, то нет другого выхода, как заменить выбывших за счет существующего парка. Говорили по большей части довольно пространно, но суть была ясна – нам теперь предстояло по очереди на наших жалких «фиатах» ехать в полыхавшую Ливию и попытаться выполнить работу, которую выполняли восьмитонные «МАНы». Или хотя бы часть ее.

Конечно, я догадывался о том, что такое может произойти. Еще в Киеве я понимал, что нам придется работать на территории воюющей Ливии. Но оказавшись здесь, в Дахибе, я начал надеяться, что наша работа так и ограничится вилайетом Татавин, южной пустынной оконечностью мирного Туниса. Когда я только ехал, где-то в глубине души мне даже хотелось побывать в Ливии. Во мне все так же жил неразумный мальчишка, тот самый, который завидовал красивым машинкам, доставшимся другим, и который был бы не прочь поиграть в войнушку.

Но после всего произошедшего новость о том, что нам придется пересечь КПП Уазан прозвучала для меня совсем иначе. Меня пронял просто-таки животный страх. Уазан в моем сознании стал каким-то мистическим пунктом, окном, за которым живет война, безжалостная хищница рода человеческого. А там где живет война, там живет и ее старшая сестра – смерть.

Все мы скептически настроенные атеисты, когда идем с бутылочкой спиртного по девочкам. Преисполненные самоуверенности, мы говорим: «А, жизнь одна, и никакого Бога нет…».

Напротив, под минометным обстрелом почти все мы, -русские, украинцы, белорусы, – вспоминаем о том, что мы – православные: и слова искренней молитвы, которые мы возносим в такие моменты к небесам, безбожно переплетаются с четырехэтажными матами, срывающимися с дрожащих губ. Я не исключение. «Веселись, юноша, во дни юности твоей, и да вкушает сердце твое радости во дни юности твоей, и ходи по путям сердца твоего и по видению очей твоих – только знай, что за все это Бог приведет тебя на Суд!». Так, кажется, писал пророк Экклизиаст. Ешь, пей, веселись, – но вот приближаются к тебе с чем-то, похожим на счет, и ты, охлопывая себя по карманам, понимаешь, что в них лишь пустые бумажки и сиротливые тертые медяки… И более всего ты молишь, чтобы в этот раз хозяин ресторана прошел мимо.

Утром мы должны были ехать через Налут на восток, к Гарьяну. Весь этот район на тот момент – настоящая чресполосица: районы, контролируемые повстанцами из Переходного совета чередуются с районами каддафистов. Еще больше районов, где условный контроль принадлежит разным племенным отрядам самообороны, политические предпочтения которых почти невозможно сразу определить. Нас тщательно инструктировали о том, как себя вести, и о том, какие опасности нас могут подстерегать. И от этого инструктажа, честное слово, на меня нападала тихая паника. Перед нашими глазами рисовались бесчисленные орды свирепых воинов джихада, подстерегающих нас за каждым барханом; бесконечные кровопролитные бои с применением тяжелого вооружения, по сравнению с которым Сталинград – так, мелкая разборка местной братвы. Далее следовали такие живописные подробности, как усеянные минами дороги; ядовитые насекомые, живущие в пустыне; мародеры и грабители, устраивающие повсеместно засады. В общем, такой коктейль, от которого впору раздобыть колючей проволоки и повесится на ней перед поездкой.

Мало того, после произошедшего с «МАНами» все страшные предупреждения казались совершенной истиной. « Я посылаю вас как овец среди волков…» – сказано в Новом Завете. Тон инструктажа был выдержан в том же духе. Все мы сидели бледные и с наших лиц капельками стекал холодный пот.

Сейчас я буду писать о вере в Бога.

Дело это неблагодарное. Как написано в Коране: «Поистине, те, кто не уверовали,– все равно им, увещевал ты их или не увещевал, – они не веруют. Наложил печать Аллах на сердца их и на слух, а на взорах их – завеса».

Кроме того, слишком уж часто насущный вопрос веры связан в сознании людей с навязчивыми