Войны будущего. От ракеты «Сармат» до виртуального противостояния - Елена Поликарпова

России для того, чтобы эффективно противостоять идущим экономическим, торговым и продовольственным войнам, необходимо осуществлять не догоняющую Запад модель модернизации (она, согласно точке зрения специалистов, более невозможна), а национальную модель модернизации, использующую мировой опыт инновационной деятельности[362]. Это означает переосмысления кризисного состояния мировой, в том числе российской экономики, отход от привычных стереотипов, выработку новых конструктивных решений. Только в таком случае можно решить безотлагательно следующие четыре узловых проблемы современной экономики: рассмотрение экономки в контексте общего культурного ландшафта; использование нынешней ситуации для переориентации российской экономической политики с внешнего рынка на создание крупных внутренних рыночных ниш; переход к квантованному экономическому росту, при котором ведущим становится понятие потенциала; усложнение рынка и становление многомерного экономического пространства[363]. В данном случае следует принимать во внимание то обстоятельство, что современная экономика представляет собой глобальную информационную систему, в которой драйвером роста являются сетевые информационные (цифровые) технологии. Поэтому нужно ориентироваться на цифровое будущее, о чем шла речь на «Полномочной конференции в Пусане» Международного союза электросвязи, где была принята концепция создания соединенного мира CONNECT 2020, на международном мероприятии ITU Telecom World 2014 в Дохе. Это цифровое будущее включает в себя «вопросы организации более удобного и интеллектуального стиля жизни, основанного на реализации самых перспективных технологий, как 5G, повсеместные широкополосные соединения, Интернет вещей, М2М, решения для «умных» городов»[364]. Тем более, что в России имеется научный и технологический потенциал для прорыва в это цифровое будущее, а именно: разработаны проблемы конвергенции наук и технологий, новые информационные технологии в «Курчатовском НБИК-центре», проблемы нанобиотехнологии в отечественных университетах (МГУ, СПбГУ и др.).

России следует использовать эти новейшие технологии и разработки несырьевых компаний-экспортеров в области бытовой электроники, инновационных материалов и электроинструментов, систем управления, самолетов, которые сумел найти свои ниши на рынках развитых стран. «Нишевая стратегия в целом популярна у российского среднего бизнеса, что обусловлена исторически, поскольку нашим компаниям зачастую приходилось стартовать на рынке, плотно забитом китайскими товарами и транснациональными массовыми брендами»[365]. Это значит, что экономика России стремится «подняться» и привить предпринимательский дух, чтобы достичь успехов в экономической и торговой войне. В данном случае следует использовать опыт Сингапура, накопленный Ли Куан Ю – китайским рыночным Сталиным и культуру предпринимательства Израиля[366].

Глава вторая. АУТЕНТИЧНОСТЬ И ИДЕНТИЧНОСТЬ ЛИЧНОСТИ И ЦИВИЛИЗАЦИИ И ИНФОРМАЦИОННО-ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНЫЕ ВОЙНЫ

2.1. Философия аутентичности: личность, память и воображение

В современном динамичном высокотехнологичном обществе знания весьма ценится аутентичность, так как сейчас в нем производится значительное число неаутентичных, поддельных вещей. Человек погружен в среду экономики впечатлений (эта экономика характеризует глобальный сдвиг в экономической деятельности, показывает высокую степень коммерциализации повседневной жизни) и что он платит деньги за получение различного рода впечатлений: «Это – плата за участие, плата за мероприятие, плата за игру, за инициирование, за членство или иная плата за доступ. Потребление таких впечатлений выходит далеко за рамки единственной поездки в Африку или путешествие в Disney World в четыре года. Подумайте о разнообразии оплаченных впечатлений, составляющих нашу повседневную жизнь»[367]. Здесь человек оплачивает не только высокотехнологичные впечатления, но и высокотактильные ощущения. Немалое место в мире впечатлений принадлежит виртуальным мирам типа Second Life или There. com, в которых создаются виртуальные аватары, онлайн-играм и пр. Именно такого рода вымышленные и зачастую не обоснованные впечатления заставляют человека оценивать мир в понятиях аутентичного (подлинного, настоящего) и неаутентичного (фальшивого), чтобы определить реальный опыт от нереального опыта, что приобретает немаловажное значение в информационно-интеллектуальных войнах.

В таких условиях растет опосредованный характер межличностных отношений, контакты между индивидами все больше опосредуются информационно-коммуникационными технологиями, усиливая чувство нереальности. Возникает новый тип реальности и человека – опосредованного человека, который благодаря высоким технологиям способен заниматься проектированием самого себя, что влечет за собой такое социальное последствие, как нарастающее ощущение одиночества[368]. В связи с этим следует отметить, что в перспективе человек не только будет испытывать одиночество, но и возможно станет жить на грани двух миров – реального и виртуального. Данный возможный сценарий будущего человека и человечества описан в фантастическом рассказе английского писателя К. Бекетта «Площадь Пикадилли»[369]. Главный персонаж Кларисса Фолл – последний материальный человек, который живет в замке на юге Лондона, реальная ипостась которого представляет собой руины, виртуальная ипостась – нечто дематериализованное. Виртуальный город возник в силу необходимости выживания человечества из-за экологической катастрофы, почти уничтожившей окружающую среду. Виртуальные люди представляли собой сконструированные виртуальные тела, реальные люди имели имплантаты, подключающие их в согласованному Полю виртуального города; при отключении имплантата виртуальный город исчезал. Виртуальные люди здесь являются рисунками на поверхности физического мире реального Лондона, лежащего в руинах, сама же Кларисса Фол живет при включении имплантата в деловой жизни виртуального Лондона, но мечтает о старом, физическом, аутентичном Лондоне, о реальных огоньках площади Пикадилли.

В этом фантастическом рассказе выражено стремление человека к версии аутентичной жизни, которая противостоит проклятью высоких информационных технологий, фактически придающих существованию индивида нереальный характер. В своей книге «Война миров» М. Слоук пишет об этом следующее: «Мы стоим на грани превращения самой жизни в компьютерный код, трансформации жизненного опыта в физический мир – каждого впечатления, каждой детали – в продукт потребления… компьютерные симуляции могут вскоре стать такими всеобъемлющими (и таким реалистичными), что сама жизнь потребует некой отметки об аутентичности. Реальность, другими словами, в один прекрасный день может появиться со знаком звёздочки»[370]. Стремление к аутентичности противодействует потере человеческого контакта в мире автоматизированного информационного общения, которое используется в информационно-интеллектуальных войнах. Более того, широкое распространение информационных и коммуникационных технологий настолько изменяет положение личности в прозрачном социуме, что «жить жизнью хамелеона, иметь полуличности… невозможно», так как «в прозрачном обществе, в котором мы живем, нам нужна одна личность, а не множество разных», так как раньше «мы могли позволить себе быть на работе одним человеком, дома – другим, а в кругу друзей в клубе – третьим»[371]. Теперь в прозрачном обществе быть человеком-хамелеоном как совокупности «полуличностей» (совокупности социальных ролей) уже становится весьма трудно. «Единственной по-настоящему важной вещью в нашем столь изменчивом мире является подлинность – умение быть тем, кто вы есть на самом деле!»[372].

Вполне естественно, что проблема аутентичности получила сейчас свое философское осмысление, причем истоки этого осмысления обнаруживаются в знаменитой аллегории пещеры Платона. В своем труде «Государство» он описывает находящихся в пещере людей как ее узников, которые считают, что отбрасываемые на стену костром тени содержат в себе всю реальность[373]. Подробно связь рассуждений Платона об аллегории с пещерой и аутентичностью излагает Дж. Ньюман в своей монографии «Inauthentic Culture and Its Philosophical Critics»[374]. В начале XXI столетия, по замечанию Дж. Гилмора и Дж. Пайна II, пещера Платона может быть заменена фильмом «Матрица» с его философией.

Вполне естественно, что философия аутентичности должна исходить из «Я-концепции» современного человека, так как «человек по характеру внутренних связей и сложным образцам поведения гораздо сложнее общества» (С.П. Курдюмов)[375]. Исследования в современной западной философии показывают, что первый полный идеал аутентичности сформулирован Жан-Жаком Руссо (XVIII век), который на основе идеи «благородного дикаря» понимал аутентичность как то, что «просто не может быть неаутентичным»[376]. Подобного рода отрицательная дефиниция аутентичности дает возможность понимания аутентичности, начиная с Ф. Ницше и С. Кьеркегора и кончая Ж. Поль-Сартра и А. Камю: «Все в принципе согласны, что любое позитивное определение аутентичности будет самоуничтожающим»[377].