Гадюкинский мост - Ростислав Марченко

Сложившуюся в районе госпиталя ситуацию я оценивал достаточно оптимистично – как пат. Активничать самому мне было нерационально, для находившейся за рекой мотопехотной роты активные действия после уничтожения посланного в обход мотоциклетного взвода были смерти подобны. Чтобы лезть в лоб на танки и укрепления, ее командир должен был быть самоубийцей. Повторно попытаться взять заслон у моста в обход было приемлемым вариантом, однако требовало заметного количества времени и нуждалось в плановых натяжках касательно эффективности носимых противотанковых средств. Противотанковые ружья против Т-34 и КВ имеют на данный момент околонулевую эффективность, тридцатисемимиллиметровое противотанковое орудие – не на много большую, даже если удастся переправить.

Отсюда вывод, если фриц пошлет еще взвод в обход, тот будет сидеть в лесу и не дышать до темноты и только глубокой ночью может атаковать «танки», пытаясь взять их внезапностью. План с околонулевым реализмом – для того, чтобы ему следовать, нужно, как минимум, знать, а имеют ли «танки» в районе моста пехотное прикрытие и что за машины там находятся. Я бы на месте немецкого командира и пехотное прикрытие предполагал, и наличие тридцатьчетверок полагал вполне вероятным.

А если бой планируется ночью, то зачем вообще с обходом заморачиваться? Ночь и возможный утренний туман оптику забьют не хуже. Мост, коли мы уже не взорвали, и позже не взорвём. Уж это немец понимает точно.

И вот тут-то возникает тема наших тепловизоров, с которыми при грамотных действиях я вообще всю немецкую роту могу на лугу оставить. И как надеюсь, ее оставлю. Без подхода танков или штурмовых орудий немец до темноты рыпаться не будет, он собственно и с наступлением темноты вряд ли полезет, но чем черт не шутит. У него все же задача и противотанковые орудия есть. Так что опять сидим, ждем, отвечаем на вопросы особого отдела и топим товарища подполковника. Вот и весь план действий на обозримый промежуток времени, далее по ситуации.

И, разумеется, план сразу же затрещал по швам, причем дело было даже не в прилипшем оперуполномоченном, который по прибытию, ну, совершенно нечаянно заглянул в люки и от неожиданности даже изменился в лице. Бедолага помимо непонятной компоновки увидел картинку на экране включенного прицела. Ну да, парень, это тебе не Т-26 и даже не КВ.

Чтобы добить любопытного мерзавца, упустить случай усилить эффект я не смог:

– Посмотрел? А глаза тебе теперь как прикажешь выковыривать? Не забыл, что техника совершенно секретная и допуска у тебя нет?

– Я ничего не видел!

– Ну да, конечно…

– Да ладно тебе, вон даже немцев на своих машинах возил!..

– Так то немцы, их всегда расстрелять можно! И ничего тогда не разболтают. А с нашим колхозом что предлагаешь делать?

Тут особист наконец сообразил, что его разыгрывают.

– Ну, и шуточки у тебя, лейтенант…

– Так на том и стоим. Но теперь давай к делу, ты зачем за мной увязался, как подполковник тут всё обгадил, на месте опросить хотел?

– Да и это в том числе.

– Так приступай. Спрашивай, что хочешь знать.

В течение следующего получаса сержант государственной безопасности Трофимов опросил меня, кто я такой, что тут делаю, какие у меня были замыслы и как их поломал подполковник. От части вопросов я отгородился завесой секретности, на остальные ответил более-менее честно, по действиям Кривошеева абсолютно честно и даже с обоснованием, почему считаю его м… дураком. А далее в нашу беседу вмешались немцы.

Появление высоко над головой клина идущих на восток самолетов не прошло мимо внимания наблюдателей. Ждавший очереди на пополнение боеприпасов на пункте боепитания Никишин даже взял машины на сопровождение, отказавшись от идеи обстрелять их только после расчета высоты движения целей, показавших, что эта девятка идет на пяти с лишним километрах.

А потом как-то неожиданно немецкие самолеты оказались над головой и развернулись в круг. Я так и не понял, кто из наводчиков-операторов крикнул:

– Командир, это же «Лапти», они сейчас бомбить будут!

В возникшем хороводе мыслей успел только скомандовать:

– Огонь по готовности! – остро пожалев, что егоровская БМД заряжается на пункте боепитания, но не забыв спрыгнуть в окоп, утащив за собой особиста.

И это было сделано вовремя. Когда я кинул взгляд в небо, казалось, уже прямо на меня почти отвесно падал первый пикировщик. Почти сразу же где-то рядом затрещал «Корд», секундой позже включились две 30-миллиметровые пушки, вслед за первым немцем в пикирование сорвался второй, потом третий, четвертый… Первый из немцев, уже казалось увеличившийся до огромных размеров, поймал шарик осколочно-трассирующего снаряда и полыхнул жирным коптящим пламенем… А потом на нас посыпались бомбы.

Когда мы с особистом, под звон в ушах выкопались из-под привалившей нас земли, с машинами уже все было кончено.

У подножия холма, рядом с огромной воронкой валялся перевернутый вверх гусеницами бронетранспортер, рядом с ним лежало в траве изломанное тело кого-то из пулеметчиков. В полусотне метров от него, неподалеку еще от одной воронки, отбросив в сторону башни, огромным костром горела БМД № 442. Никишинская БМД стояла на своем месте неподалеку от меня, задрав в небо ствол, и молчала. Весь ее борт усыпали рваные раны осколочных пробоин.[47]

Сбитый Ju-87 упал в болотце между высотками и лесом и, видимо, подорвался на бомбах. На месте падения что-то дымило, и все вокруг было усыпано кусками машины. К некоторому удивлению, он оказался не единственным, второй юнкерс, вероятно, был подбит на выходе из атаки и горел на опушке леса в километре южнее нас на левом берегу Чернянки, высоко задрав хвост.

Надо же, СУО действительно не подвело, а то я сомневался рассказам, что оно давало эффективность машины по воздушным целям, близкую к старой «Шилке». Разве что с переносом огня наводчики, видимо, слегка оплошали, но даже в этом случае второй юнкерс удалось свалить.

Меня схватили за руку, это оказался сержант Трофимов. Александр указал рукой вверх – ничто еще не было кончено, над головой продолжала крутить свое «чёртово колесо» эскадрилья немецких пикировщиков.

Маскироваться перед особистом уже не было смысла, и я взялся за гарнитуру переносной радиостанции.

– Егоров, спасай народ! Технике хана, на одного тебя надежда осталась… Если немцы пойдут на второй заход, они все тут бомбами размажут!

– Принято, Топор Десять. Иду на помощь.

– Влад, только не останавливайся, бей с ходу и коротких остановок. Эти суки оказались кошмар какие точные, встанешь – они точно тебя достанут.

– Понял тебя, Десятый, потерпите чуть-чуть, папка уже на месте.

– Сбрось десант у высоты, пусть осмотрят подбитые машины и окажут помощь раненым, потом поднимаются к вершине.

Еще раз осмотревшись по сторонам, по размерам воронок я прикинул, что нас в первом заходе прочесали не меньше чем 250-килограммовыми авиабомбами, что там у немцев на «лаптежниках» еще висело? Пятидесятки или сотки на подвесках под крыльями?

Это тоже было плохо, их осколки противопульную броню тоже должны были протыкать на раз. Из автоматов и пулеметов пикировщики встретить? У ПКП трассеры в лентах, должны отпугнуть.

– Десятый, танки на северной дороге! Четыре штуки, правее Дальней, дистанция один километр, быстро приближаются!

Ну, вот и все, похоже, дело опять пахнет керосином, Суровов…

Я кинул взгляд по сторонам… и на место отчаянию пришла лютая злоба на собственную трусость и желание опустить руки в первую очередь.

Если я, самонадеянный лейтенант со взводом на современнейшей технике, стоило мне выпасть из системы, ничего с усиленной мотопехотной ротой сделать не могу, то, на что могли рассчитывать деды, у которых наводили хаос такие командиры, как подполковник Кривошеев, и которые даже мечтать не могли о моих БМД-4М. Максимум на КВ, выбиваемые только зенитками[48] и ручными ПТС, с невзаимозаменяемыми бортовыми передачами и КПП и ресурсом двигателя в 30 часов… Но все же сумели остановить! Затормозили, остановили, а потом и обратили вспять, к концу войны с кровавыми уроками научившись не только выравнивать потери, но и быть в плюсе.

Да, я потерял технику, но у меня остались машина Егорова, стрелковка и гранатометы, поэтому я обязан умыть этих фрицев кровью и продержаться до темноты! Доказав самому себе, что российская армия через семьдесят лет знает и умеет все-таки больше Красной, и как бы то ни было, но выучила кровавые уроки Великой Отечественной!

И пусть потом про эту высотку, а не про Ржев Твардовский сочиняет свое пробивающее до слез стихотворение, а я постараюсь это заслужить…

– Взвод, к бою! Противник с фронта! Приготовиться к отражению танковой атаки!