Русский транзит 2 - Вячеслав Барковский

Дошлепав босыми ногами по линолеуму до столика сладко сопящей медсестры Ляли, он уперся руками в стол, переводя дыхание и собираясь с силами для решающего штурма, как русская армия после мучительного перехода через Альпы.

- Скажите, пожалуйста, где я? - теребил он за плечо медсестру, которая не желала просыпаться и только вкусно чмокала лиловыми губами.

Наконец она подняла голову и уставилась на него, открывая рот и все больше округляя глаза. Пауза продолжалась не более секунды, а потом в мерной больничной тишине включилось нечто, подобное милицейской сирене.

Юрьев лежал на животе, закрыв затылок руками, когда из "операционной" вслед за взрывной волной в мертвецкую ворвались языки пламени и дыма. Юрьев сначала ничего не видел и не слышал. Потом он почувствовал, что кто-то трясет его за плечо.

- Надо делать ноги! - в самое ухо кричал ему Максим.

Мертвецкая заволакивалась едким дымом. Петенька сидел рядом на полу и только немо, как рыба, открывал рот. Юрьев схватил его за плечо и стал поднимать.

- Вставай, Счастливчик! Надо отсюда выбираться, иначе задохнемся.

Счастливчик все так же открывал рот, то ли проверяя работу челюстей, то ли пытаясь изречь что-нибудь гениальное по поводу этого теракта против элементарного здравого смысла.

Юрьев оставил Счастливчика Максиму, а сам бросился к плененным санитарам и Голиафу.

Ласковый с Блондином, кашляя, жались друг к Другу, как две бедные сиротки в логове людоеда Блондин плакал. Рядом с ними, раскинув свои могучие, некогда всегда готовые к употреблению руки лежал Голиаф. Он был мертв.

Осколок гранаты угодил ему между глаз как раз в тот миг, когда он, грозно разорвав тенёта, собирался голыми руками свести счеты с двумя козлами и щенком, испортившими ему всю игру. Перед смертью Голиаф не мучился и не терзался бесполезными, с точки зрения его аналитического ума, угрызениями совести. Он даже не успел подумать о той горе "бабок", которые уже просились в его карман, но вдруг утратили свое хождение, поскольку на том свете расплачиваться предстояло совсем другим эквивалентом. Он умер сразу - просто и беззвучно, как рядовой великой армии прагматиков.

- Вставайте, орлы! - крикнул Юрьев вжимавшимся в стенку санитарам с уголовными наклонностями.- Если: есть желание продолжать существование - с вещами на выход.

- Только доктора прихватите и того, толстого,- к Юрьеву подошел Счастливчик, продолжавший кричать по причине легкой контузии головы.-Оба, конечно, покойники, но хотелось все же избежать досрочной кремации, которая не позволит произвести вскрытие и выяснить, а была ли, собственно говоря, у несчастных совесть?.. Старик, ты вернул меня к жизни! - сказал Петенька, указывая на измученные "велосипеды", криво сидящие на широкой переносице, над которой уверенно возвышалась лиловая шишка.

Петенька развязал плененных санитаров, которые тут же принялись выполнять волю победителей: вцепившись в халат Голиафа, волоком потащили его к выходу.

Стороной обойдя равнодушных покойников, которым было хорошо, ибо они единственные здесь не кашляли, Максим пробрался к Юрьеву и Счастливчику, осторожно ощупывая собственное тело, словно не веря, что оно после такого взрыва все еще цело.

- Сейчас сюда прибегут, и еще не известно, как для нас все это обернется,крикнул Юрьеву Петенька.

- Надо делать ноги, иначе заметут,-солидно поддержал Счастливчика подросток.- Таких дел наворотили - никто не поверит, что мы тут ни при чем. Как пить дать, по судам затаскают. Бежим отсюда; заберем Игоря - и в разные стороны.

И Юрьев сразу вспомнил о сыне.

- Так что с ним? Живой? - спросил он Максима.

- Живее всех живых! Правда, спит так, что пушками не разбудишь!

- Где он?

- На третьем этаже, в туалете. Я его туда отволок, а сам - на его место под простыню, с пушкой. Пусть, думаю, только откроют!

- Давай туда - крикнул Юрьев и потянул Счастливчика вслед за стремительно исчезнувшими санитарами.

- Ну уж нет, нас не должны здесь видеть, и, значит, та дорога - в погибель. Поэтому в новую жизнь мы войдем узкими вратами,- сказал Петенька.-В "операционной" я видел дверь. Наверняка она ведет к свободе. Разве ты. Юрьев, не видел ее?

- Видел, но ведь там пожар и, как ты сам понимаешь, обезображенные тела. Кроме того, та дверь закрыта.

- Не бойся. Юрьев. Главное - не смотреть по сторонам, а дверь мы откроем.И он показал компании пушку Марселя.

- Ты прав, Петя. Ведь если мы пойдем по туннелю, то неизвестно еще, выйдем ли на свет Божий.

- Идите за мной. Только прикройте лица пиджаками и задержите дыхание.напутствовал их Петенька.

Когда, прикрыв головы одеждой, они собирались уже войти в операционную, со стороны туннеля послышались многочисленные голоса и топот: кто-то приближался к мертвецкой.

Петенька решительно вошел в объятую синеватым пламенем операционную.

- Толя, а дверь-то не заперта! - крикнул он идущему сзади Юрьеву.

Игорь отшатнулся от медсестры Ляли, ни с того ни с сего вдруг возопившей дурным голосом уличной торговки пирожками, и, потеряв равновесие, рухнул на пол всеми своими хрустальными на данный момент костями.

Уже из палат воровато выглядывал испуганный контингент, разбуженный криками сестры. Больные, однако, пока не отваживались открыто выйти на бой с нечистой силой; они лишь мужественно проводили рекогносцировку на местности, держа на всякий случай за спиной крепкие тылы из полупарализованных и ненароком заговаривающихся однополчан.

Игорь окончательно проснулся. Ему стало ясно, что он действительно в больнице и что, если иметь в виду руки, ноги и прочие части тела, он - это в самом деле он, только предельно исхудавший и ослабленный, а совсем не чья-то немощная оболочка, случайно подвернувшаяся его душе на пути из варягов во греки.

Игорь не любил больниц, которые лично для него всегда были связаны с утратой каких-нибудь второстепенных органов, например, аппендикса или гланд; это было больно и как-то унизительно.

Поднявшись с пола, он, по-моряцки широко расставляя свои, вдруг ставшие чужими, ноги, щелкая и скрипя суставами, побежал прочь от медсестры - в сторону лестницы, надеясь выскочить из пропахшей карболкой "мышеловки" прежде, чем его схватят за шиворот доктора и что-нибудь отрежут для профилактики.

Как в страшном сне, опасаясь погони и поэтому перепрыгивая через ступеньки с риском в любой момент стать действительным пациентом сего гуманного учреждения, он скатился на первый этаж. Наверху уже все пришло в движение: по этажам бегали люди, хлопали дверями и тревожно кричали: "Пожар!"

"Вот сейчас меня поймают и обвинят в поджоге!" - лихорадочно думал он, пытаясь открыть дверь на улицу, которая оказалась заколоченной. Рядом было разбито окно, но, во-первых, ему не хотелось возиться с рамами, а во-вторых, у него не хватило бы сил взобраться на довольно-таки высокий подоконник.

В этот момент какие-то черные тени стремительно бросились наверх из-за приоткрытой подвальной двери. Игорь, вздрогнув и забыв от страха сделать вдох, посторонился, чтобы дать им дорогу, но одна из теней метнулась к нему. Подросток вскрикнул, инстинктивно загораживая лицо от неминуемого удара, и нападавший, навалившись сверху, смял его тело до хруста в суставах.

- Игорь! - шепнула тень знакомым голосом.- Сынок!

С недоверием вглядываясь в этого пропахшего пепелищем, черного от копоти и абсолютно лысого человека с кровоподтеками на счастливо улыбающемся лице, Игорь пытался узнать своего отца.

- Папа, ты был на охоте? - наконец спросил он Юрьева, заметив в его руке ружье, знакомое еще по зимней охоте.

- На охоте.

- На кабанов ходили? Подстрелил чего-нибудь?

- Бог миловал...

- А что у тебя...

- С головой?

- Да. Попал в аварию?

- Нет. Просто аллергия на кабанов.

- Но почему вы ездили без меня? Мест не хватило?

И тут Игорь с удивлением узнал в одном из "охотников", стоящих рядом, Максима, такого же черного и дымного, как отец. Третьим был дядя Петя Счастливчик, который вообще-то никогда не был охотником.

- Привет, Макс! Тебя тоже приглашали на охоту? - Игорь протянул руку Максиму.

- Нет, я без приглашения. Скорей, по зову сердца,- с усмешкой пожал плечами Максим.

- Ты не знаешь, что это со мной стало? - продолжал, не вдаваясь в подробности, Игорь.- Вчера вечером шестьдесят килограммов от груди жал, а сегодня руки поднять не могу

- Что? Вчера?!

- Да. А ты что, не помнишь, как сам вес на штанге устанавливал?

- Ну, парень, и силен же ты спать! - заключил Счастливчик, и Максим засмеялся, внезапно осознав, что все кончилось

- Все на выход! - сказал Счастливчик и, навалившись плечом на входную дверь, выдавил ее на улицу

- Давай к "лимузину"! Петька, быстрее! Заводи! - стонал Юрьев, боясь свихнуться от счастья и едва удерживая в груди радость, бьющую огромными крыльями и рвущуюся из клетки на волю.