Русское тысячелетие - Сергей Эдуардович Цветков

крича, что это рабы самые свежие, простые, нехитрые, только что приведённые из народа польского, а не московского.

Эту черту русского характера неплохо бы знать тем, кто любит поговорить о вековечной рабской душе нашего народа.

«Русские своих не бросают», — эта поговорка была как нельзя более актуальна в XVI–XVII веках. В это время на Руси взимали специальный налог (полоняничные деньги) на выкуп пленников, уведённых в Крым. Сумма набиралась весьма приличная — до 150 тыс. рублей, что составляло больше 10 % тогдашнего государственного бюджета. Заведовал этим сбором Посольский приказ.

Не все крымские пленники, получив свободу, возвращались в Россию. Кое-кто оставался в Крыму, становясь тайным осведомителем русского правительства. Отправленный в Крым с посольством князь Щербатов, докладывал царю Фёдору Ивановичу в 1591 году: «У нас полоняники старые прикормлены для твоего государева дела».

Поступавшая из Крыма информация была чрезвычайна важна. Ведь во второй половине XVI в. крымский хан некоторое время буквально держал в руках судьбу Русского государства.

Приключения Ивана Мошкина

Порой в документах той эпохи можно отыскать невероятные истории. Вот одна из них — о «русском Девятаеве» XVII века.

Калужский стрелец Иван Семёнович Мошкин нёс сторожевую службу на реке Усерд (ныне река Тихая Сосна в Воронежской области). Году в 1634-м, после стычки с крымцами, он попал плен и был продан в Турцию. Там он промаялся семь лет на турецких галерах — каторгах. Участь галерного раба была символом бед и страданий: кровавые мозоли на руках, свист бича надсмотрщика, скудное пропитание, а в случае потопления корабля — страшная гибель в морской пучине…

Мошкин не смирился со своей участью. «И стал я, — рассказывал он после, — подговаривать своих товарищей, всех невольников, чтоб турок побить и в православную христианскую веру пойтить».

Летом 1641 года судьба забросила его под Азов, незадолго перед тем захваченный у турок донскими казаками. Султан прислал к крепости многочисленное войско и большую флотилию. Мошкин находился на галеасе, которым командовал некий Абты-паша. Вместе с ним на вёслах сидело больше двух сотен земляков из разных областей России, таких же бедолаг — служилых людей, крестьян, холопов. Многие из них томились в плену уже свыше десятка лет. Первенство здесь принадлежало Якиму Васильеву, проведшему в литовском, татарском и турецком плену не много ни мало три десятилетия — полжизни! За ним числилось три неудачных побега, но ради свободы он был готов рискнуть головой ещё раз…

Ещё 70 судовых рабов были выходцами из европейских стран — испанцы, итальянцы, греки и др. Турецкий экипаж насчитывал около 250 человек.

С тревожным чувством смотрели русские пленники на полуразрушенные турецкой артиллерией укрепления Азова, за которыми укрывались их братья-единоверцы, храбрые донцы. Помочь осаждённым они ничем не могли. Зато именно здесь Мошкину и его товарищам представился случай приобрести необходимое средство для побега.

Галере Абты-паши досталась роль перевозчика пороха. Команда Мошкина, работавшая на разгрузке, небольшими порциями украла больше пуда «огненного зелья» и спрятала его в трюме между мешками с сухарями.

Между тем 6 октября турецкая армия, так и не сумев выкурить из Азова несгибаемых донцов, сняла осаду и отступила. Ещё целый год Мошкин выжидал удобного случая для захвата судна. И вот однажды, темной ноябрьской ночью «на Дмитриеву субботу», когда все турки, включая капитана, уснули, Мошкин горящей головней поджёг украденный порох. Взрыв разметал по палубе около тридцати тел турецких матросов. С остальными турками восставшие невольники покончили в скоротечном рукопашном бою. Мошкин, завладевший саблей, собственноручно сразил капитана галеаса Абты-пашу.

Успех отважного восстания превзошёл всякие ожидания: погиб только один русский пленник и 20 были ранены, тогда как турки из 250 человек команды осталось в живых лишь 40 — их заковали в кандалы, снятые с гребцов. Мошкин в пылу схватки получил тяжёлые раны — «в голову и руку стрелами, в голову и живот саблей», и сильно обгорел «по пояс».

Всё это случилось недалеко от побережья Греции. Завладев кораблём, Мошкин со товарищи взяли курс на запад — во владения христианских государей. Спустя неделю они прибыли в Мессину на Сицилии, находившуюся тогда под властью испанцев. По пути они захватили ещё один небольшое турецкое судно.

Испанцы были восхищены отвагой пленных «русинов», но совершенно не представляли, что с ними делать дальше. В конце концов власти Мессины решили пригласить храбрецов на службу испанскому королю. Бывшим пленникам посулили неплохое жалованье, а получив отказ, посадили нескольких их под стражу — для устрашения остальных.

Мошкин не мог вступиться за своих товарищей, поскольку два месяца был прикован к постели — полученные раны и ожоги заживали медленно. На ноги он встал не командиром захваченного галеаса, а бесправным нищим странником — испанцы конфисковали его корабль вместе со всем имуществом и трофеями. Хорошо ещё, что обобранных до нитки русских выпустили из города на все четыре стороны.

Путь на родину занял ещё более года. «Шли мы… наги и босы и голодны», — свидетельствует Мошкин. Путь их лежал через Рим, Венецию, Вену и Варшаву. До России вместе с Мошкиным добралось всего 19 человек.

По царскому указу Иван Мошкин был снова принят на стрелецкую службу с жалованием в 2 алтына — во много раз меньше, чем ему предлагали в Мессине. Крепостные и холопы вместе с денежным вознаграждением получили вольную. О дальнейшей судьбе Мошкина и его геройского отряда ничего не известно.

Херсонес — извлечение из небытия

19 мая 1827 года подписчики петербургской газеты «Северная пчела» с любопытством читали заметку о начале археологических раскопок в древнем Херсонесе:

«Главный Командир Черноморского флота и портов вице-адмирал Грейг… предписал всем частям Морского ведомства о воспрещении частным людям разрывать древние курганы и развалины без особого дозволения, и сверх того поручил известному своим просвещением чиновнику, г. Крузе, приступить к систематическому разрытию кургана на развалинах Херсонеса».

И далее приводилось извлечение из письма самого Крузе, опытного геодезиста:

«Третий день как я приступил