Урга и Унгерн - Максим Борисович Толмачёв

– Сейчас, пожалуй, у него уже сотни три бойцов под ружьем, – предположил Рерих.

– Такой закоренелый партизан не пойдет воевать за Унгерна, – высказал я мнение, основываясь на рассказе Рериха.

– Пойдет, еще и приплясывать на ходу станет, и песенки петь, если скажут. Унгерн теперь живой бог войны и освободитель Халхи от ненавистного китайского ига. У него, между прочим, нынче самые огромные склады оружия в этом краю, и золото, хранящееся в банках города, теперь будет служить нуждам барона. Казагранди до зарезу нужно оружие, а мы охотно его предоставим. Как начальник интендантской службы Азиатской конной дивизии, я уполномочен Дедушкой обеспечить примкнувшим войскам полковника Казагранди необходимые условия для ведения боев с китайцами и большевиками. Ты по линии штаба наладишь с ним переписку и будешь получать и отправлять донесения и прочую корреспонденцию, а если нужно, и гостей из Ван-Хурэ теперь принимать у себя станешь. Кстати, я тебе для представительских целей и помощницу уже подыскал, а то штаб скоро мусорную свалку напоминать начнет…

Рерих хитро улыбался, а я решил не попадаться на крючок любопытства и всякие расспросы прекратил, так и доехали молча до Ван-Хурэ.

В пригороде нас встретил конный патруль, проверили документы, расспросили, к кому направляемся, дали казака в сопровождение, он провел нас через все заставы в штаб Казагранди, размещавшийся в большом административном здании бывшего китайского правительства.

Казагранди, молодцеватый, лет сорока, жилистый и жизнерадостный, тряс нам руки, улыбался, сыпал шутками и поил вином. На предложение Рериха выкурить чарас весело согласился. С первого взгляда он казался порывистым человеком с повадками светского повесы, однако опасно было обманываться броским фасадом – где-то там, внутри, под безупречно выглаженным мундиром билось бесстрастное сердце партизана. В первую же встречу все было оговорено и решено. Казагранди с радостью принял условия, предложенные от лица Унгерна Рерихом. Бойцы подразделений полковника будут теперь в подчинении генерала Резухина и при необходимости брошены в бой под его командованием. Кроме того, в самые ближайшие дни Казагранди получит со складов барона 200 винтовок, 250 комплектов теплого китайского обмундирования и еще полсотни тысяч патронов, чай, табак, соль и немного гашиша.

– Но только для офицерского состава! – Рерих радостно хлопал по плечу полковника Казагранди.

– Ну разумеется, господин Рерих. Только офицерам и ветеранам. Ветеранов у нас почитают и славят.

– Ну а это лично для вас, – произнес Рерих и достал из-за пазухи склянку с кристаллами метамфетамина.

– Наслышан, наслышан! Кристаллы Рериха! – Казагранди двумя руками принял склянку и, совершив низкий поклон, предложил всем присутствующим немедля угоститься…

Мы сидели в местной лапшичной дунган. Больной зуб меня не тревожил, однако флюс надуло теперь немалый. Казагранди травил анекдоты о забавных случаях из боевой и мирной жизни. Про подвиги свои он истории не вплетал и вообще казался довольно скромным офицером, притом что всегда был душой компании. Не кочевряжился и, если требовалось, с подробностями описывал те или иные сражения по просьбе собеседников.

– Николай Николаевич, а это правда, что вы захватили два бронепоезда и затем активно использовали их в бою? – Рерих подмигнул мне как заговорщику, очевидно, своим вопросом хотел добиться от Казагранди откровенного рассказа о его подвигах.

– Господин Рерих, все, что рассказывают обо мне, – правда, порой процентов на двадцать, а то и менее, но все равно правда! В октябре восемнадцатого года я был назначен командиром Боевой колонны правительственных войск, куда входили 16-й Ишимский и 19-й Петропавловский полки и еще множество других подразделений. Вот тогда в ноябре восемнадцатого моя колонна наголову разбила третью бригаду 29-й стрелковой дивизии Красной армии. Пленили больше тысячи большевиков, оружия и припасов добыли множество… ну и два бронепоезда. Правда, один эти сучьи дети успели взорвать. Мы на поезде особо и не колесили, отстреляли боекомплект по большевикам на нескольких станциях, боев не завязывали – те сразу деру давали. Весь север Урала зачистили от красных в итоге. Пермь взяли с наскока, мне подполковника присвоили, а через месяц, аккурат под Рождество, и полковника дали. К бойцам колонны население относилось паскудно. После освобождения Перми в городе начался разгул преступности, спекуляции, проституции и опиомании. В нас не видели избавителей и почти сразу забывали о тяготах жизни при большевиках, вместо того чтобы бросить все силы на обслуживание фронта, жертвуя собой, если нужно. Меня возмущает такая забывчивость! Ведь на сытый желудок и с хорошим оружием можно очень скоро выбить большевистских бесов сначала из Халхи, а уж потом и из настрадавшейся России. На фронте отдают свою жизнь лучшие люди, чтобы в тылу жилось сыто и спокойно!

– Ну, за тыл теперь можете не волноваться! – Рерих потягивал вино, развалившись в удобном кресле. – Тыл теперь не ваша, а моя задача, все, что понадобится в пределах имеющегося в наличии, мы вам обеспечим. Генерал Унгерн прослышал о том, что к вам весьма охотно идут новобранцы со всей страны. Их нужно обучать и тренировать, как вы отнесетесь к формированию в Ван-Хурэ военной школы? Она может стать представительством ургинской военной школы. Разумеется, туда будут доставлены образцы стрелкового и артиллерийского оружия и боеприпасы к ним. Если нужно, мы вышлем для обучения кадровых офицеров из Урги.

– Да, это замечательно! Особенно насчет боеприпасов. Они лишними, конечно же, не будут! – Казагранди был доволен предложением о создании военной школы и предоставлении под эти цели оружия и людей. – Нам бы еще докторов, а то с медициной совсем туго.

– Ну, с этим делом у нас тоже небогато! – Рерих развел руками. – Вот Ивановский со своим флюсом как мучается, зубных врачей во всей Урге теперь не сыщешь. А наш Клингенберг с его госпиталем загружен работой на месяц вперед.

– С флюсом я, пожалуй, смогу помочь, у нас отличный зубной врач имеется, по фамилии Гей.

– Еврей? – насторожился Рерих. – Не тот, случаем, которого по всей Урге наш Сипайло разыскивает?

– Еврей, – кивнул Казагранди. – Замечательный человек, бывший ветеринарный врач, большой умница, он помогал мне мясо заготавливать для моих партизан. Может, его кто и разыскивает в столице, да только у меня его никто не посмеет тронуть!

– Вы его лучше не светите, пусть тихонько в Ван-Хурэ работает, Унгерн к евреям знаете ведь как относится! – Рерих перешел на доверительный тон, а Казагранди нахмурился:

– Я за Гея ручаюсь! И в обиду его самого и его семью не дам! – Полковник растерял весь свой запас радушия, и теперь впервые мы видели его хмурым и задумчивым. – За совет спасибо. Я им, пожалуй, воспользуюсь, пусть Гей сидит себе тихонечко в