Горечь - Юрий Хазанов

Не все, конечно, в Голицыне на проспекте Мира одобряли тётю Тоню. Многие считали, что она с приветом: возится с кошками да собаками, словно другого дела нет. Но это ведь полная неправда: у неё и других дел хватает — она и хозяйство ведет, и за своей матерью ухаживает, и за матерью мужа. И ещё одной-двум пожилым да больным соседкам помогает, и к сыну своему заходит — если надо помочь…

А сколько хлопот с животными! У нас в посёлке, Юра, чтоб вы знали, объявляют порою «день отстрела»… Нет, не надо вспоминать сейчас о вашем друге Даниэле, у кого, насколько знаю, повесть называется «День открытых убийств», за которую его посадили на пять лет… Но то сатира, а тут по-настоящему: официальный государственный день отстрела бродячих, то есть бездомных собак и кошек. Разрешённый и одобренный. И происходит на глазах у всех. И у детей… Ах, вы знаете? Ну, конечно, извините… Это же не только у нас в Голицыне…

Но я хотела о другом… Этим летом Раиса Абелевна, вы с ней знакомы, опять оставляла свою Кнопку у тёти Тони… Вы её не видели? Я про Кнопку говорю. Будь у неё копытца и рОжки — ну совсем ягнёнок. Чёрный-пречёрный. А на самом деле она — красавица-пуделица(ха?). Тётя Тоня уверяет, что ещё совсем немного — и Кнопка заговорит. А пока только глазами разговаривает. Правда, наш Васильич, муж Тони, всякий раз отвечает на это, с присущей ему страстью к научным разговорам, что, если рассуждать логично, через миллион лет, или около того, такое вполне возможно, только перед этим ей надо в шимпанзе превратиться, а потом в питекантропа, синантропа, кроманьонца. Однако тётя Тоня не соглашается и говорит, что Кнопка и так хороша — ни в кого ей превращаться не надо…

И вот Кнопка вдруг пропала. Представляете, Юра? Вскоре за ней должна приехать дочь Раисы Абелевны, а собаки нет!

В тот день Кнопка гуляла, как обычно, в палисаднике вместе с другими собаками и с вашим Капом. К ним приходили соседские ребята — в прятки поиграть. Они прятались в саду, за сараями и оттуда звали собак — кто быстрее их разыщет. Тётя Тоня ходила в продуктовую палатку, потом принесла из колодца воды для одной дачницы, покопалась в саду и прилегла отдохнуть. Встала — тут и время животных кормить. Позвала — все прибежали, а Кнопки нет: наверно, с бабушками в доме сидит, слушает, как Васильич с ними про политику рассуждает. Но Кнопки нигде не было.

Начались поиски, которые ни к чему не привели. Тётя Тоня, Васильич, соседские ребята — все ходили по саду, по улице, заглядывали во дворы, кричали, звали. Дошли аж до берёзовой рощи, что у Минского шоссе, — нигде нет. Как в землю провалилась!

— Ну, не знаю, — чуть не плача, сказала тётя Тоня. — Просто ума не приложу, где она? Сама не могла уйти… Нет!

— Хочешь сказать, тут замешаны чьи-то злокозненные действия? — спросил Васильич. — Впрочем, логически рассуждая…

— Откуда мне знать? — перебила его тётя Тоня. — Может, действия, а может, впрямь за какой собакой побежала? Когда ребята калитку отворяли.

— В таком разе, — сказал Васильич, — не логичней ли будет объявление о пропаже повесить? И что в случае нахождения возможно вознаграждение…

Так они и сделали, и к приезду Тамары, дочери Раисы Абелевны, несколько объявлений уже висело на столбах и заборах. Однако никто не спешил за вознаграждением.

— Маме плохо будет, если узнает, — сказала Тамара. — Я ей пока говорить не стану: вдруг ещё найдётся…

Тамара задержалась на несколько дней в поселке, исходила его вдоль и поперёк, несмотря на заверения Васильича, что он уже сам обследовал данный населённый пункт, и в полном отчаянии собралась уезжать, когда вдруг появилась женщина по объявлению. Она оказалась даже разговорчивей Васильича и, пока добралась до сути, долго распространялась о том, как и почему здесь оказалась, а когда это стало в общих чертах понятно, поведала наконец, что в недалекой отсюда деревне, где она недавно купила дом, есть одна баба, то есть женщина, отОрва ещё та — ко всем цепляется, проходу не даёт. А сынок у неё — того хуже: мат-перемат, но это ещё ладно, а вот неизвестно, чем занимается: всегда бухОй, то есть косой, но денежки шевелятся, а чтобы «здрасьте» сказать, от него не дождешься… И потом…

— А про собаку что? — спросила тётя Тоня.

— Собаку? Так я ж и говорю: у Терентьевны этой то и дело собаки лают. Прямо заливаются. От меня через забор… А я с какой стати у вас, в посёлке теперь-то? Да товарка тут у меня живёт, на Пушкинском проспекте. Мы с ней идём со станции, а на столбе объявление. Я про собаку-то и вспомнила…

— Про какую собаку?

— Разве я не сказала? Этот сынок её, у нас говорят, собаками промышляет. Чего «как»? Я разве знаю? На шкуру, может, или на мыло… А то и на мясо… Китайцы или как их… корейцы за милую душу собак едят, не слыхали?.. Ну, моё дело сказать, а уж вы как хотите… И плата мне ваша, про чего в объявлении, не так уж чтобы нужна… Только собаку у них такую я раньше не видала — очень уж городская. Чёрная вся, курчавая, и лает без передыху. А Терентьевна ей: Булька, в дом! И в сарай загоняет… А вашу, часом, не Булькой звали?

— Её имя Кнопка, — с упрёком и грустью сказала тётя Тоня.

Она потом рассказала об этой встрече Тамаре, и они решили завтра же поехать в ту деревню, хотя надежды на благополучный исход ни у кого не было. Да и как вообще там искать? Кто позволит?

Последние два вопроса задала Тамара, и тётя Тоня, подумав немного, решительно ответила:

— Милиционер.

— Кто? — переспросила Тамара.

— Поселковый наш. Алексей Семёныч. Только бы он свободен был. А в деревню эту Севка, сосед, нас доставит… Я попрошу…

На следующее утро в светло-коричневой севкиной «Победе» они уже ехали в деревню Сивцево. Когда остановились, не доезжая до первого дома, Сева поставил машину под кусты и наметил план действий.

— Значит, так, — сказал он, — мы люди городские, приехали узнать, продаются ли тут дома с огородами и садами, и цены какие. Только ты, Семёныч, форму сними — не пугай народ понапрасну.

Алексей Семёныч обиделся.

— Что ж, мне, извините, в трусах идти, что ли? И в майке?

— В майке можно, — разрешил Сева. — А на трусы ты мои рабочие штаны натяни. Я из багажника выну.

Так и сделали…

(Рассказ Марьи Ивановны затянулся. Но не только из-за подробного изложения, которое лично мне было по душе: чувствовалось, словом хорошо владеет, умеет напряжение создать в самом простом сюжете, поддержать интерес. Ей бы беллетристику для детей сочинять, а не научно-познавательные книжки о воде, огне и прочих изобретениях Природы — хотя те, что она преподнесла нам с Риммой, читались с интересом.

Главной же причиной проволочки послужило то не лишённое приятности обстоятельство, что её рассказ сопровождался чаепитием, и пирожки, приложенные к нему, были отменного вкуса. Так что, невзирая на то, что мне не терпелось увидеть Капа, прогуляться с ним, как обычно, до берёзовой рощи и потом увезти домой, я терпеливо вкушал чай и ждал окончания истории про Кнопку.)

Марья Ивановна продолжала.

…Вошли они, значит, в деревню, начали заходить в дома, спрашивать, не продается ли, по сторонам смотрели. Тамара даже позволяла себе изредка выкрикивать слово «Кнопка», чем вызывала недоумение людей, а возможно, и подозрение в некотором сдвиге своего душевного здоровья. (Но от этих городских и не такое услышишь!..)

Нашли они и ту, которая приходила к тёте Тоне по объявлению, и она чуть не шёпотом объяснила, где дом Терентьевны, но пойти с ними наотрез отказалась: ей здесь жить, и вообще она просит её не вмешивать.

Тамара стала уж говорить, что всё это, на самом деле, очень неприятно и нужно уходить из деревни: ничего они не добьются. Однако тётя Тоня не соглашалась.

— Приятно — неприятно, — рассуждала она, — только надо. В жизни одно приятное не бывает. Как с погодой: сегодня вёдро, назавтра дождь.

С этим утверждением спорить было трудно, и они продолжали свою разведоперацию.

Сева увидел неподалёку мальчишку лет десяти и окликнул его.

— Тебя как звать?

— Ну, Колька, — ответил тот.

— Хорошее имя! — восхитился Сева. — А скажи, Николай, ты у вас в деревне, небось, всех собак знаешь? А?

— Ничего я не знаю, — сказал Коля и отвернулся.

Но Сева не отстал: он работал водителем в местной газете, «косил» под бывалого журналюгу и любил доводить дело до конца.

— Понимаешь, старик, какая история… — доверительным тоном заговорил он снова и рассказал мальчику, что они ищут одну знаменитую на всю страну собаку, она такая — чёрная вся, курчавая, по виду ничего не скажешь, а на самом деле известная цирковая артистка — с ней выступает известный во всем мире клоун Карандаш… Видел его на арене?.. Ну, вот. А теперь все представления отменят, и все ребята Москвы и Московской области плакать будут… Обревутся…