Анатомия любви - Дана Шварц
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Отправляются в больницы при богадельнях, – ответила Хейзел. – Где большинство из них и умирает.
Миссис Кальдуотер рассмеялась, словно Хейзел удачно пошутила.
– Точно, богадельни! – Она снова погладила свой живот. – Что ж, нам двоим нужно как следует питаться. Пожалуйста, передай своей матушке самые теплые пожелания и не стесняйся заскакивать на чай в Бартон-хаус в любое время. Посмотри только, как ты исхудала! Это просто возмутительно. Кошмар! Я сама возьмусь тебя откармливать, если придется.
– До свидания, миссис Кальдуотер, еще раз поздравляю вас с вашей радостью, – сказала Хейзел и сразу же, пока женщина не успела задать очередной бесцеремонный вопрос, раскрыла книгу и уткнулась в нее.
Доктор Бичем был гением, это не подлежало сомнению. Хотя Хейзел и не могла безоговорочно одобрять того, кто способствовал появлению в мире новых Кальдуотеров.
Хейзел листала книгу Бичема, когда из нее что-то выпало – маленький листок пергамента, такой тонкий, что она до сих пор не замечала его между страниц. Она бережно развернула пожелтевший, обтрепанный по краям листок. Казалось, что ему очень много лет, намного больше, чем книге, в которой он хранился.
Это был сделанный пером и тушью рисунок человеческой руки с отделенными от нее пальцами. Стрелками на нем были обозначены все вены, связывающие пальцы с ладонью. По мнению Хейзел, это походило на записи при подготовке к серьезной хирургической операции.
Пергамент был тонким, как крыло бабочки, а чернила почти выцвели. Может ли оказаться, что это запись того самого, первого, доктора Бичема? Сохраненная его внуком, который положил ее в стопку других, а затем случайно сунул в первую попавшуюся под руку книгу? Почерк был угловатым, с сильным наклоном, но очень четким, с ровными, аккуратными буквами. Хотел ли Бичем, чтобы она нашла этот листок? Записку одного из самых выдающихся ученых в современной шотландской истории, подаренную, как знак веры в ее силы, как источник вдохновения?
Как бы Хейзел хотелось встретиться с самым первым доктором Бичемом, человеком, всю жизнь посвятившим изучению человеческого тела! Рисунок на пергаменте принадлежал перу человека, преданного своему делу, как монах, того, кто с таким тщанием и самоотдачей изучал суставы, мышцы и вены, что легко мог создать подобное идеальное изображение. Хейзел перевела взгляд с рисунка на свою собственную руку и обратно. От увиденного хотелось плакать.
Ее работу прервала очередная тень, падающая на книгу от кого-то стоящего над ней. Этот некто вежливо покашлял, привлекая ее внимание, и на одну ужасную секунду Хейзел подумала, что это вернулась Гиацинт Кальдуотер, готовая пытать ее очередной порцией неуместно личных и неприятных вопросов. Хейзел отложила книгу, готовясь вежливо ретироваться, но обнаружила перед собой своего жениха, Бернарда Алмонта.
Он снова вежливо кашлянул.
– Прошу прощения за то, что помешал твоему чтению. Учишься, я полагаю?
Хейзел кивнула.
Сегодня кузен был в простом синем пальто и серых брюках. Образ, по крайней мере для Бернарда, весьма сдержанный и взрослый.
– Могу я присесть? – спросил Бернард.
Хейзел снова кивнула.
Бернард расстелил платок и уселся на траву подле нее.
– Я собирался приехать в Хоторнден или, по крайней мере, прислать письмо, но понял, что мне нелегко набраться, э-эм, смелости, я полагаю. Мне искренне жаль, что я так повел себя на балу и что обрушился на тебя с этой помолвкой. И что так поступил в коридоре для слуг. Признаюсь, что выпил больше шампанского, чем нужно, но и это меня не извиняет. – Он прокашлялся. – Я повел себя недостойно джентльмена. Предложение не делается напоказ, и поэтому, если бы ты решила мне отказать, кузина, я был бы чрезвычайно опечален, но признал бы твое право так поступить.
Раздувающийся шар стыда, неловкости и облегчения – от всего, что произошло с Бернардом, – лопнул в груди Хейзел.
– Спасибо, Бернард, – сказала она.
Бернард вдохнул, обрадованный.
– Так значит… ты станешь? Станешь моей женой, я имею в виду? Пожалуйста, скажи да! Я знаю, что вел себя ужасно, но никого другого я не могу выносить рядом с собой так, как тебя.
На нее нахлынули воспоминания о Джеке, о его тепле, о том, как от его поцелуев трепетало сердце и кружилась голова. Она снова оказалась с ним в той яме, где их сердца стучали в унисон. Как наяву она почувствовала короткие волоски на его затылке, там, где смыкались ее руки, ощутила терпкий запах его пота, бузины и мяты, сладкий земной аромат, от которого ей хотелось закрыть глаза и всю жизнь провести в одном седле с Джеком, прижавшимся к ее спине.
Хейзел отложила книгу и посмотрела в полное ожидания и надежды лицо Бернарда. Он задал ей вопрос, ответ на который был ей известен, причем всю жизнь. У нее был лишь один путь, если она хотела выжить.
– Да, Бернард, – мягко ответила она. – Я стану твоей женой.
– О, чудесно! – Он потянулся за поцелуем, и Хейзел наклонилась ему навстречу. Глаза ее оставались открытыми, и она видела, как трепещут от удовольствия его ресницы. Он оторвался от нее, влажно причмокнув. – Мы дождемся возвращения твоей матери в город и начнем серьезно готовиться, но моя семья определенно захочет устроить пышное торжество.
Хейзел не знала, что на это ответить. Она лишь кивнула и указала на свою книгу.
– О, да, конечно, – спохватился Бернард. – Я же обещал не мешать тебе читать.
Он поднялся и стряхнул грязь с платка, на котором сидел. Нахмурился при виде маленького пятнышка, затем сложил платок и опустил в карман. И уже совсем было собравшись уходить, вдруг остановился и поднял палец.
– А был?.. Прошу прощения за то, что спрашиваю о таком, сам не понимаю зачем, но… у тебя был другой кавалер? Я понимаю, как глупо это звучит, но слухи… ну, знаешь, как все это бывает.
– Нет, – отрезала Хейзел. – И никогда не было никакого русского графа или баварского герцога, и никого другого из тех, кого в Новом городе придумали, чтобы хоть как-то развлечься в отсутствие театра.
Бернард улыбнулся и с поклоном удалился. Хейзел читала при свете закатного солнца до тех пор, пока не стало слишком темно, чтобы различать слова на странице, и гадала, в какой части города бродит сейчас Джек Каррер и почему ей так легко далась эта ложь кузену.
Из «Наблюдений Сэмюэля Брасса, биографа» (Том 1, 1793 год):
Молю, расскажите, что случилось с доктором Уильямом Бичемом, баронет? Конечно, его никогда нельзя было
