Анатомия любви - Дана Шварц

– О, чудно. Йона, ставь воду там и помоги мне. Джек, ты тоже помогай. Нам нужно положить ее на стол.

Они втроем бережно сопровождали Изабеллу, пока та не улеглась на рабочем столе Хейзел.

– Ух, Йона, будь добра… мой экземпляр «Трактата», пожалуйста.

Полный паники взгляд Изабеллы метнулся от Хейзел к Джеку и обратно.

– Книга? Зачем нужна книга?

– Да ни за чем! Просто так! – заверила Хейзел, судорожно листая страницы. – Просто кое-что проверить. Да. Да, отлично. Вот так. – Хейзел вытащила сушеный корень валерианы из одного горшка. – Пожуйте это. Помогает от боли. Дышим глубоко, это важно. Нужно продолжать дышать. Ложитесь в эту сторону, ноги – вот так. И помните, главное – дышать.

– Вы ведь уже делали это раньше, правда? Принимали ребенка? – спросила Изабелла, когда Хейзел уже стояла между ее ног.

– Формально – нет, – призналась Хейзел. – Но много об этом читала.

Ответ Изабеллы потонул в криках боли при следующей схватке.

– Вот что мы сейчас сделаем, – сказала Хейзел. – Вы будете смотреть на меня и рассказывать обо всем, что собираетесь делать с ребенком и… и Томасом в Йоркшире. И каждый раз, как что-нибудь придумаете, будете хорошенько тужиться. Вам понятно?

Изабелла слабо кивнула.

– Хорошо.

– Мы можем… мы можем гулять в парке.

– Хорошо. Тужьтесь.

– Мы можем учить ее читать, – продолжила Изабелла. – Это будет девочка. Мы с Томасом всегда знали, что это будет девочка.

– Отличная идея. Тужимся хорошенько.

– Мы можем отправиться в поездку на озеро.

– Тужьтесь! И, Йона… чистой воды, пожалуйста!

Роды продолжались, а свечи уже совсем оплавились. Йоне пришлось еще дважды бегать в главный дом за новыми свечами, так что, когда Хейзел пришлось сунуть руки между ног Изабеллы, света было достаточно, чтобы разглядеть ярко-красную головку малышки, пробивавшуюся на белый свет, на которой можно было увидеть волосики, темные и слипшиеся. Где-то на втором часу родов Джек исчез.

– О боже мой. Это вовсе не похоже на рисунок, – пробормотала Хейзел.

– Что? – взвизгнула Изабелла.

– Ничего! Ничего! Просто лягте. Все будет отлично. Мы уже близко. Я вижу ее головку. Изабелла? Изабелла, вы меня слышите? Вы скоро станете мамой.

Изабелла кивнула, но слезы продолжали ручьем течь по ее щекам.

– Как бы я хотела, чтобы Томас был здесь, – сказала она едва слышно.

– Вы скоро будете с ним. Давайте-ка, тужимся еще один разок.

Изабелла закричала. А затем к ее крику добавился второй крик – малышки, недовольной холодным миром, в который она только что пришла.

Хейзел завернула кроху в чистую ткань и бережно положила на грудь Изабеллы.

– Вы были правы, – сказала она. – Это девочка. Она – красавица, как и ее мама.

Малышка была прекрасна – круглые голубые глазки и плач, сливающийся с благодарным смехом Изабеллы.

– Маленькая девочка. У меня маленькая девочка.

– Вы справились.

Изабелла перевела взгляд с дочери на Хейзел.

– И вы тоже. Не знаю, что бы я делала, если бы не вы.

Потом Изабелла с ребенком устроились отдохнуть часок, а Йона принесла хлеба с маслом. Хейзел с благодарностью приняла и тут же проглотила свой кусок. Она даже не замечала, насколько была голодна. Прошло много часов с тех пор, как она ела в прошлый раз.

Джек вернулся, когда Изабелла уже начала шевелиться.

– Разве она не красавица? – спросила девушка у него. – Моя малышка.

Джек вытащил что-то из-за спины. Это оказалась квадратная музыкальная шкатулка с ярко расписанными стенками.

– Я хотел самым первым подарить твоей малышке подарок.

Изабелла потянулась за шкатулкой.

– Джек, это слишком.

Она открыла шкатулку, и лабораторию заполнили звуки вальса. Танцовщица в шкатулке, светловолосая балерина, описывала идеальные круги. Было практически незаметно, что фарфоровая фигурка разбилась и склеена клеем.

– Спасибо, Джек, – сказала Изабелла. – Ей понравится.

– А у нее уже есть имя?

Изабелла посмотрела на дочь, а затем на Хейзел.

– Думаю, мы назовем ее в вашу честь. Малышка Хейзел. Я знаю, Томасу бы понравилось.

– Малышка Хейзел, – повторил Джек.

Хейзел боялась произнести что-то вслух, не доверяя своему голосу. Она лишь кивнула и продолжила вытирать помытый таз, стоя спиной к Джеку, чтобы тот не увидел слез в ее глазах.

26

Привязанность, которую Джек когда-то питал к Изабелле, казалась тогда такой искренней, такой нерушимой, такой важной. И все же на следующий вечер, направляясь к ручью, на берегу которого видел Хейзел, он кое-что понял: его чувство к Изабелле походило на изображение свечи, нарисованное мастером, которому удалось уловить и мерцание, и свет, осветивший все вокруг, но все же это пламя было всего лишь краской на холсте. Когда Джек смотрел на Хейзел, пламя было настоящим, оно взвивалось ввысь, обжигая воздух. Он чувствовал его жар и мощь, слышал треск. В первый раз он видел пламя своими глазами.

– Ты была неподражаема там, – сказал он. – То, что ты делаешь, то, на что ты способна. Это просто… ты неподражаема.

Хейзел подняла взгляд, но вставать с берега не стала.

– Я совсем не знаю, что делаю. Джек, я была в ужасе.

– Что? В ужасе?

Хейзел кивнула.

– Целая жизнь в моих руках? Что, если бы я все испортила? Что, если бы навредила Изабелле или ребенку? Я бы… я даже не знаю, что бы тогда сделала. Как бы я стала жить с этим?

Джек уселся рядом с ней и посмотрел на тонкую струйку воды, скачущую по камням. Замок накрывал их темной тенью. На следующий день после родов им удалось перевести Изабеллу с ребенком в главный дом, где их разместили в прежней комнате Джорджа.

– Ты все сделала идеально, – заверил ее Джек. – И малышка идеальна.

– На этот раз, – буркнула Хейзел.

А потом замолкла, и Джек задумался, не совершил ли ошибку, придя сюда, чтобы составить ей компанию. Но тут она снова заговорила:

– Я раньше была так уверена в себе. Забавно: я считала, что все знаю и все могу. А затем ты видишь, как все происходит на самом деле, понимаешь, насколько тонка грань между «все в порядке» и «все больше никогда не будет в порядке», и внезапно тебя накрывает осознание, что ты не знаешь ничего. Я просто глупая маленькая девочка, которой нравятся переодевания и игры в доктора. Я ведь еще даже не сдала врачебный экзамен. И что тогда я вообще делаю?

Джек взял руку Хейзел в свою. Ее рука оказалась холодной, словно неживой. Бледной и бескровной.

– Хейзел, – произнес он мягко, – ты самая выдающаяся личность из всех, что я встречал за свою жизнь. – Ты – невероятная.

– Я так боюсь, – призналась Хейзел.

– Хорошо, – сказал Джек. – Это нормально. Нет ничего плохого в том, чтобы бояться.

Хейзел