Похищение чудовищ. Античность на Руси - Ольга Александровна Кузнецова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Орфей в аду. «Овидиевы фигуры». XVII в.
Получив внушительный набор античных образов, христианские авторы распорядились ими по-разному, но самые ужасные твари были достаточно быстро расселены в аду-аиде (со включенным туда Тартаром). По гравюре из «Овидиевых фигур» можно узнать, как Орфей, спустившись за Эвридикой, «умилил гласом скрипицы своей» Плутона с Персефоной. Несмотря на присутствие античных персонажей, хорошо видно, что изображен именно христианский средневековый ад западноевропейской традиции. На заднем плане можно видеть демонов-мучителей с вилами. Над головой Плутона в складках занавеса примостился еще один зверовидный демон вроде летучей лисицы. Такие необычные для русской культуры бесы переносятся с западноевропейских гравюр в XVII–XVIII вв. — например, пестрый демонический зоопарк можно видеть на гравированном листе с искушением Святого Антония.
«…место исполни привиденми: явихся в подобии лвов, волков, аспидов, змиев, скорпиев, рысев…» — с подписи к лубочной картинке.
На самом деле уже в Античности те или иные монструозные существа если и не осуществляли возмездие, то квартировали в царстве мертвых. Например, Цербер был охранником адских врат. И христианская культура только усилила заложенный в чудовищах демонический потенциал. Но на Русь литературный опыт западноевропейского средневековья иногда приходил одновременно с отголосками более поздней эмблематики, культуры Нового времени. Так что положительная и отрицательная оценка античных персонажей причудливо совмещались в одно и то же время, у одних и тех же авторов. Чрезвычайно популярный Геракл в XVIII в. то причислялся к скверным лжебогам язычников и отправлялся мучиться в ад, то выступал в роли высокого примера доблести, обозначая какого-нибудь превозносимого современника (императора, военачальника) или даже Христа. Орфей то символизировал веселье (как музы) и служил высоким поэтическим образцом, то низвергался в преисподнюю со своей легкой музыкой, не идущей ни в какое сравнение с псалтирью Давида, «нового Орфея». В поэме Андрея Белобоцкого «Пентатеугум» знаменитый античный поэт Анакреон страдает в оковах, «под лавою в аде спрятан», а титан Прометей, недавно сам мучимый коршуном, выступает в роли тюремщика: «вложит на них цепь тяжкую / Промофей, крепко сковавши».
Отдельно взятые бесы с лубка «Искушение святого Антония», XVIII в.
Боги убоги
— О бози предвечны, ввеки присносущи, ты, Юпитер, Аполлю, в высоте живущи! Иовишу, Сатурне, всегда мне любезны, зрите зеницы мои от печали слезны! — Убо претерпевай днес, претерпевай раны, не помогут тебе сии бездушны болваны. Образ победоносия (1728)Аполлона же еллини глаголют бога ревнива суща, лук и тул держаща, овогда же гусли и смычец, и волхвующа человеком пищи ради и мзды… и бог ли есть той? Не подобает богу гудцу быти и убогу.
Азбуковник — Повесть о Варлааме и Иоасафе Ираклей, Диана, Дий, Зевс, Ира брана, Крон, пьяный Дионис С блудницами повис, Артемида честна, В красоте прелестна. «Игровая орация» Кариона Истомина (XVII в.)Ироничные характеристики античных божеств были известны на Руси с древних времен. Они появлялись в переводных текстах исторического и поучительного характера, откуда отправлялись гулять по сборникам, словарям и поздним авторским текстам. Особенно высмеивалась божественная специализация: один с помощью молотка и клещей добывает хлеб насущный, другой занимается врачевательством, третий служит в армии, четвертый практикует гадания и игру на музыкальных инструментах, опять-таки ради заработка. Эпизоды мифологии тоже пересказывались обличительно: что же это за боги, пожирающие своих детей, имеющие любовников, «учителя пьянству»? К XVIII в., уже в поздних словарях, эти сведения, пропущенные через эмблематику, стали подаваться еще забавнее. О Гере говорилось, что она «жила весьма несогласно с своим мужем, ненавидя множество наложниц Юпитеровых… для чего и развелась с своим мужем» («Краткий мифологический лексикон»).
Поклонение греков музам. «Повесть о Варлааме и Иоасафе». XVII в.
Неудивительно, что эти нелепые небожители древности — то ли возомнившие о себе люди, то ли демоны, то ли какие-то ущербные божества непонятного происхождения — время от времени в Средневековье изображались мучимыми в аду. Такими их видит, например, Александр Македонский («Александрия», XV в.), ведь при его стремлении освоить морские глубины и небеса странно было бы не заглянуть в ад. Строго говоря, увиденное им — не совсем ад, а место предожидания, временного содержания грешников в отдаленных уголках земли, пока не наступит Страшный суд. Однако все эти таинственные пещеры и острова, где сильно пахнет серой, в русских текстах называются адом. Иногда в средневековых произведениях речь идет о двух разных адах, верхнем и преисподнем («Луцидариус»).
Александр же, остав мало, и уклонися в пещеру ту, и вшедшу ему внутрь — и ту мечтание некое зверообразно срете его. Он же имя Бога Саваофа призвав, и весь страх ни во что же бысть ему. Чюда некая дивна в пещере той виде, и зверочеловекообразни, и человеки многие связаны видев опако руками, Ираклия виде и Аполона, и Крона, и Ермина, их же боги имяху. И сих Александр видев связаны веригами и ко единому их приступив. Он же ему сказа