Похищение чудовищ. Античность на Руси - Ольга Александровна Кузнецова

крылат, имеющ три главы: едина же бе глава ко очима мужю, а 2 к устом его. И рече архистратиг: «Се есть бедный человек, яко не может отдохнути от змия сего»…Хождение Богородицы по мукам

Из Тартара прямиком в аллегорический ад попадают «великие грешники» древности: Сизиф, Тантал и Титий. Не так впечатляли истории их проступков, как сами наказания, хорошо вписавшиеся в контекст неугасимого огня, неумирающего червя и подобных непрекращаемых христианских ужасов. Вообще все, что хорошо встраивалось в древнерусские характеристики мук и мучителей, переносилось в нашу культуру сравнительно легко. Какие-нибудь дивные народы, поедающие змей (троглодиты), напоминали о терзаемых гадами грешниках. Какие-нибудь кинокефалы (циномоили, циномолги) брешут, как адские псы, а коромандеи скрежещут своими собачьими зубами. В голове читателя сборников о чудесах мира все эти странные повадки свидетельствовали о демонизме чужаков. С другой стороны, в описаниях дальних стран есть рассказы о каламандре — черве, который живет в вечном пламени — и о несгорающих материалах. Христианские авторы Раннего Нового времени считали «факты» такого рода доказательством существования ада.

Грешница, обвитая чудовищной змеей. «Александрия», XVII в.

Известная древнерусская загадка «Стоит человек в воде по горло, просит пить, а напиться не может», воспринимавшаяся как афоризм о ненасытных грешниках, очень напоминает Танталовы муки. Страдания Тантала действительно интересовали русских авторов (тем более что им предшествовала еще и волнующая история о людоедстве). В «Пентатеугуме» фрукты, дразнящие Тантала, для лаконичности сброшены с ветвей в воду («Мимо рота Танталови / плывут яблока алчнему»), а вот в «Овидиевых фигурах» сцена описана чуть подробнее. На гравюре видно, как чудовищный демон руководит мукой: именно он отклоняет ветку с плодами и встречным потоком из своего рта не дает Танталу напиться.

Троглодиты. Сборник XVII в.

Танталус поставил богом сына своего Пелопоса есть, за которой штраф бросили его во ад, идеже непрестанным гладом и жаждею мучится, хотя он пред собою доволно пития и ествы имеет.

Овидиевы фигуры

«Корш одному сердце клюет, змей глотает» — сказано в «Пентатеугуме» о Титии. Перед русским читателем снова узнаваемый сюжет о том, как грешника мучают дикие звери, драконы. Кстати, еще одна интересная разновидность наказания при помощи животных — их рык. Если адские собаки только тявкают, то звери покрупнее, медведи или львы, способны причинять настоящую боль, оглушительно рыча прямо в уши. Иногда к ним присоединяются еще и бесы с сопелками.

Ушам гроза от львов рыка, от всех сторон изданнаго. Ревет медведь. Та музыка не тешит осужденнаго. Комедия Орфеуса Уже ся в аде скончали. Потешники злаго беса в свои суремки заиграли. Пентатеугум

Адский шум как «антимузыка» — известный средневековый мотив. Ужасные звуки преисподней противопоставлялись литургическому пению (если по сюжету грешник был уличен в пренебрежении церковной службой) или же каким-нибудь светским способам услаждения слуха — веселью земных пиров, развлечениям в театре. И тут античные персонажи оказывались удачной аллегорией: культура древнего языческого веселья, бесконечных вакханалий, веселых богов заканчивается посмертной скорбью.

Змеехвостый демон и мучимые змеями грешники. Икона «Страшный суд», XVII в.

Танталовы муки. «Овидиевы фигуры», XVII в.

В средневековый ад попадают кентавры, гекаты, химеры, гидры и прочие драконы, фурии-медузы и разнообразные аллегории пороков в виде чудовищ. Картины их пребывания среди грешников обычно иллюстрируют две идеи: что в аду карается порок и что в аду очень страшно. Но раз эти монстры уподобляются бесам, то они все-таки мучают или мучаются? Для христианских инфернальных персонажей это единый, замкнутый на себе процесс. В средневековом понимании зло иррационально. «Злой» персонаж совершает нехорошие поступки под влиянием ужасного внутреннего исступления, в котором постоянно находится. Он хочет крови, убийств, ожидая, что они утолят его страшные внутренние муки, но в аду это ненасытное желание только разжигается. Поэтому ни сатана, ни грешники обычно не могут каяться — они охвачены злом. Страдая от неугасимого пламени, боли, голода, укусов каких-нибудь жутких существ, мучимые люди продолжают скрежетать зубами, злиться, ненавидеть. Даже в столь непростой ситуации им чуждо чувство солидарности, и внешне они сами напоминают бесов [4: 31; 108], а в древнерусских текстах их постоянно называют детьми или слугами дьявола — настоящими чудовищами. В поэме «Пентатеугум» сказано, что грешники, подстрекаемые бесами, никак не уймутся: даже горя в огне, они продолжают пакостить соседям по костру, норовят укусить друг друга, поранить. И демоны, которые тоже могут страдать от огня, в этот момент очень довольны. По утверждению из «Луцидариуса», рады и праведники, поскольку избавились от такого безобразия.

Бесы с адскими трубами, от которых горят уши грешника. Лубок, XVIII в.

Смущающим бесом радость — в аде мучимым с<с>орити. Всяк суседу творит пакость, не могут на ся смотрити, Рвут ся, дерут и кусают, ранами ся уязвляют, Беси з угла поглядают, з драки ся их улыбают. Пентатеугум

Фурии и Цербер в аду. Вацлав Холл ар. XVII в.

Хотя кошмарное подземное царство, населенное привозными монстрами, продолжали изображать в старообрядческой культуре, к Новому времени многие