Тайное братство - Робин Янг

Как позднее он узнал, ему пришлось пролежать так всего несколько минут, хотя минуты показались часами. Его подняли чьи-то сильные руки.

— Слава Богу, жив, — прошептал Маттиус и потащил его по проходу.

— Маттиус, — простонал Джеймс, — что это было?

— Поговорим потом. Сейчас надо поскорее добраться до лазарета.

— Не надо. — Джеймс, покачиваясь, встал на ноги и повторил, уже увереннее: — Не надо. — Он снял с плеча руку Маттиуса и откинулся на парапет. — Я в порядке.

Другую сторону крепости мамлюки продолжали атаковать стрелами и камнями, но защитникам удалось вывести из строя шесть манджаников. Теперь они медленно тлели вместе с останками мамлюков. Атака на центральную часть стены провалилась.

Маттиус снова положил ему на плечо руку.

— Ты же весь в крови.

Мантия Джеймса из белой стала красной.

— Это не моя кровь. — Он посмотрел на то место, где стоял с воинами, и пробормотал молитву. Из всей группы уцелел он один. В парапете зияла огромная дыра, как будто кусок стены откусило гигантское чудовище. Повсюду вперемежку с каменной кладкой валялись мертвые тела. Мамлюки пробили стену, но без всякой пользы для себя.

Через прореху в его мантии Маттиус разглядел впившийся в плечо осколок камня.

— Пошли, Джеймс. Я отведу тебя в лазарет.

С участка стены над воротами донеслись крики. Маттиус перегнулся через парапет:

— Наши захватили катапульту!

Внизу разбегались мамлюки. Защитникам крепости удалось подцепить баграми катапульту. Они приподняли ее и уронили, сломав каркас. А мамлюков, прятавшихся под крышей из «зеленых шкур», выкурили, спустив горящие охапки веревок, обвалянных в сере. Большинство убегающих сразили стрелы.

После этого передовой отряд лучников отступил.

— Они уходят, — пробормотал Маттиус. — Дьявольское отродье!

— Погоди, — сказал Джеймс, взяв его за руку, — смотри.

Манджаники, нацеленные в дальний конец крепости, выстрелили. На сегодня в последний раз. Но сейчас в стену полетели не камни, а тела тридцати христиан, захваченных в ближайших деревнях. На каждом зиял нарисованный красной краской крест.

У стен Сафеда, Иерусалимское королевство

19 июля 1266 года

Бейбарс вошел в шатер. В гневе сорвал пояс с саблями. Хмуро глянул на евнухов, приблизившихся снять плащ.

— Пошли вон!

Слуги исчезли.

Омар дождался, пока он взойдет на помост, усядется на трон и обхватит ладонями львиные головы.

— Мой повелитель, еще не все потеряно. Это всего лишь третий приступ.

— Я хотел закончить сегодня.

— У них толстая шкура.

— Мы бы Сафед обязательно взяли, но эти слуги Иблиса исхитрились разбить наши манджаники. — Бейбарс побарабанил пальцами по львиным головам. — Да, франки хорошо сражались. Вот так кабан пускает в ход клыки.

— А мы можем пустить в ход копателей-наккабунов и пройти к ним через подземные ходы.

— Нет. Подкоп — дело долгое. И ненадежное. — Бейбарс продолжал барабанить, но теперь медленнее. — Лучше зайти к кабану сзади. Мы найдем их слабое место и ударим. — Бейбарс спрыгнул с помоста. — Кажется, я знаю, где может быть это слабое место. — Он выглянул из шатра. Кивнул начальнику стражи: — Призови ко мне атабеков и геральдов.

Сафед, Иерусалимское королевство

19 июля 1266 года

Лекарь-сириец быстро вытащил камень. Рана оказалась неглубокой. Он смочил ее травяным настоем, сунул в руку Джеймса льняной лоскут и ушел. Во внутреннем дворе толпились воины с легкими ранами — ушибами, ожогами, царапинами от стрел. С тяжелыми лежали в лазарете. Джеймс сел, прислонившись к стене. Зажал плечо лоскутом, чтобы остановить кровь. Задумчиво повертел в руке осколок.

— Сохрани, — посоветовал Маттиус, протягивая кубок с вином. — Дома будешь показывать внукам.

Джеймс улыбнулся и положил камень в кошель на поясе.

— Я отдам его сыну.

Он откинул голову, вгляделся в нежно-голубое небо. День прошел быстро. Защитники разбирали завалы, переносили на внутреннюю территорию раненых, определяли нанесенный стенам ущерб, тут же начинали ремонт. Он бы остался на стене дольше, но Маттиус грозил отнести его на руках в лазарет, если сам не пойдет. Из стана мамлюков доносились звуки, похожие на священные песнопения.

После вечерни они с Маттиусом заступили на вахту.

— Ты думаешь, сегодня они будут атаковать? — с тревогой спросил воин-сириец.

— Нет, — ответил Джеймс. — Для подготовки к приступу им нужно несколько дней.

К ним приблизился командор с шестью рыцарями.

— У меня плохая весть. — Командор посмотрел на сирийцев, обсуждающих что-то между собой, и понизил голос. — Бейбарс прислал геральда. Предлагает сдаться всем воинам — уроженцам здешних мест. Он дал им на размышление две ночи. Либо сдаться и сохранить жизнь, либо остаться с нами и умереть.

— Боже милостивый, — пробормотал Маттиус.

Командор кивнул:

— Через час о его предложении будут знать все. Надо принимать меры, иначе к утру начнется бунт.

19

Темпл, Париж

20 июля 1266 года

В соларе стояла жара и духота. Рыцари потели в своих шерстяных плащах, пытаясь не замечать неудобств. Лишь Эврар, примостившийся на табурете, как ястреб, в черной сутане с надвинутым на лоб капюшоном, казалось, не страдал от жары. Однако ему не терпелось узнать причину вызова в солар инспектора, из-за чего пришлось оторваться от завершения сложного перевода с греческого, над которым он бился уже несколько недель.

Обычно повседневные дела прицептория обсуждались на еженедельных собраниях капитула в присутствии всех братьев. И Эврар не мог припомнить, чтобы инспектор вызывал нескольких избранных рыцарей без предупреждения и объяснения причины. Состав приглашенных ничего не говорил. Пять рыцарей высокого ранга. Рядом с ними Эврар выглядел белой вороной.

Наконец дверь отворилась. Появился слуга с подносом кубков и кувшином вина. Сзади инспектор, высокий, статный, преисполненный достоинства, с седоватой бородой в форме трезубца. Рядом шагал молодой человек, чуть старше двадцати, худой, с грустными собачьими глазами. Эврар взглянул на него и выпрямился. Поношенный черный хитон, босые грязные ноги, на шее большой деревянный крест. Несомненно, доминиканец, «Божий пес», один из братьев-инквизиторов. Он выглядел как обыкновенный нищий, но держался с достоинством лорда.

— Добрый день, братья, — произнес инспектор, закрывая за слугой дверь. Затем кивнул доминиканцу на пустой табурет рядом со столом. — Пожалуйста, садись, брат Жиль.

Молодой человек сдержанно улыбнулся.

— Я постою.

Выражение лица инспектора не изменилось.

— Как желаешь.

Он обошел свой стол и уселся в троноподобное кресло, оставив доминиканца стоять посреди комнаты.

— Извините, братья, — инспектор посмотрел на рыцарей, — что призвал вас без извещения, но брат Жиль прибыл ко мне с важным делом. Мы довольно долго его обсужлали, и он согласился продолжить здесь, поскольку может потребоваться ваша помощь. — Инспектор бросил взгляд на Эврара: — Я захотел услышать и твой просвещенный совет, брат Эврар.

Капеллан не отозвался. Лишь еще сильнее нахмурился. Этот Жиль, конечно, поднаторел в риторике. Скорее всего недавний выпускник теологического факультета. Братья-доминиканцы высокомерны, горазды трепать языком и весьма напористы. Считают себя церковниками, а больше похожи на законников.

Инспектор кивнул доминиканцу:

— Начинай, брат Жиль.

Монах встал так, чтобы его могли видеть все рыцари. Окинул их пытливым взглядом.

— Последние несколько месяцев наш орден расследует дело некоего трубадура, странствующего по югу королевства с представлениями. Читает так называемые стихи о Граале, основанные на истории Парсиваля.

— Ты имеешь в виду Пьера де Понт-Экве? — спросил Никола де Наварр.

— Ты слышал о нем, брат? — спросил инспектор.

— Мимоходом, — ответил Никола. — Я вообще интересуюсь рыцарскими романами.

Жиль вперил в черноволосого рыцаря свои собачьи глаза.

— Тогда, полагаю, тебе будет интересно узнать, что мы намерены арестовать его за ересь.

— За ересь?

— Когда наши братья в одном из домов на юге прознали о богохульствах, какие трубадур допускал на своих представлениях, они прислали весть главе нашего ордена в Париже. Мы подали прошение ко двору короля Аквитании, пригласившего трубадура, чтобы он запретил представления. Это удалось. Но еретика, видимо, предупредили, и он до сих пор скрывается от ареста. Недавно до нас дошла весть, что король Людовик пригласил трубадура осенью выступить при дворе. — Жиль наморщил лоб. — На церковный праздник, ни больше ни меньше. Мы обратились к королю с прошением отказаться от приглашения, но он нашему совету не внял. Мы разослали вести нашим братьям по всему королевству схватить трубадура де Понт-Экве, но страна большая, а нас пока немного. Придется арестовать его прямо во дворце. И в этом, — Жиль посмотрел на рыцарей, — мы уповаем на вашу помощь. Если тамплиеры нас поддержат, королю придется уступить.