Расследование - Алексей Иванников

Двери находились только в конце: одна прямо и две по бокам, и я быстро пошёл по коридору. На всех трёх виднелись таблички: издали я не мог разобраться в их смысле, и пришлось идти до самого конца, и уже стоя рядом я определил назначение помещений: справа находилась касса, а слева бухгалтерия, за дверями которой раздавались непонятные звуки; прямо напротив в нескольких метрах находился кабинет директора, однако главной надписи – ради которой я пробирался сюда – видно не было. Вполне возможно, я пошёл не той дорогой, но раз уж меня занесло к руководству театра, стоило попробовать копнуть и тут: наверняка же здесь не были безучастны к жизни и судьбе своего лучшего актёра?

Идти в дверь с надписью «касса» казалось нежелательно: неизвестно, как ко мне отнеслись бы там, учитывая общую атмосферу: меня ещё могли бы заподозрить в том, к чему я не имел никакого отношения, и я аккуратно постучал в дверь напротив. Возможно, меня не услышали: шум не прекратился, и я приоткрыл дверцу; гудение уменьшилось, но особой реакции я не заметил, и тогда я совсем отставил дверь в сторону, чтобы сразу увидеть всё происходящее.

Похоже, я переусердствовал: три женщины, достаточно уже немолодого возраста и комплекции, стояли вокруг стола, уставившись на меня испуганными совиными взглядами. Одной из них пришлось даже обернуться: непонятно как, но она успела наполовину развернуть ко мне заплывшее приземистое тело, так что взглядом вывернутой и скошенной набок головы она вполне могла видеть ситуацию. Две другие казались чуть повыше, почти ничем больше не выделяясь: у одной сидели на носу массивные очки, а другая куталась в ярко-фиолетовую кофту, делавшую её ещё массивнее и шире. Я решил держаться повежливее: похоже, они оказались на самом деле напуганы, и совершенно не стоило напрасно обострять ситуацию. – «Вы – кто?» – Наконец ближайшая ко мне очнулась. – «Простите: я вам помешал?» – «Вы от кого будете?» – «Ни от кого; я так: журналист. А вы кого-то ждёте?» – «Не ваше дело. Шляются тут всякие.» – Похоже, они начали успокаиваться: стоявшая ко мне вполоборота села на стул, не упуская меня из вида, и потом с шумом и скрипом уселись две другие: только теперь я увидел разложенные на столе пироги, бутерброды и фрукты, и отдельно огромные чашки с чем-то коричневым. Похоже, я помешал их трапезе. – «А теперь закройте дверь: с той стороны.» – «Извините, а может: лучше с этой?» – «Вы что: не видите? У нас обед. И вообще: мы вам встреч не назначали. А если вы журналист – то тем более.» – Молчавшие подруги, судя по всему, тоже пришли в себя: они громко заворчали, обращаясь как бы не ко мне, а разом ко всем посторонним назойливым посетителям, отнимающим у честно работающих людей давно заслуженный и без того недостаточный отдых; получившая такую поддержку встрепенулась: я ещё стоял в дверях, не реагируя на причитания, а она уже поднялась – так же быстро – как и в первый раз; ощущая помощь с тыла и наконец осознав полное отсутствие опасности с моей стороны, она подкатилась к дверям: хоть я и пытался всего лишь узнать местонахождение кабинета главного режиссёра, она уже не реагировала: грубо, руками и локтями, и почти всем телом, она выдавила меня за порог и с грохотом хлопнула дверью; щёлкнул замок, и я оказался повержен и почти раздавлен: со мной не хотели иметь дела, как будто я был вредной бациллой, занесённой в здоровый крепкий организм; я мог бы поверить в это, если бы не знал прямо противоположного. Судя по реакциям, здесь царила другая обстановка: они просто не были во мне заинтересованы. Во всяком случае примерно это они дали мне понять, отфутболив меня и даже не выслушав обычной и не такой уж сложной просьбы. Тут уж я не мог ничего сделать: они являлись хозяевами, а я всего лишь просителем, и следовало двигаться дальше: оставалась ещё дверь, гораздо более многообещающая, если, разумеется, её хозяин окажется на месте. В конце концов, общество трёх ведьм не было таким уж большим подарком, и совершенно необязательно я мог бы рассчитывать там на заметную помощь и поддержку.

С директором я решил держаться ещё аккуратнее: он был здесь одним из главных, если не самым главным, и несмотря на всё – что я успел о нём услышать – совершенно необязательно следовало руководствоваться полученными сведениями: в долгой и затяжной войне хороши оказывались любые средства, и клевета выглядела не худшим оружием. Не исключалось, что меня сознательно неверно информировали, стараясь заочно настроить против руководства: перманентные и плавно перетекающие друг в друга скандалы и выяснения отношений являлись здесь, похоже, повседневной нормой, и совершенно не имело смысла как-то учитывать их и использовать в своих целях: я до конца решил держаться объективно и непредвзято, чтобы никто не смог обвинить меня в искажении и без того не слишком приятных фактов.

Теперь я постучал достаточно громко; хоть я и не слышал за дверью голосов, но, судя по всему, там кто-то находился: дверь была прикрыта не полностью. Мне не ответили; я постучал повторно, и уже затем разобрал чей-то голос. Я воспринял его как разрешение войти, и уже аккуратно и не спеша приоткрыл дверь; такая тактика оказывалась здесь выгоднее и безопаснее: я почти не рисковал напугать хозяина и нарваться в результате на грубость.

Прямо за дверью находился пустой стол с креслом, зато дальше направо я разглядел странную парочку: за огромным массивным столом восседал солидный мужчина – надо думать, хозяин кабинета – и рядом на стульчике примостился странный субъект. Он не мог быть актёром: слева на щеке у него выделялся шрам, а старые потёртые штаны с пиджаком тоже совершенно не соответствовали всему, что я до сих пор тут видел. Но тем не менее они о чём-то беседовали, сидя очень близко друг к другу; либо тут имело место дружеское общение, либо – скорее всего – у них проходил деловой разговор: больше я ничем не смог бы объяснить странного сочетания, тем более что после моего появления они как бы отлипли друг от друга: глядя в упор, они изучали теперь неожиданного гостя.

«Извините, вы директор? Я постучал, и, как я расслышал, вы сказали: «войдите.» – «Разве?» – «Мне так послышалось. Но если я помешал, то я пока уйду: я могу зайти попозже.» – «А кто вы такой?» – Он очень внимательно изучал меня; я делал то же самое. – «Я журналист. Разве вас никто не предупреждал?» – «Ах, тот самый? Давненько уже дожидаемся.» – Он развёл руками, приглашая подойти ближе, и одновременно кивнул подозрительному собеседнику, настороженно ждавшему рядом. Пока я медленно подходил, тип проявил удивительную ловкость и быстроту: он поднялся, и по стеночке – бесшумно обогнув по пути и меня, и остальные барьеры и препятствия – скользнул за дверь. Мы остались вдвоём, и по пути к хозяину кабинета я уже целиком сосредоточился на нём: он выглядел на сорок с небольшим, а его массивное тело с уже раздувшимся животом обтягивал явно модный и дорогой костюм. Но, судя по всему, на спортивную форму телосложение оказывало не слишком большое влияние: когда я оказался рядом, он резво поднялся и протянул мохнатую широкую лапу. Он явно был сильнее и выше, и в рукопожатии это проявилось очень даже заметно: он обхватил мою ладонь и долго тряс её, заодно заглядывая маленькими умными глазками мне в глаза, хотя я совершенно не понимал причин такого интереса и внимания. Наконец он разжал клешню и мы сели: он пододвинул пустую чашку, кивнув одновременно на чайник, ещё дымящийся и исходящий паром; я решил не отказываться, тем более что пока ещё никто не оказывал мне здесь такого внимания и почти почёта: он оказался первым человеком, отнёсшимся ко мне не с болезненной подозрительностью, а совсем наоборот. – «Вы пейте, пейте: можно ещё налить.» – «Спасибо.» – «А матерьяльчик мы вам уже давно приготовили: уже недельку он у меня лежит, родимый.» – Я прихлёбывал тёплый остывающий чай, с интересом наблюдая за его домашней суетой: резво вскочив, он открывал огромный многотонный сейф, и только потом некая странность стала наконец доходить до сознания: откуда он мог несколько дней назад знать о моём визите? Я поставил чашку, пытаясь осознать несостыковку: судя по всему, меня принимали за другого человека, для которого у директора театра оказался заготовлен некий объём информации, не исключено, представляющей интерес и для меня также. Я мог открыть ему глаза на будущую ошибку, но стоило ли это делать: резкий переход мог плохо отразиться на исходе моего предприятия, и я решил попробовать: в конце концов я был также журналистом, и в случае обнаружения подмены я мог бы сделать ссылку на редкое совпадение моей задачи и задания ожидавшегося коллеги.

Я снова уже прихлёбывал чай, успокаивая нервы: не я же спровоцировал директора на почти состоявшуюся подмену? Матерьяльчиком оказались три увесистые папки, из-под обложек которых вылезали края газетных листов и листов писчей бумаги, покрытой хорошо различимыми буквами; он листал их, в некоторых местах ухмыляясь, и один раз даже коротко рассмеялся. Он обращался с ними так бережно и аккуратно, что я подумал: наверняка они стоили ему не одной бессонной ночи, проведённой за их подбором и изучением, и безусловно в них должно храниться нечто очень важное для директора.