Расследование - Алексей Иванников

Я решил соблюдать осторожность: следовало хотя бы понять, о чём вообще идёт речь. – «Я тут, знаете, прогулялся по вашему театру…» – «Он ещё не совсем мой: вы мне льстите.» – Он улыбнулся, показав красивые ряды зубов, и я, кажется, начал понимать, в каком направлении следует ждать продолжения беседы: судя по всему, директор – как и предыдущие собеседники – был озабочен выяснением отношений; матерьяльчик явно касался разгоревшейся междоусобицы, целью которой являлся захват театра, и, судя по активности, директор ни в коем случае не желал уступить конкурентам: видимо, внутри папок находился компромат. – «Но успех, насколько я понимаю, не за горами?» – «Это зависит и от вас тоже: надеюсь, вы меня хорошо понимаете?» – Он подмигнул и растянул и без того широкий рот в хитрой многозначительной улыбке. Я всё ещё не был абсолютно уверен, что поступаю правильно, но он сам лез в ловушку. – «А нельзя ли вкратце тогда: о том, что здесь имеется?» – Я коснулся пальцем верхней из папок, и моя очевидная заинтересованность вызвала новый прилив энтузиазма у хозяина кабинета: он почти подпрыгнул в кресле, устраиваясь удобнее, и обнял широкими лапами сокровище. – «Если бы вы знали, каких трудов мне они стоили. И, разумеется, денег. Разве кто-нибудь будет бесплатно заниматься подобным?!» – Он коротко засмеялся, но я всё-таки заметил цепкий изучающий взгляд: либо он хотел проверить мою реакцию на упоминание о денежных средствах, либо всё ещё не до конца доверял. – «Но чего только не сделаешь ради великой цели. Ради – можно сказать – мечты жизни.» – Он осклабился, и мне показалось, что он настроен слишком уж благодушно. – «Но у вас – насколько я понимаю – имеются конкуренты?» – «Есть. О них и речь. А вы на что? Информационная поддержка и давление общественности – большая сила.» – «Но вы – со своей стороны – используете и другие каналы?..» – «Разумеется. Но это уже моё дело: и вас не касается.» – Он неожиданно стал строже и концентрированнее, как будто что-то заподозрив; я даже подумал, что он наконец проявит бдительность и попросит документы: на всякий случай следовало быть готовым к резкому отступлению и даже бегству; но, видимо, он не был таким недоверчивым, как его местные конкуренты в длительной и упорной борьбе.

Я налил себе ещё чашку, и он на этот раз тоже не отказался. Он выглядел достаточно благожелательно, и я решил сделать ещё попытку. – «И всё-таки: если совсем коротко.» – «Ладно: если уж вам так неймётся.» – Он быстро выдул чашку, и аккуратно сложил руки перед собой, откинувшись в кресле. – «С кого же начать-то?» – «А давайте по порядку: с верхней папочки.» – Он бросил мгновенный взгляд, и снова осклабился, в предвкушении приятной процедуры: он, видимо, сразу же представил себе общий расклад, и то количество не украшающих фактов, которое нашло временное место хранения внутри синих и красных листов картона.

«Ну что же: с верхней так с верхней.» – Он потёр лапы одну об другую и приоткрыл верхний лист. – «Насчёт давнего прошлого нашего многоуважаемого художественного руководителя и сказать-то в-общем особо нечего: его мы пропустим. Хотя нет: как же я забыл-то?! Участие в работе подпольного еврейского кружка – не совсем ерунда. Тем более что кое-кто из бывших соратников оказался впоследствии в местах достаточно отдалённых – вы понимаете? – а кое-кто и до «Свободы» и «Свободной Европы» добрался. Вроде пустячок – не правда ли? – но в нашем деле пустячков быть не должно: нету их. Ведь речь идёт о руководителе театра, и не самого последнего – хочу я вам заметить. Но в конце концов: что было, то было, тем более прошло-то сколько, и рассматриваться данное обстоятельство может даже как бы и наоборот: сопротивление режиму.» – Он быстро порылся в бумагах. – «А вот ещё эпизодик: двадцатилетней давности, правда, но тоже ничего: факты, как говорится, налицо. И главный факт – пожалуйста: фото в полный рост, с краткой биографией на другой стороне. Также имеются: судебный иск на взыскание алиментов от гражданки Т., работавшей в соответствующий период костюмершей театра, а также судебное постановление, данный иск отклоняющее. Только вот все мы знаем, – он неожиданно приблизил ко мне лицо с хитро сощуренными глазками, – во сколько такие постановления обходятся. А уж о еврейской солидарности, а также о том, что его интересы защищал один из лучших адвокатов страны: и говорить не стоит.» – Он сразу же откинулся назад и несколько раз грохнул, изображая некое подобие смеха. – «Но это ладно: с кем не бывает? Хотя позднейшее поведение тоже явно не в пользу нашего… героя: он так и не соизволил сознаться: даже в неофициальной обстановке. Скуповатый оказался старикашка.» – Он снова притянул к себе папку и возобновил изучение. – «Ну, дальше мелочь всякая: незаконное получение квартиры без очереди, покупка машины непонятно на какие деньги… Ещё один адюльтер: к нему мы ещё вернёмся. И наконец главное: отъезд из страны и всё, что с этим связано.» – Он залистал с удвоенной скоростью – в ту и другую сторону, выискивая нужный эпизод; наконец он что-то выбрал. – «Он ведь, когда уезжал, не стеснялся в выражениях: осторожность старого лиса подвела и не ожидал, видимо, что вернётся когда-нибудь: пускай только для работы. И что он нам тут наговорил? Ага, вот оно: «страна рабов», «рабская психология»: ладно, я ещё могу понять; а вот здесь уже самое интересное начинается: насчёт русского народа.» – Он довольно потёр лапами. – «Тут вам и «быдло», тут вам и «скоты», и «пьяницы», и даже «свиней» зачем-то приплёл. И где ведь всё говорилось-то? в самом, можно сказать, логове – бывшем, разумеется – но ведь тогда, согласно директивам сверху: он работал на врага; и что теперь выходит? Отдавать ему театр: когда он с голой задницей – потому что последние штаны проел – вернулся к тем самым – вышеописанным?..» – Пауза выглядела зловеще, и мне оставалось только соглашаться, потому что слишком уж убедительно выглядело описание, и согласно роли я просто обязан был во всём его поддерживать.

«Я не хочу сказать: он – ставленник жидо-масонов, – он неожиданно улыбнулся, – но вы данную версию тоже попробуйте: у нас её любят. Если же серьёзно, – он сразу изменился, – то за ним большие люди. Я даже не ожидал – насколько. Об этом у меня в самом конце: совсем коротко: больше достать не удалось. И без того последний листик стоил мне, – он завёл глаза, вспоминая и высчитывая, – почти треть всей папочки. Но против такой-то мощи, – директор слабо улыбнулся, – он не выстоит: если соответствующим образом преподать и показать кому надо. А на его людишек у меня свои найдутся: вы понимаете?» – Я горячо закивал, и он отложил папку в сторону и приподнял обложку следующей, топорщившейся и раздутой; здесь материалов было раза в полтора побольше, и в ожидании новостей от закопавшегося во внутренностях директора я налил себе ещё чашку; обстановка на самом деле выглядела достаточно знакомо и привычно, и мне совершенно не требовалось играть; но информацию я использовать не собирался. – «А вот ещё матерьяльчик: и богатый, скажу я вам честно: пальчики можно облизать.» – Он на самом деле как бы лизнул кончики пальцев, и сразу уткнулся в один из листов, даже взяв его в руки. – «А здесь у нас даже списочек имеется: кто, что и сколько. Вы ведь понимаете: у меня тут не один конкурент, а целых три наберётся.» – Он гордо продемонстрировал листик, и я быстро просмотрел содержание: под первым номером значился завлит театра, а после него в ведомости стояло ещё десятка полтора фамилий, с занимаемыми должностями и непонятными мне примечаниями в скобочках. Здесь были явно перечислены активные сторонники актёрской мафии, принимающей участие в общей свалке за богатое наследие прошлого; следовательно, третья папка – самая тощая из всех – содержала досье на третьего конкурента. Это казалось очевидным, а директор уже с наслаждением рылся в документах, выискивая самое интересное и впечатляющее. Он копался слишком уж долго, и я решил помочь ему. – «Давайте ограничимся самым первым по списку: что будет вполне достаточно.» – «Ну что же: ладненько.» – Он отбросил несколько страниц и наконец остановился. – «А первым у нас будет заведующий литературной частью театра: Игорь Семёнович. И как вы, наверно, понимаете: здесь у меня не в таком объёме: на всё места не хватит. Но самое основное, разумеется, отмечено.» – Он перевернул страницу, вчитываясь в напечатанный текст. – «Взятки брал? брал. А в последние годы даже в двойном размере. К соавторству принуждал? принуждал. Объяснения пострадавших прилагаются.» – Директор перелистнул несколько страниц одновременно. – «И даже в воровстве был замечен: но сразу замяли. Ещё одна забавная история: как вообще выбился в завлиты. Слишком долго рассказывать: сами потом прочитаете: тут со всеми деталями. Но и это ещё не конец.» – Он сделал эффектную паузу, красуясь передо мной полнотой и убойностью информации, так что я очень хорошо почувствовал: главное впереди. – «Самое же интересное – вот оно: оказывается, наш защитник и друг обездоленных в относительно недавнем прошлом – внештатный сотрудник одной известной организации, имевший, как установлено, негласную кличку «Подводник». Благодаря чему в значительной степени и удалось завоевать, кстати, ныне занимаемую должность.» – Он говорил почти гордо, и вполне можно было понять директора: он сумел каким-то образом вывести на чистую воду бывшего сексота, вполне возможно, не прекратившего своих занятий до сих пор: сразу же мне вспомнилась странная, доходящая до ненормальности подозрительность завлита, и сразу же стало многое понятно: здесь ещё гнили и разлагались прошлые связи и отношения, не решаясь окончательно покинуть это место, бывшее прежде хоть каким-то, но центром культуры и цивилизации. Теперь я не смог бы относиться к театру столь уважительно, и ностальгические воспоминания подступили ко мне и на несколько секунд заполнили меня: я сидел в почти полной прострации, не слушая новых объяснений и комментариев директора, теребившего всё ещё вторую папку. Но он и сам оказался слишком увлечён и не обращал на меня внимания: с наслаждением и смакованием заканчивал он описание славных подвигов и деяний своего второго главного конкурента; только отложив папку в сторону, он наконец задал вопрос, и мне пришлось возвращаться к настоящему, столь печальному и трагичному. Он повторил вопрос: директора интересовало, стоит ли кратко описывать содержимое последней папки, и, чтобы окончательно вернуться в настоящее, я согласно закивал головой. – «Ну и прекрасно.» – Он с любопытством разглядывал меня, заметив перемену. – «Как вы понимаете: где жирный кусок, там обязательно куча мала.» – Он усмехнулся. – «И всякая шантрапа туда же лезет. А тут вообще: почти анекдот.» – Он бережно раскрыл папочку. – «Эти посудомойки решили, что могут управлять театром не хуже меня. У них только один порядочный сторонник: актриса Н., бывшая кинозвезда.» – Он разразился приступом смеха, сотрясавшим всё его тело от раскормленного жирного загривка до покрасневших толстых лап. Он ржал от всей души, заливисто и звонко, но неожиданно резко остановился. – «Нет, вы представьте: эта команда, со швабрами наперевес: и всё туда же. Когда я стану хозяином: в первый же день всем под зад коленом. И без выходного пособия: чтобы знали. В-общем: несерьёзные соперники. Но пару статей вы о них тоже организуйте, на всякий случай.» – Он пролистнул пару страниц. – «Ну хотя бы вот история: почему они вообще организовались. Не слышали?» – Я отрицательно мотнул головой. – «А история ведь достаточно забавная. Неужели никто вас не посвящал?» – Удивление выглядело искренним, и я ещё раз – так же убедительно – отклонил предположение. – «А дело-то выеденного яйца не стоит: они ведь раньше любовниками были; несмотря на соответственно наличие жены и мужа.» – «Кто?» – Я не понял. – «Естественно: Н. и режиссёр. Вы что же: на самом деле ничего не знаете?» – «Нет.» – «А мне говорили: пришлют специалиста по театральной жизни.» – Он с подозрением хмыкнул и внимательно посмотрел мне в глаза. Взгляд я выдержал, но пронизывающий холод и нервная жабья ухмылка заставили съёжиться: в случае нужды мой собеседник смог бы перешагнуть и через меня, и через десяток-другой врагов, почти не заметив и не прореагировав на них. Только теперь я почувствовал близкую угрозу, возможную опасность, куда-то исчезнувшую до того или просто случайно забытую. Директор пока не понял своей ошибки, и неизвестно ещё, что мне грозило в случае разоблачения: гость, случайно застигнутый мной у директора, как раз очень напоминал представителя некоторых не слишком официальных, но зато могущественных структур, и мне совершенно не хотелось продолжать беседу в его присутствии или в обществе другого представителя; я решил держаться до конца. – «Дело в следующем: главный специалист в командировке; а у меня немного другая специализация; хотя театр мне тоже интересен: например, всё, что связано с жизнью и творчеством Р.: вашей звезды номер один.» – Он ещё вглядывался начинавшим уже мутнеть взглядом, а я со страхом ожидал предстоящей проверки документов и незаметно разминал ноги: рывок предстояло совершить мощный, требующий полной мобилизации всех сил и возможностей. Видимо, он почувствовал некое неблагополучие, и не сводил теперь взгляда. – «Р., говорите? А вот Р. вам лучше будет не касаться: он тут совсем ни при чём.» – Он ещё бубнил что-то невзрачное и слишком тёмное для меня, не очень хорошо знакомого с данной областью. Взгляд он наконец отвёл в сторону, и я начал уже надеяться, что мне повезло; но, видимо, он всё-таки не до конца поверил моим отрывочным объяснениям. – «В-общем, так: документики пусть пока у меня полежат: так надёжнее будет. А вы ко мне главного специалиста пришлите: когда освободится. Вы мне не подходите.» – Он говорил теперь очень холодно и почти с презрением, желая хоть так выразить отношение к человеку, не оправдавшему надежд. Я поднялся: он перевязывал расползшиеся папки и совершенно не прореагировал на протянутую для прощания руку; разоблачения не состоялось, и я был почти счастлив, что встреча кончается так мирно и спокойно: я кивнул головой и быстро пошёл к выходу. Оборачиваться я не стал: мохнатый жирный паук, мирно сидевший в самом центре сплетённой паутины, был мне совершенно неинтересен и даже несколько опасен, и лучшим, чего я мог здесь добиться: стал бы уход за пределы досягаемости его быстрых мощных жвал и клешней.