Древнее сказание - Юзеф Крашевский

Князь слушал.

— Говори, как же это сделать, у тебя разум немецкий, я умею только сражаться! — ворчал он. — Ну, говори, что следует для этого предпринять?

Бледное лицо княгини покрылось румянцем. Она начала нервно ходить взад и вперед по избе.

— Дядей и вообще всю родню необходимо привлечь на свою сторону… Присоединись они к кметам, дело бы вышло плохое! Раньше, нежели саксонцы поспели бы с помощью, те бы уж сделали нападение…

Хвост так на жену и уставился. Брунгильда остановилась перед ним.

— Поручи мне все это, — сказала она. — У Милоша одного сына ты убил, другому выколол глаза… Слепого нужно отдать отцу и так подвести, чтобы он думал, что у сына выкололи глаза не по нашему приказанию. Я к последнему зайду в темницу. Нужно его одеть, накормить и отправить домой. Старший Милош простит нам все, когда отдадим ему сына. Это очень возможно.

— А два другие? — спросил князь. — А племянники, а все остальные?

— Нужно послать к ним умных людей, просить их пожаловать к нам. Наш интерес, тоже и их интерес. Не будет нас здесь, кметы уничтожат всех Пешков, в живых не оставят ни одного… Они должны же это понять… Пускай приезжают все, пусть помогут советом…

— А если не захотят, откажут?

Брунгильда не ответила на этот вопрос. Она, сложив на груди руки, только отрицательно покачала головой. Муж и жена посмотрели друг другу в глаза.

— Пожелают!.. Откажут?… Пусть только сперва приедут, а там уж увидим, что удобнее предпринять!

Князь застонал. Брунгильда поднесла ему чашу с медом и ласково обняла за шею.

— Слушайся меня, — сказала она, — хотя я и женщина, но лучше тебя справляюсь с людьми. Воевать, я знаю, сил у тебя хватит, но где нужно хитростью дело подвинуть, там ты уж предоставь его мне.

Потом тем же заискивающим тоном она продолжала:

— Теперь я пойду в темницу, освобожу Лешка и отправлю его к Милошу. Смердов пошлю к дядьям. Ты отдохни, дай мне лишь волю действовать, как я захочу, и увидишь, как все хорошо пойдет!

Проговорив это, она ловко, почти незаметно для Хвостека, вышла из комнаты. На дворе она махнула рукой своему приближенному Кашубе, которого прозвали Мухой.

Муха был молодой и красивый парень, всегда готовый к услугам княгини и постоянно веселый; в смерды произвела его сама княгиня, узнав, что он умный и хитрый малый. Муха был соперником того немца, которого княгиня отправила к саксонцам: они вечно спорили из-за ласкового взгляда княгини, чем последняя искренно тешилась, так как это льстило ее самолюбию. В настоящее время Кашуба считал себя счастливым, зная, что его соперник далеко. Брунгильда улыбнулась, глядя на подбежавшего к ней верного и преданного красавца.

— Мне нужно зайти в темницу, — объявила она, — где сидит слепой Лешек; ты пойдешь со мною… Нужно снарядить в путь человека четыре, приготовить одежду богатую и красивую. Лешка придется отослать к Милошу и сделать это еще сегодня…

В ответ Муха почтительно поклонился.

Княгиня немедленно отправилась по направлению к столбу. Темница, в которую посадили Лешка, помещалась в башне. Нельзя было иначе проникнуть в нее, как по лестнице. Лестница в эту минуту была на своем месте, так как только что перед этим сторож принес бедному узнику хлеб и воду. Брунгильда взошла на лестницу, приказав Мухе следовать за собою. Внутри башни царствовал полумрак. Незатейливая лестница вела в темницу, которая запиралась сверху. Под тяжелой дверью находилось место заключения ослепленного Лешка, освещенное светом, проскользающим сквозь небольшое окошечко.

В этой смрадной яме, на сгнившей соломе, лежал молодой человек; несмотря на тяжелое его положение, на грязную и простую одежду, полуизорванное покрывало, едва защищавшее худое, пожелтевшее его тело, он сохранил все признаки поразительной красоты. Услышав необычный в темнице шорох женского платья, он поднял голову, на бледном лбу появились морщины. Брунгильда остановилась на лестнице: ей стало жутко в этой темнице… Княгиня нарочно кашлянула. Лешек встал.

— Кто здесь? — спросил он.

— Я здесь, — тихим голосом ответила Брунгильда, — я, Брунгильда…

— Я должен умереть, не правда ли? — спросил узник.

— Нет, я нарочно пришла объявить тебе о твоей свободе, — продолжала княгиня. — Я всегда вам обоим, тебе и твоему брату, желала помочь, я старалась спасти вас… Князь не по своей воле действовал; ваши враги требовали этого. Вас они обратили в средство угрозы… Все, что случилось, случилось без нашего приказания, виноваты слуги одни…

Лешек презрительно улыбнулся: он не верил, не мог верить словам этой хитрой женщины.

— Не сомневайся, — говорила Брунгильда, — князь горько оплакивает погибель твоего брата и твое ослепление.

— А по чьему же приказанию все это сделано было? — негодующим тоном спросил Лешек.

— Такого приказания никогда не было!

Лешек горько смеялся. Он взял горсть соломы и бессознательно мял ее в руках.

— Я освобожу тебя, — прибавила княгиня, — и отошлю к старику-отцу. Довольно уже пролилось крови в нашей семье. Довольно всяких несчастных ссор. Будем друзьями! У нас и без того довольно общих врагов. С этих пор и ты, и отец твой, вы будете мирно жить в своем доме!..

При этих словах Брунгильда приблизилась к Лешку, который, услышав ее голос почти у самого уха, невольно отшатнулся назад, подозревая новую хитрость.

— Не бойся, — говорила княгиня, — клянусь тебе, что завтра ты будешь у своего отца. Князь хочет мириться с вами. Сейчас тебя выведут отсюда, дадут новую одежду, накормят. Лошади и люди уже ожидают тебя.

Лешек не верил своим ушам. Движения его обнаруживали, точно он искал какое-нибудь орудие для защиты себя от хитрого врага. Дрожащие руки ощупывали мокрую, холодную стену.

— Не бойся, — повторяла Брунгильда, — клянусь тебе! Бедный узник, прислонившись к стене, упорно молчал. Между

тем двое людей, явившихся в темницу по приказанию княгини, взяли его под руки. Несмотря на все уверения Брунгильды, Лешек старался освободиться из рук уводивших его людей. Он стонал, подозревая измену. Силы, однако, изменили несчастному Лешку: здоровый мужчина-слуга взял его на плечи и понес вверх по лестнице. Брунгильда и Муха следовали за ним. На него набросили плащ, и Кашуба повел его в хату, где была приготовлена для него одежда. Княгиня выбрала блестящий наряд. Она возвратилась в светлицу, где намеревалась принять и угостить освобожденного Лешка.

По ее приказанию слуги поставили на стол миску с мясом, чашки с молоком и медом, белые калачи и другие яства. Княгиня рассчитывала сладким голосом и любезностью привлечь на свою сторону недоверчивого Лешка. Муха должен был предварительно подготовить его к тому.

Немного времени спустя двери открылись, и в светлицу вошел любимец княгини, за которым следовал, придерживаясь за его рукав, несчастный, изуродованный Лешек. Это уродство, при его красоте, вызывало чувство сострадания даже в тех людях, которые привыкли к подобным зрелищам. Он был одет в княжеское платье, богато расшитое золотом; на нем была обувь с красными шнурами и, точно потехи ради, меч, пристегнутый к кушаку. Светло-русые его волосы, только что вымытые, длинными прядями опускались ему на плечи. Бледное, истомленное лицо выражало душевную боль. Красные впадины глаз, которых веки не закрывали вполне, придавали лицу его выражение тупого ужаса.

Брунгильда усадила гостя за стол, сама же, стоя, подавала ему мясо и мед.

Лешек до такой степени оказался голодным, что с жадностью кидался на все, что ему предлагали. Он молчал.

Княгиня заискивающим голосом обратилась к нему:

— Скажи своему отцу, что я сожалею, бесконечно сожалею обо всем, что случилось. У меня тоже есть сыновья, почти твоих лет; я горько плакала, узнав о постигшем тебя несчастии. Князь был тогда пьян, слуги его не поняли; правда, он велел тебя посадить в темницу, но не велел выкалывать глаз. Напротив, он чуть не убил того человека, который осмелился сделать это.

Брунгильда долго еще говорила; Лешек слушал ее и молчал. Это молчание беспокоило княгиню: ей показалось, что Лешек не доверяет ее словам. Она всеми силами старалась уверить несчастного, что все произошло без участия князя, что он совершенно в этом неповинен.

— Тебя сейчас повезут к твоему отцу, — продолжала княгиня, — я вымолила у князя тебе свободу, в надежде, что ты отца своего сумеешь помирить с нами. Передай ему, что и князь, и я желаем жить с ним в дружбе, в согласии. Пусть приезжают к нам все ваши, пусть сразу рушатся все недоразумения.

Лешек молчал по-прежнему.

— Ты ему все передашь, что я говорила? — спросила она.

— Что слышал, все передам, — ответил, наконец, Лешек.

Ни одного слова больше не удалось Брунгильде вытянуть у слепца, упорно молчавшего. Люди и верховые лошади дожидались давно на дворе; двое слуг должны были ехать по обеим сторонам освобожденного и поддерживать его в седле.