Торговцы мечтами - Гарольд Роббинс

Фарнум. Число полнометражных картин с каждым годом росло. В 1914 году в Нью-Йорке открылся первый синематограф, который показывал только кинокартины. В том же году в «Неудавшемся романе Тилли» Мака Сеннета снялись Чарли Чаплин и Мэри Дресслер, а в следующем году последовали «Рождение нации» Гриффита и «Ну и дурак!» Уильяма Фокса с Тедой Бара в главной роли.

Все говорили сейчас о «Парамаунт Пикчерс», «Метро Пикчерс», «Знаменитых актерах», «Витаграфе». Зрители начали узнавать Мэри Пикфорд, Чарли Чаплина, Клару Кимбал, Дугласа Фэрбенкса, Теду Бара. Газеты словно очнулись от спячки и начали наперебой писать о новых знаменитостях. Репортеры теперь следили за каждым их словом, за каждым поступком.

Публике кино это явно пришлось по вкусу, и кинобизнес рос с каждым днем. Хотя, естественно, это развитие не обходилось и без ошибок. Внутри самого кино начались долгие войны, развернулась яростная борьба за звезд. Знаменитость подписывала контракт на фантастическую сумму, а на следующий день узнавала, что в другой компании могла получить еще больше. Контракты подписывались и разрывались каждый день. Но все эти мелкие неурядицы не могли задержать развитие кино.

Однажды Джонни Эдж наполовину в шутку, наполовину всерьез сказал Петеру Кесслеру:

— Впервые создано действо для всех. Зритель настолько сопереживает всему, что кажется — он тоже создает картину.

И публика подтверждала его правоту длинными очередями перед кассами синематографов по всей стране.

2

Джонни отодвинул бумаги и посмотрел на часы. Почти полдень.

— Позвони Петеру, — обратился он к Джейн. — Я должен переговорить с ним до прихода Джорджа.

Джейн сняла трубку своего телефона, а Эдж встал и потянулся. Он подошел к окну и выглянул на улицу. Шел слабый дождь. Джонни задумался.

Последние несколько лет Джордж Паппас процветал. Он сейчас владел девятью синематографами и собирался покупать еще. Джордж обратился к Эджу с предложением купить десять синематографов в Нью-Йорке. Он бы купил их сам, как всегда медленно объяснял Паппас, но у него не хватает денег. Владелец синематографов болел и был готов уступить их по вполне доступной цене. Они располагались в добротных зданиях, разбросанных по всему городу. Ни один из них, правда, не находился на Бродвее, но тем не менее все располагались в хороших районах. На покупку потребуется четверть миллиона. Джордж предлагал поделить эту сумму пополам и стать совладельцами, а руководство синематографами будет осуществлять Паппас.

Джонни тщательно продумал предложение и решил обсудить его с Петером. Борден, Фокс и Зукор имели собственные синематографы, и Эдж видел, какую выгоду они из этого извлекали. Они могли крутить свои картины когда угодно, особенно по уик-эндам. Джонни считал, что «Магнуму» свои синематографы не помешают.

— Голливуд дадут через несколько минут, — прервал его мысли голос Джейн.

Он вернулся к столу, сел и принялся ждать. Джонни надеялся, что на этот раз Петер позволит ему самому принять решение. Эдж улыбнулся, вспомнив, как Кесслер сопротивлялся шесть лет назад, когда он уговаривал его снять полнометражную картину. Тогда Джонни оказался прав, он и сейчас чувствовал свою правоту. Однако Петер Кесслер любил спорить.

Сам он это не считал спорами, а называл обсуждением идеи. Джонни вспомнил, как Петер обсуждал идеи с Джо. В основном обсуждались картины, которые Джо хотел снимать, а Петер — нет. Незнакомый человек подумал бы, что они вот-вот бросятся в драку, но неожиданно наступала тишина. Они робко смотрели друг на друга, немного смущенные яростью спора, и через некоторое время кто-то уступал. Кто уступал, не играло роли, потому что после съемок они взахлеб хвалили друг друга и каждый утверждал, что другой сделал больше. Как бы там ни было, картины «Магнума» считались одними из лучших в американском кино.

Джонни философски пожал плечами. Он приготовился на этот раз к битве, если Петер заупрямится. Эдж предусмотрительно сделал расчеты прибыли, которую может принести женитьба производства с прокатом.

— Петер у телефона, Джонни, — слегка взволнованным голосом сообщила Джейн. Ежедневные, а иногда и по два раза на день звонки с одного побережья на другое за несколько тысяч миль до сих пор не перестали волновать ее и вызывать благоговейный ужас.

Эдж взял трубку. «Пусть спорит, я готов», — подумал он, прикладывая трубку к уху и откидываясь на спинку стула.

— Привет, Петер!

— Привет, Джонни! — донесся слабый ответ. — Как ты там?

— Отлично. А ты?

— Тоже хорошо. — Сейчас его голос звучал чуть громче. Забавно, но телефон, казалось, усиливал едва заметный немецкий акцент Кесслера. — Ты видел Дорис? У нее все в порядке?

Джонни совсем забыл о Дорис Кесслер.

— Когда она приехала, я сидел в просмотровой, — почти извиняющимся голосом объяснил он. — Ее встретила Джейн. Дорис сейчас переодевается в отеле. Мы обедаем вместе.

Петер гордо рассмеялся.

— Ты не узнаешь ее, Джонни. Она сейчас превратилась в настоящую молодую леди. За последние несколько лет Дорис сильно выросла.

В последнее время, когда Джонни ездил в Калифорнию, он не видел Дорис, которая училась в женской школе. Он сложил в уме цифры. Выходило, что Дорис сейчас восемнадцать лет.

— Наверняка не узнаю, — тоже рассмеялся Эдж. — Господи, как летит время!

— Ты бы и Марка не узнал! — В голосе Петера Кесслера сейчас слышалось еще больше гордости. — Он почти догнал меня.

— Не может быть!

— Честное слово, — заверил Петер. — Эстер не успевает покупать ему одежду, так быстро он растет.

— Да брось ты!

— Правда. Сам бы не поверил, если бы не видел собственными глазами. — На мгновение Кесслер замолчал. Затем спросил уже деловым тоном: — У тебя уже есть цифры за прошлый месяц?

— Да. — Джонни взял со стола лист бумаги, быстро прочитал ряд цифр и закончил, сказав, что в этом месяце они заработают тысяч шестьдесят.

— Если будем продолжать в том же темпе, в этом году сделаем больше миллиона, — довольно заявил Петер.

— Раз плюнуть! Только прошлая неделя принесла нам почти семьдесят тысяч.

— Отлично, — сказал Петер. — У тебя дела идут превосходно! Так держать.

— Есть так держать. Сегодня пришла пленка с Вильсоном. — Сейчас уже в голосе Джонни Эджа слышались гордые нотки.

— Кошмар! — Петер теперь вовсю употреблял киношный слэнг.

— Вечером ее уже будут показывать на Бродвее. Когда я рассказал прокатчикам об аэроплане, они сразу перестали торговаться.

— Мне бы тоже хотелось посмотреть.

— Твою копию отправлю сегодня же вечером поездом, — пообещал Эдж. — Что там у вас нового? — Он хотел дать Петеру возможность похвастаться.

Джонни внимательно несколько минут слушал Кесслера. «Магнум» завершил несколько картин, и сейчас подходили к концу съемки последней картины года. Неожиданно Петер объявил:

— Наверное, в следующем месяце, когда все закончим, я приеду в Нью-Йорк. Я там