Путь улана. Воспоминания польского офицера. 1916-1918 - Ришард Болеславский

Подъехав к подножию холма, полковник поднял саблю над головой, очертил ею круг и опустил. Это был сигнал остановиться, что мы и сделали. Я понял, что если бы мы двинулись дальше, то попали бы под обстрел немецкой и австрийской пехоты, засевшей между холмами и ведущей прицельный огонь. Полковник был явно взволнован. Об этом можно было судить по поведению его лошади: Маргарита нервно перебирала ногами.

Судя по непрерывному грохоту канонады русской артиллерии и нерешительным ответам с немецкой стороны, можно было сделать вывод, что русской пехоте пришло время перейти в наступление, тем более что до немецких траншей оставалось около полутора километров. Дело в том, что немцы установили временные, но достаточно прочные проволочные заграждения, и пехоте требовалось время, чтобы прорвать эти заграждения. Полковник выждал полчаса. Что-то непонятное происходило в русских траншеях: там не наблюдалось никакого движения. Прошло еще пятнадцать мучительных минут, и полковник подозвал меня к себе.

– Передай первый взвод Шмилю, а сам спустись в траншею и посмотри, что там происходит.

Мне потребовалось около десяти минут, чтобы пробежать по траншее до линии огня. И вот что я там увидел. Стоявшие развернутым строем ударные части вели стрельбу из винтовок. За ними располагались солдаты Измайловского полка, не принимавшие никакого участия в стрельбе. Прямо перед собой я увидел молоденького унтер-офицера, но совершенно седого, с отстреленной мочкой уха и зажатым в губах свистком. Время от времени грязным носовым платком он стирал кровь с простреленного уха. В правой руке унтер-офицер сжимал большой немецкий десятизарядный маузер, причем направленный не в сторону противника, а в собственные траншеи. Перед ним стоял пулемет на двух пустых ящиках от снарядов, тоже повернутый в сторону траншеи. Я попросил его объяснить, что происходит.

– Эти трусы! Сукины дети! Не хотят идти в наступление! Грозятся, что не позволят ударным частям перейти в атаку. Я закрепился здесь и защищаю своих людей с тыла, пока они ведут огонь. Иначе эти суки начнут стрелять им в спину.

– А где офицеры?

– Эти гады затянули офицеров в блиндаж и разоружили. Я слышал, как оттуда раздавались выстрелы. Не знаю, может, они убили офицеров. На другом краю траншеи капитан занимается тем же, что и я. Защищает спины своих солдат.

– Сколько вас?

– Восемь взводов.

– Что вы собираетесь делать?

– При первой возможности перейдем в атаку, а там будь что будет. Надеюсь, этот день станет для меня последним.

– Ладно. Сейчас шесть часов десять минут. Переходите в атаку в 6.25. Наши уланы позаботятся о тех, кто останется в траншее.

– Вы близко подошли к нам?

– Да. Мы справа от входа в траншею. Мы должны начать наступление после того, как вы прорветесь через проволочные заграждения.

– Слава богу! Я передам эту новость своим солдатам; хорошее известие подбодрит их.

В этот момент солдаты Измайловского полка заметили меня. Они стали переговариваться, кричать, указывая в мою сторону.

– Вам лучше уйти, – сказал унтер-офицер. – И выньте пистолет. Они собираются стрелять в вас.

Подняв маузер, он направил его на блиндаж. Я тоже вынул револьвер и спрятался за углом.

Разговор происходил на фоне непрекращающейся стрельбы ударных частей. Я всматривался в лица солдат. У них был взгляд людей, смотрящих в вечность. Мрачные, но уверенные лица, с широко распахнутыми, немигающими глазами. Быстро наклонившись и перезарядив винтовку, один из солдат, обернувшись, бросил полный презрения взгляд в сторону блиндажей, а затем отвернулся и продолжил стрелять. То же самое проделал солдат, стоящий рядом с ним. И так дальше, по цепочке.

Из укрытия я прокричал унтер-офицеру:

– Передайте ребятам, чтобы продержались пятнадцать минут! – повернулся и бросился бежать.

Задыхаясь от бега, я подбежал к полковнику и доложил обстановку.

– Офицеров ко мне, – приказал полковник горнисту.

Горнист сыграл сбор.

Когда офицеры прибежали, полковник снял фуражку, перекрестился, надел фуражку и только после этого сказал:

– Господа. Я собираюсь пойти в атаку на австрийские траншеи. На пехоту надежды нет. Возвращайтесь к уланам и находитесь в состоянии боевой готовности.

Наши лица вмиг стали серьезными. Офицеры молча отдавали честь и бежали на свое место. Кавалерийская атака через проволочные заграждения, за которыми установлены пулеметы, имела один шанс из тысячи.

Позже мы поняли, что у полковника не было другого выхода. Мы были просто обязаны подавить мятеж измайловцев. К тому же с каждым шагом мы были все ближе к Польше.

Я внимательно следил за полковником. В опасной ситуации людям свойственно обращаться к кому-то или чему-то, на кого можно положиться. Сначала я нашел поддержку в грохоте канонады, затем в собственной лошади, после в траншее, которая защитила меня от свистящих над головой пуль. Я понимал, что через несколько минут мы выйдем на открытое место, к тому же смертельно опасное. Я невольно обратил свое внимание на полковника. В этот момент он стал для меня началом и концом мира.

Полковник так естественно осенил себя крестом, а до этого я только один раз видел, как он крестился. Ему тоже надо было на что-то опереться. Подозреваю, что белые перчатки Шмиля выполняли ту же функцию.

Полковник стоял перед полком, дожидаясь, пока все офицеры займут свои места. Затем повернулся кругом и двинул лошадь вперед. За ним двинулись горнист и адъютант. Он что-то сказал им, они остановились, а полковник выехал вперед и стал оглядывать траншеи и пространство между ними. Сейчас он превратился в прекрасную мишень. Постояв пару минут, которые, естественно, показались нам часами, полковник слегка наклонился вперед, вытянул шею, словно хотел вобрать в себя общую панораму боя.

Затем быстро развернулся и поскакал к нам. Он остановился рядом с моей лошадью и в привычной для него телеграфной, несколько ироничной манере сказал:

– Толстяк! Первый и второй взводы пересекают овраг за траншеей. Проверь, чтобы они двигались через неравные промежутки времени. Займете позицию за вторым холмом и оттуда наблюдайте за третьим и четвертым взводами. Начинайте наступление одновременно с ними. Южнее есть разрыв в проволочном заграждении. Помни, что после того, как пересечете заграждение, твои люди должны рассеяться. Там может быть пулеметное гнездо. Сейчас пулеметы молчат, но я уверен, что они заработают, как только увидят вас. Полагают, что австрийцы сразу перейдут в наступление.

Я отдал честь, подозвал унтер-офицера, повторил ему слова полковника и отправил его к Шмилю. Затем, выхватив саблю, я неловко скомандовал: