Путь улана. Воспоминания польского офицера. 1916-1918 - Ришард Болеславский

Он комкал в руке шелковый носовой платок и пел медленно и печально, словно сквозь горькие слезы.

Его выступление не пользовалось успехом. Стоило ему появиться на сцене, солдаты начали шикать и смеяться. Он спел пару песен и, закончив выступление, стал умолять, именно умолять солдат продолжать войну.

Приезжали к нам и застенчивые молодые люди, которые вели индивидуальную работу с солдатами. Они заводили разговоры о жизни и умело подводили солдат к необходимости продолжать войну. Создавалось впечатление, что они испытывают какое-то извращенное удовольствие, смешиваясь с массой здоровых, дурно пахнущих солдат. Как-то, проходя мимо барака, я случайно услышал горячий шепот одного из этих «агитаторов»:

– Милый, мы вместе пойдем против немцев и вместе умрем на поле боя.

Время от времени появлялись блестящие мужчины, либералы, носители великолепных идей: доктора из Оксфорда и Кембриджа, писатели, журналисты и политики. Романтики, переполненные идеями парламентаризма, они витали в таких высоких сферах, что толпа, опьяненная собственной значимостью и властью, не реагировала на их выступления. Однако даже эти ораторы хвастались своей бескровной революцией, одновременно призывая к кровавой войне.

Благодаря революции Керенского вся эта толпа бывших представителей богемы и теоретиков-мечтателей на какое-то время заняла видное положение. Социалистическая революция сдула их словно пыль со стола.

Приезжали к нам и искалеченные солдаты и офицеры, потерявшие на войне кто руку, кто ногу, кто зрение. С трагической искренностью они призывали продолжить войну. Солдаты равнодушно слушали этих людей. Я присутствовал на выступлении одного из них. Этот солдат, лишившийся ноги, руки и одного глаза, стоял на помосте, опершись на костыли. Не производя ни единого жеста, он выкрикивал в толпу, что надеется, что своей победой солдаты отомстят за его увечья. В его словах слышались слезы. Это был крик души. Но солдаты слушали его не более чем с равнодушным вниманием.

В защиту войны выступали и простые солдаты. Совсем молодые юноши, сироты, для которых армия стала домом. Они ушли в армию совсем юными, не успев получить профессии, и профессией их стала война. Они не понимали, чем будут заниматься в мирной жизни, и боялись оказаться невостребованными. Это были самые успешные ораторы. Они говорили на языке толпы, не ходили вокруг да около, а изъяснялись короткими фразами.

– Послушайте, парни, давайте закончим начатую работу, освободимся, и ну ее к черту!

– Правильно, сын полка! – кричали со смехом солдаты. – Закончим, и ну ее к черту!

Власти думали: «Отлично, солдат удалось убедить, и теперь они пойдут воевать». Но солдат просто забавляла сама речь, то, что ее произносил один из них простым, доходчивым языком. Это не означало, что они по сути согласны с оратором.

Все, кого я уже перечислил, – профессора, раненые, солдаты-сироты – всерьез говорили о войне. Но таких было немного. Они терялись в основной массе мерзавцев, толпившихся на сценах и трибунах.

Я не упомянул еще большую часть офицеров, которые, естественно, ратовали за войну. Они были словно онемевший палец на отмороженной руке. Отречение императора явилось для них тяжелым ударом, заставило оцепенеть. Самое страшное, что они лишились цели. По сути обреченные, они по мере сил старались держать марку.

В действительности наиболее достойно выглядели белогвардейцы, бывшие унтер-офицеры, офицеры, капралы, которые, не рассуждая, не идя на компромиссы, сохранили верность империи и предпочитали умереть, оказаться растерзанным толпой, чем пойти на сделку с новой властью.

И наконец, самая малочисленная группа, которая производила меньше всего шума. Их речи не занимали много времени. На одном дыхании они говорили:

– Помните. Нужнее всего вам хлеб, земля, мир.

– Хлеб, земля, мир, – завороженно повторяли солдаты.

И помнили.

К тому моменту, по крайней мере в армии, Временное правительство уже пыталось закрыть рот тем, кто выступал против войны. Коммунисты действовали полулегальными методами; основная работа велась в подполье. Они не заблуждались насчет народных масс. Прошептав три волшебных слова, они несколько месяцев выжидали, а затем начинали действовать.

В это время комиссары вдохновенно докладывали, что «революционная армия, как никогда, полна решимости и готова идти вперед».

Офицеры, которые тесно общались с солдатами на протяжении трех лет войны, считали иначе. Они пытались доказать, что, если солдаты кричат «Ура!», это еще не означает, что они готовы взять высоту. За эти высказывания офицеров называли реакционерами и обвиняли в саботаже. «Ваше происхождение не позволяет вам понять простых людей» – таков был вердикт комиссаров.

Теноры революции, взяв самую высокую ноту, не видели, что дом охвачен огнем. То же и Керенский, главный соловей, пел и не видел ничего вокруг. Требовалась сила, а у него был только сахар. Он появился в районе сосредоточения сил, сорвал бешеные овации, изучил донесения и зачитал приказ о начале большого весеннего наступления, первого наступления революционной армии.

Глава 17

ПОДГОТОВКА

Тем временем в районе сосредоточения сил закипела работа по подготовке к большому наступлению. Штабные офицеры изучали карты и донесения разведчиков. Раздавались боеприпасы и недавно полученные из Франции ручные гранаты. Теперь над нами день и ночь кружили самолеты. Их монотонный гул постепенно уничтожал последнюю безопасную гавань – небо над головой.

После войны у меня была возможность пообщаться с австрийцами и немцами. Оказывается, они без особых усилий умудрялись получить сведения обо всех ходах, которые мы собирались сделать. Революционная армия настолько расхвасталась о предстоящем первом наступлении, что ни о какой секретности не могло быть и речи.

Правда, немцы просчитались. Их стратеги составили планы в расчете на то, что с первым ударом русские прорвутся глубоко в тыл немецкой армии и тогда их удастся отрезать с фланга. Немцы считали, что они по-прежнему имеют дело с регулярной армией, подчиняющейся приказам. Но стоило русским перейти в наступление, как «святая серая масса» показала, что у нее нет такого намерения.

Некоторые вообще не пошли в наступление; некоторые двинулись вперед ровно настолько, чтобы чувствовать себя в безопасности, и остановились; кто-то вообще развернулся и двинулся в противоположном направлении. Были и те, кто, получив приказ о наступлении, собрал митинг и попросил комиссаров высказать мнение о командовании. Но оставались еще солдаты, настроенные на победу, которые под развевающимися знаменами, под «Марсельезу», исполняемую полковыми оркестрами, сражались как обезумевшие волки. В первый момент немецкое и австрийское командование растерялось.