Маршрут: Ноль - Mrs. Mracopisec

произнёс ни звука. Но я прочитал по губам: «не садись…» — а я уже сидел; «развернись» — а я мчал вперёд. И я понял — мы не совпадём. Мы можем делить память, но не решения.

Я протянул руку — не касаясь — и сказал:

— Тогда, брат, смотри. Я попробую иначе.

Он кивнул. Часы тикнули один раз — вперёд. За поворотом дороги вспыхнула белая табличка без букв — чистое поле. Я хотел мысленно оставить там своё имя, но передумал. Оставил ноль.

Колонна «Волг» распалась в туман, как массовка после команды «Стоп!». Мы выехали на прямую. Радио прошептало почти одобрительно:

— Пока так.

Я усмехнулся.

— А там посмотрим.

И вжал газ — впервые почувствовав, что веду не только машину.

Прямая оборвалась внезапно, будто плёнка порвалась на склейке. Дорога расползлась на несколько полос, и каждая вела туда же — вперёд, но разными путями-близнецами. По обочинам туман стоял глухой стеной. В нём угадывались силуэты — «Волги», «Волги», «Волги» — будто кто-то тиражировал один кадр до горизонта.

Часы на панели дёрнулись и встали: 9:30. В тишине щёлкнула пустота.

— Ну? — бросил я в пространство. — Покажете фокус?

Радио молчало. Я-2024 сидел рядом и смотрел перед собой, как пассажир, который всё уже понял и потому не спорит. Он слегка постучал пальцами по панели — ровно три раза. Тук-тук-тук. В такт этому стуку слева вспыхнули огни придорожной заправки. Неон мигнул. Вывеска сложилась из букв и цифр: ПРИВАЛ–93.

Я сбросил газ. Рулю было достаточно намёка. Мы плавно свернули к заправке, и туман расступился, образовав идеально круглую площадку: две колонки, будка кассира с мутным стеклом. Всё до боли знакомо и абсолютно пусто. Стёкла отражали мои фары как слепые глаза.

У колонок стояли две «Волги». Одинаковые, как клоны. Одна — чуть темнее, другая — с едва заметной вмятиной на крыле. На номерах: 93–93. На стекле кассы, которое я видел в других местах и временах, лежал иней — и на нём кто-то начертил круг. Ноль.

— Плохая примета, — сказал я, заглушив двигатель. Тишина накрыла с головой.

Часы щёлкнули и шагнули вперёд — один шаг. 9:31. Я вздрогнул от внезапной надежды и страха. Рядом я-2024 сжал губы, будто удерживая внутри какую-то фразу.

Из динамиков донеслось не голос, а дыхание. Тёплое, человеческое. За ним — шёпот, в котором сплелись все голоса разом: мой, отцовский, дикторский.

— Не выходи…

Я положил ладонь на ручку двери.

— А если всё кончится, стоит мне остаться внутри? — спросил я в пустоту.

Ответа не было. Лишь лёгкая дрожь стекла — будто по нему провели мелом.

Я всё равно открыл дверь. Ночной воздух ударил в лицо, тяжёлый, пропитанный бензином. Туман на площадке держал форму бутафорской декорации. Я вышел и выпрямился во весь рост. В ушах стучало — то ли сердце, то ли эхо заглохшего мотора.

На асфальте, у самой двери, мелом были нарисованы круги. Детские, неаккуратные. Один поверх другого. Я посмотрел на свои ботинки — на носках уже белела пыль мела.

— Привет, — сказал я пустоте. — Давно не виделись.

Внутри будки что-то шевельнулось. Всего лишь тень сместила重心, но мне этого хватило. Я поднял взгляд — в отражении на стекле будки я увидел фигуру. Не в халате. В куртке из девяностых, в джинсах «Монтана». Человек шёл из тумана к одной из «Волг». Шёл, чуть сутулясь, будто под тяжестью невидимой камеры на плече.

— Осторожнее, — произнёс я-2024. Голос донёсся из салона — настоящий, мой, без искажений. Он был точным совпадением.

Я не обернулся. Если обернусь — сцена рухнет. Это я уже усвоил.

Я шагнул к колонкам. Сквозь туман проступили две тени на асфальте — моя и ещё одна. Но источник света был один — мои фары. Две тени от одного тела. Меня пробрала дрожь. Смеяться не хотелось.

Фигура в куртке остановилась у «Волги» с вмятиной. Положила ладонь на крышу. Жест был моим до боли. Он не поднимал головы. Наше дыхание синхронизировалось, как две дорожки для сведения.

— Если это снова дубль, — тихо сказал я, — обойдёмся без крови.

Часы на панели щёлкнули в третий раз. 9:30. Назад. Внимание, мотор. Я задержал дыхание, как перед прыжком в воду.

Между колонками треснул динамик на столбе. Пластиковая решётка задрожала, и оттуда, будто из консервной банки, пополз мой голос — но из завтрашнего дня:

— Не садись за руль…

Поздно. Он уже тянулся к ручке.

Я сделал ещё шаг. Шершавый туман щекотал лицо. Я различал детали: кривой шов на рукаве, белую полоску на кедах. Такие же я носил когда-то. Или ещё надену.

— Эй, — сказал я, сам не зная, к кому обращаюсь. — Подожди.

Он не поднял головы. Но замер. Его пальцы лежали на ручке. Пальцы, в которых я узнавал всё: привычку держать камеру, нервную жилку, тонкий шрам у большого пальца. Я протянул руку — не касаясь, проверяя дистанцию.

И в этот момент я-2024 дотронулся до часов на панели. Я не видел, но услышал — тихий металлический щелчок. Стрелки замерли. В тишине это прозвучало как выстрел, который не раздался.

— Сейчас, — тихо сказал мой двойник, и в этом слове было всё: приказ, просьба, монтажная склейка.

Фигура у «Волги» подняла голову.

Я увидел лицо.

Не чужое. Своё. Только моложе. Живее. До всей этой истории. С тем самым упрямым выражением, что сводило с ума всех, кто пытался мной командовать.

Наши взгляды встретились.

Туман сгустился. Динамик на столбе сипло повторил:

— Не…

Часы щёлкнули. 9:30.

И второй я — тот, в куртке девяностых — рванул прочь, в тёмный провал между колонками.

Я выдохнул — слишком поздно — и понял: сцена пошла. Дубль начался.

Следующая страница ждала в темноте. Её название я уже знал.

Глава 24. Двойник

Я застыл посреди площадки, чувствуя, как туман, холодный и влажный, впивается в кожу. Передо мной — он. Мой другой. Тот, кто ещё не успел потерять молодость. Куртка адидас из девяностых, выцветшие джинсы, кеды, в которых я когда-то бегал до магазина за «Явой». Он шагал к «Волге» медленно, будто тянул время, но в каждом его движении я узнавал себя. Узнавал слишком хорошо.

Когда он поднял голову и наши взгляды встретились, внутри что-то оборвалось. Его глаза — мои глаза — округлились, словно он увидел чудовище. Секунду мы стояли так, застывшие в немом отражении друг друга, и в этой секунде я понял — он меня боится.

Я сделал шаг. Туман дрогнул.

— Подожди, — сказал я.