Зов красной звезды. Писатель - Бэалю Гырма

— Пусть сгинут твои враги! — И она повернулась к Хабте: — Сын мой, прошлой ночью я видела тебя во сне. Будто я нарезаю белое, как хлопок, сало и с рук кормлю тебя. У меня сны всегда вещие. Это к удаче!

Хабте замахал на нее руками. Он терпеть не мог жирного, особенно сала. Знает ведь, старая ведьма, и нарочно дразнит.

— Как миленький проглотил. Ты же любишь поесть… Ну а ты? — обратилась она к Табору. — Сегодня у тебя радостное лицо. Где ты пропадал всю неделю?

Табор насупился. У него не было ни гроша за душой, потому он и не появлялся здесь. Хозяйка отказывалась отпускать ему спиртное в долг. Он ей и так много задолжал. Она даже ходила к нему в министерство и жаловалась начальнику, просила как-то на него повлиять. Но начальник лишь разводил руками: «Да как же я на этого разгильдяя повлияю? Его и на работу-то не заставишь вовремя приходить». С тех пор, встречая Табора, хозяйка неизменно спрашивала: «Ну и что? Ты все так же на службу опаздываешь?» Табора это очень задевало. Вот и сейчас он демонстративно отвернулся от хозяйки.

А она не очень-то опечалилась. Продолжила свою беседу с Хабте:

— Сало — это к счастью. Не иначе, ты выиграешь в лотерею…

— А вдруг!.. — Хабте вытащил из кармана лотерейный билет. — Вдруг он счастливый? — При этих словах на его лошадиной физиономии расплылась широченная улыбка.

Табор тоже достал бумажник.

— И у меня есть лотерейный билет — друг презентовал.

— Удивительно, друзья, — сказал Гудетта, — но и у меня есть лотерейный билет: мне его за три бырра продал один журналист — без денег остался.

Хозяйка изрекла:

— Я видела сон, и он сбудется только для Хабте. Если это случится, мы его женим.

Это Хабте-то, закоренелого холостяка, который боялся женщин пуще сатаны. Но когда знакомые подшучивали над ним, уже далеко не молодым человеком, он с напускным безразличием говорил: «Нашли бы лучше мне невесту».

Табор, услышав слова хозяйки, почесал свою круглую лысину и подумал: «Почему мое счастье всегда достается Хабте?»

…Несколько лет назад после долгих хлопот он добился стипендии для учебы за границей, но в последний момент ее перераспределили, и она досталась Хабте Йиргу. Правда, спустя некоторое время и Табору удалось получить стипендию, он поехал в Америку. По возвращении на родину и Хабте и Табор претендовали на место редактора столичной газеты. И конечно же, снова повезло Хабте. Попозже и Табор устроился, но на менее престижную должность. Он завидовал своему приятелю-счастливчику. Вот почему сейчас сердито огрызнулся:

— Сон твой — бред!

— Нет, мои сны всегда в руку… А вот и еще гости! — обрадовалась хозяйка.

В кафе вошли два человека. Их здесь хорошо знали.

Один, башша[41] Тырфе, с трудом волочил ревматические ноги и опирался на трость. До декрета о национализации земель и доходных домов в городах он владел в районе Арат Кило мясными лавками и одно время был районным судьей. Его некогда шикарный шерстяной костюм был сильно потерт и лоснился. Минули те времена, когда старик любил пропустить стаканчик-другой виски с содовой и, помешивая длинной ложечкой в стакане, чтобы вышел газ, поболтать с приятелями о житье-бытье. Здоровье не позволяло ему злоупотреблять спиртным. Сначала он перешел на местное «кендо», которое с долей иронии называл «львиным молочком», потом пришлось отказаться и от этого напитка. Осталась единственная услада: целыми днями просиживать в барах и кафе, вдыхая соблазнительный запах «кендо», которое пьют другие. Ох-хо-хо, старость не радость! Все для этого человека осталось в прошлом. Славные были времена. Он и сейчас часто приходит к мясным лавкам — уже не своим, национализированным, — придирчиво рассматривает разложенные на прилавках куски мяса, приценивается, но не для того, чтобы купить, а просто так, спрашивает у продавцов, в каком состоянии помещение, и, если замечает какой-нибудь непорядок, очень сердится. Продавцы привыкли к этому старику и не гонят его. А башша наблюдает за их работой и с болью в сердце думает, что с каждым ударом острого ножа, которым мясник разделывает тушу, он теряет все больше и больше денег, которые причитались бы ему как владельцу за аренду дома. Однако он не теряет надежды, что национализированные мясные лавки когда-нибудь будут возвращены ему.

— Башша Тырфе, присядьте, побеседуйте с нами, — пригласила хозяйка.

Старик заморгал слезившимися глазами:

— Беседы давно кончились! Мои беседы — одни вздохи: ы-ыхо-хо. Стар стал, немощен, как заезженная кляча, которая только и мечтает о зеленом лужке да свежей травке. Да и то, кляча травки пощиплет и заржет от удовольствия, а у меня разве что живот разболится.

Вместе с башша Тырфе пришел инженер Ретта Мулят. Он производил впечатление человека не от мира сего. Бормотал что-то, размахивая руками, и непрерывно курил, прикуривая одну сигарету от другой. Он присел за столик, вытащил из кармана бумагу и карандаш и стал строчить какие-то цифры. Ретта был подрядчиком дорожного строительства и всегда конфликтовал с рабочими. Странно, что фирма, терпевшая из-за нею убытки, еще не распрощалась с таким подрядчиком. Журналисты молча наблюдали за ним, ожидая, когда он кончит свои сложные подсчеты. Наконец он оторвался от листа бумаги и обратил свой взор на присутствующих:

— Эй, друзья-журналисты, чудесные мои! Чем болтать о всякой ерунде, лучше бы поучили народ дисциплине труда. Вам разве не известно, что именно труд сделал человека человеком! Впрочем, где вам это знать!

— Инженер, что еще там у тебя стряслось? — спросил Гудетта.

— Хочу спросить, знаете ли вы, что такое настоящий труд? Под предлогом повышения политической сознательности рабочие просто-напросто отлынивают от работы, а вам и дела нет. Вместо того чтобы завершить работу за шесть месяцев, они копаются два года, а потом, когда график строительства сорван, виноватым оказывается кто? Подрядчик. Его обвиняют в саботаже! И опять вы молчите! Зато при виде рюмки у вас такая прыть появляется, что диву даешься. Теперь мне на все наплевать! Хватит с меня. Буду отдыхать! Что мне, больше всех надо? Сил больше нет ругаться с рабочими, ведь они без конца лишь чего-то требуют, а никаких обязанностей знать не хотят! Между прочим, именно вы, журналисты, виновны во всем этом…

— Ы-ыхо-хо, — вздохнул башша Тырфе, думая о своем.

— Вы не учите трудящихся распознавать разницу между правами и обязанностями, — продолжал инженер Ретта. — Права! Права! Только права! Но права без обязанностей — бессмыслица. Это вы, журналисты, довели страну до такого состояния. Пропади вы все пропадом! Чего от вас ждать? Вы же совершенно не отдаете себе отчета, какой силой