Молотов. Тень вождя - Б. Соколов

«Передо мною встал вопрос — восстать против грубой несправедливости К[обы], пойти на разрыв с ЦК, протестовать, защищая честь жены, или покориться, покориться ради того, чтобы по крайней мере в дальнейшем продолжать борьбу в партии и в ЦК за правильную политику партии, за устранение многих явных и многим не видных ошибок, неправильностей, главное — за такую линию партии, которая опасно, во вред интересам дела коммунизма искоренялась со стороны зазнавшегося К[обы] и поддакивающих ему, прости господи, соратников».

Младшая внучка Молотовых Любовь Алексеевна, с которой беседовала писательница Лариса Васильева, говорила, что они спрашивали бабушку, почему дед за нее не заступился. Полина Семеновна объяснила:

«Он считал, что, если бы поднял голос, меня уничтожили бы. Эти правительственные мужики все были заложники».

То же, в сущности, пишет и сам Молотов в записках:

«Что же касается лиц, окружавших К[обу], они в той или иной степени сочувствовали или полусочувствовали мне, но в общем и целом ставили свои карьерные цели и интересы выше».

«Кое-кто не открыто — когда никто не слышит! — выражали мне, однако, некоторую моральную поддержку, или, лучше сказать, полуподцержку... — признавался Молотов Чуеву. — Например, на заседаниях Политбюро Берия, проходя мимо, шептал: “Полинажива!”»

В деле Жемчужиной есть страничка, написанная ее рукой:

«Четыре года разлуки, четыре вечности пролетели над моей бедной, жуткой, страшной жизнью. Только мысль о тебе, о том, что тебе еще, может быть, нужны остатки моего истерзанного сердца и вся моя огромная любовь, заставляют меня жить».

На склоне лет Молотов говорил друзьям о Полине:

«Мне выпало большое счастье, что она была моей женой. И красивая, и умная, а главное — настоящий большевик, настоящий советский человек. Для нее жизнь сложилась нескладно из-за того, что она была моей женой. Она пострадала в трудные времена, но все понимала и не только

не ругала Сталина, а слушать не хотела, когда его ругают, ибо тот, кто очерняет Сталина, будет со временем отброшен, как чуждый нашей партии и нашему народу элемент... Она сидела больше года в тюрьме и была больше трех лет в ссылке. Берия на заседаниях Политбюро, проходя мимо меня, говорил, вернее, шептал мне на ухо: “Полинажива!” Она сидела в тюрьме на Лубянке, а я не знал... На свободу она вышла на второй день после похорон Сталина. Она даже не знала, что Сталин умер, и первым ее вопросом было: “Как Сталин?” — дошли слухи о его болезни. Я встретился с ней в кабинете Берия, куда он пригласил меня. Не успел подойти к ней, как Берия, опередив меня, бросился к ней: “Героиня!” Перенесла она очень много, но... отношения своего К Сталину не изменила, ценила его очень высоко».

На вопрос Чуева: «В народе говорят, что он (Сталин. — Б. С.) потребовал, чтобы вы развелись, а вы отказались. Потребовал, чтоб отмежевались от нее» — Молотов ответил:

«Отмежевали меня от нее. А вот то, что я воздержался при голосовании, когда ее исключали из ЦК еще в 1940 году, — это да... Вот все говорят — как же так, голосовал против. Она была кандидат в члены ЦК, ее исключили. Обвинили... Чего только не придумали... Очень путано все это было... В ТЭЖЭ (трест высшей парфюмерии, который в 1932—1936 годах возглавляла Жемчужина. — Б. С.), где она работала, вредители появились. В Узбекистане началось. Она тогда занималась парфюмерией и привлекла к этим косметическим делам сомнительных людей. А других, конечно, не было. Немецкие шпионы там оказались. Жены крупных руководителей стали ходить к ней заниматься косметикой.

А когда в 1949-м ее арестовали, предъявили, что она готовит покушение на Сталина. Вышинский потом говорил. Перед тем как меня сняли из Министерства иностранных дел, Сталин подошел ко мне в ЦК: “Тебе надо разойтись с женой!” А она мне сказала: “Если это нужно для партии, значит, мы разойдемся!” В конце 1948-го мы разошлись. А в 1949-м, в феврале, ее арестовали».

Вслед за этим, 4 марта 1949 года Молотов был заменен на посту главы МИД А.Я. Вышинским. Фактически Сталин показал, что больше не доверяет Вячеславу Михайловичу. Тем не менее в 1950 году в связи с 60-летним юбилеем ему вручили четвертый орден Ленина (первым его

наградили к 50-летию, еще двумя — в 1943-м и 1945 годах) — за выдающиеся заслуги перед коммунистической партией и советским народом.

Молотов жаловался Чуеву, что после ареста жены не предъявили «мне никакого обвинения. Мне толком ничего не говорили. Но я из сопоставления некоторых фактов понял, и потом подтвердилось, дело в том, что, когда я был в Америке, вероятно, в 1950 году, когда я ехал из Нью-Йорка в Вашингтон, мне был предоставлен особый вагон. Я тогда, может, это недостаточно оценивал, это, очевидно, был вагон для прослушивания, мне его выделили, чтобы послушать меня хорошенько (не очень понятно, кого здесь имел в виду Вячеслав Михайлович, то ли американские спецслужбы, то ли советские. Правда, МГБ вряд ли могло осуществить такую акцию в Америке. — Б. С.). Со мной из Советского Союза врачи ехали без билетов, какая-то комиссия, о чем они могли болтать?

Сталин ничего не говорил, а Поскребышев стал намекать: “Почему дали особый вагон?” Потом мне Вышинский говорит: “Поскребышев говорит, проверяли вагон”. Специальный вагон, конечно, не всем предоставляется. До этого не было, а тут почему-то предоставили... Особые отношения, может быть, со мной. Это в ООНе когда я был. Это уже подозрительность была, явно завышенная. Ведь Сталин сам назначил Полину Семеновну наркомом рыбной промышленности — я был против!.. Сталин, с одной стороны, как будто выдвигал и ценил Полину Семеновну. Но в конце жизни он... Тут могли быть и антиев-рейские настроения. Перегиб. И на этом ловко сыграли».

Вячеслав Михайлович явно струсил, опасаясь, что если откажется от развода, то его арестуют вместе с женой. Была, конечно, слабая надежда на то, что в случае, если бы Молотов разводиться отказался, жену бы не арестовали. Но он рисковать не стал. Вероятно, покладистость Молотова побудила Сталина повременить с расправой над ним. А с вагоном он так до конца и не понял. То ли МГБ установило прослушку, а он сболтнул что-то лишнее, то ли Сталина возмутил сам факт, что американцы предоставили Молотову спецвагон, чтобы записать его разговоры с подчиненными... Хотя на самом деле для Сталина это могло быть только предлогом. Повторю, что гораздо

важнее то, что Вячеслав Михайлович показал полную неспособность быть преемником, а значит, его надо было рано или поздно выключить из политической игры, чтобы не осложнять жизнь настоящему наследнику.

Между прочим, к назначению Жемчужиной начальником парфюмерного треста Сталин имел самое непосредственное отношение. Свидетельствует Микоян:

«Как-то раз позвонил мне Сталин и пригласил к себе на квартиру. Там был Молотов. Попили чаю. Вели всякие разговоры. Потом Сталин перешел к делу и сказал примерно следующее: жена Молотова, Жемчужина, рассказала ему, что ими очень плохо руководит Наркомлегпром. В таком положении находится и ЛЕНЖЕТ. С ее слов получалось, что они беспризорные. Вместе с тем Жемчужина говорила, что парфюмерия — это перспективная область, прибыльная и очень нужная народу. У них имеется много заводов по производству туалетного и хозяйственного мыла и всей косметики и парфюмерии. Но они не могут развернуть производство, потому что наркомат не дает жиров; эфирных масел для духов и туалетного мыла также не хватает; нет упаковочных материалов. Словом, развернуться не на чем. А у женщин большая потребность в парфюмерии и косметике. Можно на тех же мощностях широко развернуть производство, если будет обеспечено материально-техническое снабжение. “Вот, — говорит Сталин, — я и предлагаю передать эту отрасль из Наркомлегпрома в Наркомпищепром”. Я возразил, что в этом деле ничего не понимаю сам и что ничего общего это дело с пищевой промышленностью не имеет. Что же касается жиров, то сколько правительство решит, столько я буду бесперебойно поставлять — это я гарантирую. Кроме эфирно масличных жиров, производство которых находится у Легпро^а, а не у меня.

Сталин заметил, что не сомневается, что жиры я дам. “Но все же, — сказал он, — ты человек энергичный. Если возьмешься, дело пойдет вперед”. Неуверенно, но я согласился. Итак, все это перешло к нам. Был создан в наркомате Главпарфюмер, начальником которого была назначена Жемчужина. Я с ней до этого не был близко знаком, хотя мы жили в Кремле на одном этаже, фактически в одном коридоре. Она вышла из работниц, была способной и энергичной, быстро соображала, обладала организаторскими способностями и вполне справлялась со своими обязанностями.