Молотов. Тень вождя - Б. Соколов

Тепло Молотов отзывался и о Клементе Готвальде:

«Готвальд — хороший мужик, очень хороший, но пил... В вопросе победы (коммунистов в Чехословакии. — Б. С.), конечно, не играл особой роли, но в вопросе построения социализма, перехода от капитализма в Чехословакии он решающую роль сыграл. Молодец Готвальд».

А вот о Тито Молотов, по его словам, с самого начала был дурного мнения:

«Когда Тито приехал впервые, еще не все в нем было ясно, даже мне он немного понравился внешностью. Я, когда смотрел на Тито, еще ясно не понимал, потому что сразу не поймешь, он тогда мне понравился, а вместе с тем что-то другое... и вспомнил провокатора Малиновского. Тито — не империалист, а мелкая буржуазия, противник социализма. Империализм — это другое дело... Мы критиковали югославов за национализм. Они сравнивали США и СССР. Почему у нас и разрыв получился, что они практически не проводили различий между главной империалистической страной и главной социалистической».

Молотов стал одним из авторов печально знаменитого письма Информационного бюро коммунистических и рабочих партий (Коминформа) с призывом к коммунистам Югославии свергнуть Тито. На практике это привело лишь к массовому избиению сталинистов в Югославии. В письме, датированном 27 марта 1948 года, Сталин и Молотов, в частности, заявляли:

«Как известно, наши военные советники направлены в Югославию по настоятельной просьбе югославского правительства, причем советские военные советники были выделены для Югославии в гораздо меньшем количестве, чем просило об этом югославское правительство. Следовательно, советское правительство не имело намерения навязать своих советников Югославии.

Однако впоследствии югославские военные руководители, влчж числе Коче Попович, сочли возможным заявить о необходимости сократить число советских военных советников на 60%. Это заявление мотивировалось по-разному: одни говорили, что советские военные советники слишком дорого стоят для Югославии; другие утверждали, что югославская армия не нуждается в усвоении опыта Советской армии; третьи заявили, что уставы Советской армии являются трафаретом, шаблоном и не представляют ценности для югославской армии; четвертые, наконец, слишком прозрачно намекали на то, что советские военные советники даром получают жалованье, так как от них нет никакой пользы. Поскольку югославское правительство не давало

отпора этим попыткам дискредитации Советской армии, оно несет ответственность за создавшееся положение...

Из сообщения Лаврентьева (советского посла в Белграде. — Б. С.) видно... что советские представители в Югославии отданы под контроль и надзор органов безопасности Югославии...

Как видно, и здесь ответственность за создавшееся положение несет югославское правительство.

Таковы причины, вынудившие советское правительство* отозвать своих военных и гражданских специалистов из Югославии...

Нам известно, что среди руководящих товарищей в Югославии имеют хождение антисоветские высказывания вроде того, что “ВКП(б) перерождается”, что “в СССР господствует великодержавный шовинизм”, что “СССР стремится экономически захватить Югославию", что “Коминформ является средством захвата других партий со стороны ВКП(б)” и т. п. Эти антисоветские высказывания обычно прикрываются левыми фразами о том, что “социализм в СССР перестал быть революционным”, что только Югославия является подлинным носителем “революционного социализма”. Конечно, смешно слышать подобные речи о ВКП(б) от сомнительных марксистов типа Джиласа, Вукмановича, Кид-рича, Ранковича и других. Но дело в том, что эти высказывания имеют давнишнее хождение среди многих руководящих деятелей Югославии, продолжаются и теперь и, естественно, создают антисоветскую атмосферу, ухудшающую отношения между ВКП(б) и югославской компартией... У нас вызывает тревогу нынешнее положение компартии Югославии. Странное впечатление производит тот факт, что компартия Югославии, являясь правящей партией, до сего времени еще не легализована полностью и все еще продолжает находиться в полулегальном состоянии. Решения органов партии, как правило, не публикуются в печати. Не публикуются также отчеты о партийных собра-

Вячеслав Михайлович неизменно выступал против слишком тесного сближения с Югославией, что ему, в частности, поставили в вину при разгроме «антипартийной группы» в 1957 году. Похоже, Молотов с его сугубо догматическим складом ума не понимал, что Тито и Мао принципиально отличались от других лидеров стран-сателлитов,

поскольку пришли к власти в своих странах пусть и при советской поддержке, но отнюдь не на советских штыках, а во главе собственных мощных партизанских армий и при несомненной поддержке если не большинства, то очень значительной и наиболее активной части своих народов. Рано или поздно они должны были захотеть играть самостоятельную роль, не оглядываясь на Старшего Брата, и конфликт на этой почве с СССР и их отпадение от советского блока были неизбежны. У Тито со Сталиным это произошло раньше, у Мао Цзэдуна, в большей степени нуждавшегося в советской экономической и военной помощи, конфликт с Хрущевым и Брежневым вышел позже, но сами эти конфликты, повторю, были объективно обусловлены. Кстати, точно таким же образом отпала в 1960 году от Советского Союза Албания, лидер которой Энвер Ходжа также в свое время был командующим партизанской армией и пришел к власти без помощи советских войск. Он нерасчетливо рискнул заменить СССР на Китай в качестве страны-донора, что предопределило экономическую отсталость Албании, оставшейся самой бедной страной Европы.

Между прочим, еще в 1946 году произошел один любопытный случай, который мог насторожить Вячеслава Михайловича. Сталин позвонил Молотову в Нью-Йорк и сообщил: вот, мол, пришли академики, просят разрешить избрать тебя почетным академиком. Естественно, Вячеслав Михайлович согласился. Но это могло быть и грозным признаком, своего рода черной меткой. Ведь накануне ареста был избран членом-корреспондентом Академии наук ведущий советский публицист Михаил Кольцов, а до того — Бухарин, причем полноправным академиком.

Намерение Сталина заменить старую команду Молотова, Маленкова, Берии и Микояна, управлявшую страной в годы войны, новой, ленинградской, во главе с собственным сватом Андреем Ждановым, сделавшим борьбу с космополитизмом стержнем новой идеологической кампании, привело к резкому падению влияния Молотова.

В конечном счете Молотов оказался главной мишенью интриги, направленной против Еврейского антифашистского комитета, в котором состоял его заместитель С.А. Лозовский. Уже 12 октября 1946 года министр госбезопасности Виктор Абакумов направил в ЦК записку

«О националистических проявлениях некоторых работников ЕАК». Такая акция не могла быть предпринята без предварительной санкции Сталина. Начались аресты евреев, из которых выбивали показания об антисоветской и националистической деятельности ЕАК.

В конце 1947 года родственница жены Сталина К.А. Аллилуева показала, что ее знакомый историк И.И. Гольдштейн настроен антисоветски. От Гольдштейна получили показания на его знакомого З.Г. Гринберга, который, в свою очередь, был знаком с Михоэлсом. Гринберг был арестован в конце 1948 года и после интенсивного допроса показал, что Михоэлс в 1946 году говорил ему о намерении использовать для создания Еврейской республики брак дочери Сталина Светланы с евреем Григорием Морозовым. Из Гринберга выбили также показания, будто Михоэлс проявляет повышенный интерес к личной жизни вождя, что было расценено как умысел на теракт. Сталин распорядился немедленно уничтожить Михоэлса. 13 января 1948 года великий режиссер и актер, глава ЕАК Соломон Михоэлс был убит в Минске сотрудниками МГБ. Из-за популярности Михоэлса в стране и мире его решили убрать тайно, без суда. Убийство было инсценировано как несчастный случай — наезд грузовика, но тотчас распространились слухи, что Михоэлса ликвидировали. Чтобы перевести стрелки, МГБ само запустило слух, что режиссера убили «польские фашисты» (эта версия звучала и на процессе 1952 года).

Михоэлс, друживший с Жемчужиной, называл ее «нашей Эсфирью» и «хорошей еврейской дочерью». Неудивительно, что она пришла на его похороны, что позже поставили ей в вину. А Зускину и Феферу она шепнула, указав на покойника: «Это убийство». Наверняка и Вячеслав Михайлович догадывался о подоплеке гибели актера, хотя прямо его в столь «деликатную» операцию спецслужб скорее всего не посвящали.

В феврале 1948 года Зускин и другие руководители Московского государственного еврейского театра обратились к Молотову с просьбой оказать материальную помощь театру, но ответа так и не дождались.