Догнать любовь - Наталия Миронина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Как здесь… Сказочно… И даже немного страшно, – поежилась Алина.
– Мы сядем здесь. – Эрик указал на небольшую площадку.
– Да, тут лучше, чем просто на берегу, – согласилась Алина, ее успокоило наличие деревянного ограждения.
– И сидеть лучше, чем стоять, – добавил Эрик. Он достал из своего рюкзака плед, расстелил его на полотняном шезлонге, потом помог Алине поудобней устроиться и накрыл ее курткой. Той самой, которую захватил из дома.
– Ты был прав – куртка и плед не помешают, – улыбнулась Новгородцева. Воздух здесь был колючим и не имел запаха.
Фишер устроился в шезлонге рядом. Намного помолчав, он сказал:
– А теперь смотри. Вода, небо, горы – все это здесь меняется. Цвет становится другим, появляются волны, но это мгновение. Надо его уловить, поймать. Потом все становится прежним.
Алина поерзала, поплотнее укуталась и стала смотреть на озеро. Что она видела? Да почти то же самое, что и мгновение назад. Но… То же самое и… совсем другое. Да, перед ней было абсолютно круглое озеро, скалы, дорожки из слоистых фрагментов каменистой породы. Над всем этим – синее небо и солнце. Его лучи подсвечивали воду, она сверкала оттенками лазури. И тишина была такая же, как минуту назад. Алина огляделась – кроме них с Эриком, никого не было.
– Сюда не очень любят подниматься. Высоко, страшный подъем. Холодно, – поймал ее взгляд Фишер.
Только он произнес эти слова, как налетел ветер, настоящий вихрь. Сначала на них повеяло теплым воздухом. Алина даже зажмурилась от удовольствия. Но потом дохнуло холодом. Ледяной вихрь точно так же окутал их, заставил поежиться. Вода в озере вдруг поднялась, понеслась по кругу, появились волны. Казалось, кто-то огромной ложкой помешивает жидкость, налитую в каменную емкость.
– Смотри, смотри, вода чернеет! – воскликнула Алина.
– Я тебе говорил, – откликнулся Эрик.
А вода, превратившись в темное варево, слилась с серыми берегами и превратила плато в одно целое. И страх тут же охватил Алину. Она поняла, что и шага не сделает, потому что не разобрать теперь, где вода, а где берег. Но страшнее всего было то, что небо оставалось нежно-голубым, а черная непогода бушевала в этом замкнутом пространстве с загадочным озером.
Новгородцевой стало по-настоящему страшно. Она вдруг подумала: «Господи, как я здесь оказалась?! С этим совсем незнакомым мне человеком. Здесь никого нет. Только этот его друг. А может, они что-то задумали?! Почему я не сказала Семеновой, куда я точно еду. Она же это озеро никогда не отыщет. И меня никто больше не найдет! Какая я идиотка. Зачем мне это все и этот Эрик… Я хочу домой! Прямо сейчас! Вот сию минуту!» – думала Новгородцева. Ее охватила паника, она сдернула с себя куртку Эрика, вскочила на ноги.
– Что с тобой?! – Выражение ее лица напугало его.
– Домой! Все! Я хочу домой… – забормотала Алина. Она хотела сделать шаг, оглянулась на озеро, и у нее закружилась голова. Воду все так же кто-то помешивал. Или это казалось Алине? Она сама не понимала этого, только волны бежали по кругу все быстрое.
– Домой? Да, конечно, – засуетился Фишер, – не бойся, сейчас все закончится. Это всего лишь минуты… Ветер меняется. Горы не дают ему проникнуть на плато… Это просто такой эффект…
Алина не слушала его, она уже вышла на тропинку, и в это время все стихло. И солнце сквозь легкую белую дымку смотрело на воду, и ветра словно и не было никогда, и вода превратилась в нежную лазурь. Алина растерянно остановилась. Потом вернулась к шезлонгу. Эрик стоял и ждал, что же она решит – спускаться вниз или еще остаться здесь. Новгородцева по-прежнему растерянно смотрела на воду. Потом она перевела взгляд на Фишера.
– Извини, я испугалась. И подумала о чем-то таком… Знаешь. Это картинка не для слабонервных. А я… Я – выносливая. Я ничего и никого не боюсь. Но столько всего произошло, и этот самый Ульянкин. Понимаешь, я так устала. Мне кажется, я никогда не буду чемпионкой. Да что там! Меня и в сборную не возьмут. Я… Я сдаюсь. Я больше не могу так…
Алина говорила долго. Рассказывала про переезд в Питер, про учебу, про отношения с матерью. Она говорила по-руски, потом спохватывалась и произносила пару слов по-английски. Потом опять по-русски. Эрик слушал ее и поглаживал по плечу. Он ничего не говорил и очень мало понимал. Кроме одного, что эта крепкая, выносливая и очень хорошенькая девушка крайне устала. «Это и неудивительно, – сказал сам себе Эрик, – так много работать. И такого тренера иметь».
– Мы сейчас едем обедать. Суп с фрикадельками. И что-то мясное. Ты же любишь мясо? Тебе надо есть много мяса. Белок.
Алина растерялась – она плакала о чем-то, что и названия не имело. О том, что было в душе, прикрытое для вида всякими обстоятельствами и делами. А этот человек, этот Эрик говорит про суп. Алина рассердилась, хотела что-то сказать, а потом поняла, что ее гладят по плечу. Он жалеет ее. И она уткнулась ему в грудь.
Он на мгновение замер, а потом обнял ее. Что-то сказал по немецки и поцеловал ее в макушку.
В кабинке подъемника они были опять вдвоем. Сидели рядом и держались за руки. Каждый думал о своем, но не упускал из виду другого. Уже внизу, перед тем как сойти на землю, Алина улыбнулась:
– Я – плакса.
– Плакса? – повторил по-русски Эрик. – Похоже, мне надо найти учителя русского языка.
Алина ничего не ответила. Она думала о Быстрове и Марине Ежовой.
Алина вернулась в отель в девять. Семенова лежала в пижаме и читала книжку. На лице отчетливо выделялся нос.
– Что это с тобой? – спросила Алина.
– На солнце заснула, нос обгорел, – мрачно ответила Оля. Вид у нее был комичный.
– И где ты умудрилась?
– Вышла на террасу. Там такие кресла удобные. Я и задремала.
– Не огорчайся, пройдет.
– Знаю. – Семенова внимательно посмотрела на Алину. – А ты как?
– Ох, – сказал та и плюхнулась в кресло.
– Рассказывай.
– Были
