Познание смыслов. Избранные беседы - Гейдар Джемаль

И рубят голову королю, объявляя его врагом народа, предателем. Ну и дальше начинается интересная полоса. Появляются либералы, появляются Локк, Гоббс, которые начинают говорить о том, что такое общество, «общественный договор», индивидуальные свободы, Левиафан и так далее, французским утопистам. И всё это идёт до того момента, как рушится социализм, который апеллирует к идее справедливости (он до самого конца пытался апеллировать), но его закрывают. Всё! Мы возвращаемся к точке, которая у нас была, только с другого конца: справедливости нет, общество едино, средний класс един, все должны подчиняться начальству, «которое знает лучше». Только Бытия, которое было во времена людовиков, нет, потому что нет этих великих сверхлюдей. И никакой справедливости нет и предполагается, идеологически, что-то искать. Мы проходим фазу в почти 400 лет, насыщенную потрясениями, революциями и так далее, и выходим к универсальной, банальной, плоской пошлости, когда всё одинаково: глобальная цивилизация.

Есть некое разочарование, потому что за что наши отцы проливали кровь наших дедов? Так много лет человечество боролось внутри себя за ту самую справедливость, и, казалось бы, социалистический строй – её вершина. Вдруг всё рухнуло. Зачем были все эти жертвы?

Рухнуло – и без замены видимой, очевидной, потому что те революционеры, которые бросали вызов этому порядку дискредитированного Бытия от имени справедливости, которой нет, но которая должна быть, – они лгали истории, они ставили себя в мыслях своих на место руководящего слоя, руководящей элиты, а выкатывали вперёд кого-то подставного – буржуазию, пролетариат и так далее. А это кончилось.

И теперь возлагают надежду на средний класс. Я в своё время с любопытством и с некоторым внутренним юмором прочёл книжку Кагарлицкого – не помню названия, но там главная идея была, что обнищавший средний класс поднимет восстание. Было очень смешно, потому что средний класс характеризуется тем, что это люди, которые напрочь лишены пассионарности, – и именно это и делает их средним классом. Они являются искателями комфорта, они ориентированы на потребление, на воспроизводство, на мечту о постоянном замкнутом жизненном цикле: «Мои дети пойдут тоже в колледж, и потом они пойдут тоже в офис…»

То есть в этом болоте не будет никакого шторма, это понятно…

Да. Им наносят мощный удар: не будет колледжа для твоих детей, ипотека твоя, придётся отдавать денежки, и сам ты пойдёшь на свалку ночевать. Но будет ли из этого некий бунт и протест? Способен ли средний класс заявить какие-то претензии на власть? Нет. И вот почему: потому что среднему классу не приходит в голову, что власть связана с Танатосом. Власть и любовь к смерти – они тесно связаны. И если ты не любишь смерть, если ты хочешь только жить, то власть не про тебя.

Хорошее утверждение. Действительно, такая дуалистическая модель существования. Если человек, наверное, один из первых людей вышел на скалу и решил самостоятельно совершить акт самоубийства, подумав: «Почему я сам не могу покончить со своей жизнью?» – соответственно, он поставил на кон свою жизнь, с одной стороны, а с другой – сказал: «Почему я не могу завоевать себе весь мир?» Говоря о Македонском: если ты готов умереть, то ты можешь завоевать и мир.

У Гумилёва, который ввёл термин «пассионарий», есть подробная разработка иерархии пассионариев. На самом верху стоит тот, кто горит желанием принести себя в жертву. Дальше идёт великий авантюрист, который горит желанием завоевать, – не принести себя в жертву, а завоевать, – при этом он не боится гибели. Дальше стоят великие бандиты, полководцы и так далее, а внизу стоит, допустим, уже какой-нибудь наркоша, которого, когда он смотрит за окошко на светлый день и на улицу, кишащую народом, охватывает ужас при мысли, что надо выйти за хлебом, потому что сил на это у него нет, он находится в самом низу этой энергетической лестницы. Поэтому эта разработка – лучшее, что Л. Н. Гумилёв сделал в своей жизни. Всё остальное, все его рассуждения об этногенезе – игрушки. А вот именно эта классификация, идея пассионарности, – она рабочая, она гениальная. Там ухвачена тема Танатоса и уход от этого к жизни, и переход от жизни к неспособности с этой жизнью вообще иметь дело в самом конце. К сожалению, он воспринимал это всё как бы одним цветом.

Пассионарность есть двух типов.

Есть пассионарность тела – это смелость тела, в том числе идущая на крайние опасности. Это смелость тела, которая присуща сильным людям с улицы. Есть как бы такие «дворовые герои», которые собирают вокруг себя ватаги, становятся естественными лидерами, но обычно плохо кончают, и они не знают, зачем они берут всё под контроль, но они знают, что они хотят власти. Власть, естественно, к ним идёт, они оплачивают это перманентным риском и потом получают пулю или нож.

Есть пассионарии ума. Пассионарий ума – это визионер, который прорывается сквозь пелену обычной логики, который видит на самом деле фундаментальные бездны, скрытые от обычного человеческого разума, но который горит этим визионом в своём кабинете. На улицу ему тяжело выйти, а если выйдет, то его побьют, – и это будет очень мучительно и оскорбительно для его высокого разума, потому что он получил в зубы даже не от серьёзного человека, а от плохой шпаны.

Но потрясающа возможность объединения и тех и других. Вы Македонского упомянули. Это классический пример соединения пассионария ума и пассионария тела. Потому что в том, что Македонский был пассионарием ума, никакого сомнения нет: это был ученик Аристотеля – дальше ехать некуда, выше не прыгнешь. Более того, он был в полемике с Аристотелем, а это делает его не просто учеником, а именно пассионарием.

Потому что полемизировать с Аристотелем было непросто в те времена. Я вспомнил один факт о Ленине, который, бесспорно, был визионером и пассионарием, но лично был достаточно труслив…

Нет, он не был труслив. Я хотел его вторым назвать.

Я просто вспомнил случай про то, как он ехал на машине, и какой-то грабитель ограбил где-то, и он требовал отдать деньги и всё такое…

Возможно, такой случай был, но это означает, что он очень чётко владел собой, очень был холоден и к тому же прекрасно понимал, что было бы абсолютным идиотизмом рисковать получить от грабителя пулю. Не просто от какого-нибудь белого террориста из подполья, а от какой-то шпаны