Венера плюс икс. Мечтающие кристаллы - Эдвард Гамильтон Уолдо

он смог бы устранить всяческие опасности, предусмотреть всевозможные противоядия, но вырастил бы одно совершенно чистое поколение. Будь у homo sapiens желание (а разумения и сил ему хватало), он бы установил религию одаряющей любви, смог бы гармонизировать ее со своей культурой, и со временем получил бы таких чистых поколений целую череду.

Homo sapiens утверждал, что ищет универсальную формулу, которая помогла бы ему положить предел всему горю и всем несчастьям, которые сопровождали его существование. Вот эта формула: Агапе, религия одаряющей любви, а также поддерживающая ее соответствующая культура. Эту религию основали Иисус и апостолы. До этого сходную религию нашли греки, а до них – минойцы. После Христа адептами Агапе стали катары, квакеры, меннониты. Она встречается повсеместно в странах Востока и в Африке. Но всякий раз приверженцы этой религии убеждались, сколь трудно им пополнять свои ряды: религия одаряющей любви не ведает доктрин, а без них лидер религиозной общины неспособен повлиять на неофитов, ибо только доктрина дает ему силу, власть и сопутствующий оным статус. Увы, в религии одаряющей любви не найти себя тем, кто стремится к власти, превосходству над другими и материальным благам.

Она дает лишь знание собственной души да жизнь вечную.

Патриархальные сообщества, породившие маскулинно-ориентированные культуры, создали и соответствующие религиозные и культурные практики. Бог здесь – мужчина, Священное Писание – набор предписывающих догм и правил; здесь утверждается нетерпимость ко всякого рода вопрошающей мысли и исследованиям, наличествуют репрессивные нормы, регулирующие сексуальность, а также глубокий консерватизм (нельзя менять то, что построил Отец), сочетающийся с жесткими правилами в отношении манеры одеваться и поведения. Такого рода культурам глубинный иррациональный страх внушают любые проявления гомосексуальности.

Матриархальные сообщества, порождающие феминно-ориентированные культуры, основаны на религии, центром которой является божество-мать. В качестве священников в ритуалах данной религии выступают женщины. Политику здесь определяет либеральное государство, заботящееся о массах, и особенно о беспомощных и слабых. Здесь же налицо терпимость в отношении творческой, экспериментальной мысли, доминирует мягкое отношение к различным проявлениям сексуальности, практически неразличимы границы между полами в их внешних проявлениях, зато культивируется страх инцеста.

Патриархальные культуры всегда стремятся навязать свои нормы и правила всем прочим культурам. Матриархальные – никогда. Первые, чаще всего совершенно безосновательно, утверждают, что именно они формируют магистральную линию развития человечества. Сторонники матриархата, которые порой вынуждены существовать среди приверженцев патриархата, протестуют и даже восстают, но чаще всего бывают репрессированы или даже убиты. Маскулинно– и феминно-ориентированные культуры не являются этапами эволюции человечества. Они скорее представляют собой крайние точки движения маятника.

Патриархальные культуры гибнут от собственного яда. Матриархальные – медленно угасают и разлагаются, что немногим лучше мгновенной смерти, которая уготована первым. Иногда можно встретить человека, который в равной степени испытывал благотворное воздействие со стороны как отца, так и матери, и унаследовал лучшие черты обоих. Обычно же люди принимают либо одну, либо другую крайность; идти посредине – это все равно что двигаться по скользкой стене.

В Ледоме же все совсем не так!

Мы проявляем здоровый либерализм в отношении искусств и исследований в области техники, а также всех форм самовыражения, на которые способны ледомцы. В некоторых же отношениях мы предельно консервативны: по нашему общему убеждению, например, мы не имеем права утрачивать базовые навыки ручного труда и работы на земле. Наши дети не выбирают между матерью и отцом, мы для них просто родители. Божеством же нашим является ребенок. Мы отвергаем все, что было создано в прошлом, хотя знаем, что созданное там могло быть прекрасно. Но мы сознательно платим эту цену за душевное здоровье; это – стена, которую мы воздвигли между собой и ледяной дланью смерти. Это – единственный запрет, наложенный на нас теми, кто ввел нас в мир, и мы подчиняемся ему беспрекословно.

Ибо, подобно homo sapiens, мы были созданы из праха, и предками нашими были существа из праха, полуживотные, полудикари. Как и homo sapiens, мы отрекались от тех, кто нас создал, хотя имеем достаточно убедительные свидетельства нашей генетической связи. Наши предки соорудили для нас гнездо и заботились о нас, пока мы не оперились, но они не позволили нам узнать их, поскольку, в отличие от большинства людей, они отлично себя знали и не хотели, чтобы им кто-нибудь поклонялся.

И лишь они знали, что мы были чем-то совершенно уникальным, что ничего, подобного нам, не появлялось на лице планеты. Наши предки не раскрыли нашей тайны перед лицом homo sapiens, поскольку мы от них отличались, а те, как и любые стадные существа, верили в глубине своих сердец, что все, что отличается, опасно и должно быть уничтожено. Особенно опасно, если в чем-то существенном мы схожи (Эти гориллы – они ужасны! А как противен этот бабуин!), а в каком-то отношении, скажем, технологическом, и превосходим (вспомни реакцию на первый спутник, Чарли!). Но самую сильную ненависть homo sapiens могли вызвать особенности нашей сексуальной жизни – именно в этой сфере возникает больше всего непонимания, чреватого как злобой, так и завистью. В каннибальском обществе не есть себе подобных – аморально!

И в этот момент щелкнула кнопка. Чарли Джонс открыл глаза и увидел ироничную улыбку на лице Филоса.

И произнес по-английски:

– Ничего себе!

– Едешь в кегельбан, дорогая?

– Нет, дорогой! Я позвонила Тилли Смит и отменила поездку. Она была, кстати, рада. Я тоже, если говорить откровенно.

– Она что, тебя раздражает?

– Да нет. Просто она все эти дни какая-то… нервная. Она это понимает, и понимает, что мне это известно. И, вообще, она может даже пожертвовать боулингом, лишь бы со мной не ссориться, и знает, что это – лучший вариант.

– Похоже, в дело опять вступил простатит.

– Херб! Ты – сплетник. К тому же у нее нет простатита.

– У нее нет, зато у Смитти есть.

– Херб! Как же тебе нравится скабрезничать!

Некоторое время Херб сидит, задумавшись, после чего изрекает:

– Секс – это как штаны.

Джанетт удивленно вскидывает брови.

– Что? – спрашивает она. – Ты опять решил пофилософствовать? Ну, давай, облегчись.

– Я не философствую. Скорее – сочиняю притчи.

– Как Иисус?

– Именно. Так вот – секс это как штаны. Представь: я иду по нашей улице два квартала до перекрестка, покупаю в магазине пачку сигарет и возвращаюсь. Мимо меня проходит множество людей, но никто меня не замечает.

– Как же, не замечает, – качает головой Джанетт. – Когда ты такой большой и красивый!

– Подожди с глупостями! Никто не замечает. Или почти не замечает. Можешь спросить у тех, с кем я пересекся, – кто-то помнит, а кто-то нет. Так вот, поинтересуйся у того, кто помнит, – что на мне были за штаны. Хлопчатобумажные, из саржи, бархатные с белыми полосами или габардиновые?

– Ну, а при чем здесь секс?

– Подожди! Теперь представь, что я вообще пришел в магазин без штанов.

– То