Пламя возмездия - Биверли Бирн

А что, ведь намерения моей матери можно истолковать и так, – подумал Майкл. Все может быть. Но то, что этот удар Лилы мог быть обращен в пользу иудаизма, было простым стечением обстоятельств. Ее планы целиком основывались на мести и обретении ею и им утерянного. Восстановление еврейского дома Мендоза в Кордове нужно было не ей, а другим. А что касалось его и Лилы, то это было лишь частью сделки, заключенной ею.

– Да, это было одной из задач этого плана, – признался он. Ведь нужно было хоть что-то ответить.

– Ясно. А какова во всем этом роль сестры Магдалины?

– Если откровенно, я этого не знаю. А что вы знаете о ней?

– Об этой монахине? Довольно мало. Я могу вам рассказать. Несколько лет назад я познакомился с вашей матерью, это было еще до моего приезда сюда. Потом нам случайно довелось встретиться в Лондоне. Я заехал туда по пути в Пуэрто-Рико, и она, узнав, что я направляюсь сюда, попросила разыскать на острове одну женщину. Она знала лишь ее имя – Ньевес. Как оказалось, это была не совсем обычная женщина, а ясновидящая. – Он пожал плечами. – В общем-то разыскать ясновидящего не составляло особого труда, их не так уж много, тем более здесь. Позже я выяснил, что женщина эта была сестра Магдалина из этой обители на холмах. В своем письме я сообщил донье Лиле об этом. Вот все, что мне известно.

У Майкла от волнения забурчало в животе. Но он не подавал вида.

– А когда вы ее искали, что же вы выяснили?

Роза был в недоумении.

– Я рассказал ей то, что сейчас рассказал вам.

– Да, я понимаю. А с чем вам приходилось сталкиваться, когда вы занимались ее поисками, шли по ее следам? Было ли что-нибудь такое, что показалось бы вам странным, любопытным? – Старик пожал плечами.

– Да нет, по-моему, ничего такого не было. Она была сиротой в Понсе, затем стала монахиней, к тому же, как оказалось, ясновидящей. На этом острове во что угодно готовы поверить, у них это просто в крови. Ведь пуэрториканцы люди чрезвычайно легковерные. Вот хотя бы, например, эта девочка, которую сегодня хоронили. Вы не знаете, что для них означает эта смерть?

– А что может обозначать такая смерть?

– Колдовство! – выпалил Роза. – То, как изуродовано это тело, говорит о том, что девочку использовали в какой-то церемонии, имеющей отношение к колдовству. Вуду.

Кэррен заметил, что он поежился, когда произносил последнее слово.

– Вы слышали что-нибудь о вуду?

– Не могу сказать. Кажется, что-то связанное с фетишами всякого рода, я не ошибаюсь? Какое-то жуткое суеверие.

– Суеверие, говорите? Нет, не совсем. Вот взять хотя бы эти фетиши. Поймите, если кто-нибудь изготовит куклу и наречет ее вашим именем, то это уже дело серьезное и небезопасное для вас, сеньор Кэррен. С черной магией, сеньор Кэррен, шутки плохи.

– А что, здесь, на острове много людей занимается этой черной магией, или этим вуду?

– Мне говорили, что до последнего времени этого вообще не было. Но теперь, когда рабы обрели свободу и переезжают с одного острова на другой, это стало явлением повсеместным. Более всего это было распространено на Гаити, а здесь сейчас очень много гаитян, решивших перебраться сюда.

Майкл был весьма заинтригован услышанным, но пришел он сюда не ради обсуждения черной магии.

– Сеньор Роза, если мне понадобится помощь, могу я на вас рассчитывать?

– Конечно. Месяц назад я получил от вашей матери еще одно письмо. Она сообщила мне, что вы должны приехать и, возможно, вам потребуется моя помощь. Именно поэтому я решил сам дать о себе знать.

Конечно, Роза не был фанатичным альтруистом, поглощенным лишь своей религией и готовым работать. Для Майкла исключительно из идейных побуждений. И Майкл был готов в случае, если этот человек окажется для него действительно полезным, щедро его вознаградить.

На голове у старика была неказистая грязная соломенная шляпа. Он снял ее и вытащил из-под засаленной ленточки внутри маленький кусочек бумажки.

– Вот здесь адрес моего дома. Вы всегда сможете найти меня либо там, либо здесь, в этой таверне. Но, сеньор, я умоляю вас, пожалуйста, никому ни слова о том, что вы меня знаете. То, как вы себя ведете на этом острове, явно не способствует укреплению вашей репутации в городе и лучше, если никому не будет известно, что мы с вами состоим в приятельских или каких-либо деловых отношениях.

Майкл был изумлен.

– А что я делаю на этом острове?

– Ну, эти кофейные плантации, гасиенды. Как я вам говорил, здесь, в Пуэрто-Рико, слухами земля полнится. И то, что вы водите дружбу с этой «доньей всех проституток».

– Это значит, так называют Нурью Санчес?

– Да, некоторые так называют, а другие и похуже. Я, конечно, понимаю, что те, которые ее так называют, и сами немногим лучше. Но есть очень много людей, которые ее прозвали ангелом милосердия.

– Ну, а вы-то сами? Как вы ее называете?

– Что я вам могу на это ответить? Я считаю, что все наши поступки имеют одну единственную цель – позволить нам выжить на этом свете, сеньор Кэррен. И, как сказано в Талмуде, – он осекся. – Впрочем, Талмуд для вас мало что значит. Но я могу сказать одно, сеньор – и вы, и я, и Нурья Санчес, и та монахиня из обители – по сути своей мы друг от друга не отличаемся. Мы все стремимся выжить, а что за этим стоит, совершаем ли мы добро или зло – вот в этом все и дело.

Вверху Педро хлопотал у стойки. Он был так поглощен подсчетом и разливом, что едва взглянул на ирландца, когда тот вышел из подвала. Таверна была забита битком, все по-прежнему пили и говорили, не прислушиваясь к собеседнику. Из музыкантов остался лишь гитарист, который подыгрывал теперь двум исполнителям фламенко – мужчине и женщине. Они крикливыми голосами пели цыганские песни Андалузии, решив, видимо, что громкость исполнения способна заменить недостаток умения.

Майкл постоял немного, прислушался к ним – пели они плохо, постоянно фальшивили. Он подумал о своих прабабушке и прадедушке, о Титаните и Роберте-Ренегате, о цыганских напевах тех времен, объединивших целую страну, разорванную на части войной.

Какой же женщиной должна была быть она, эта Титанита. Его тетя Беатрис рассказывала ему эту историю. Она рассказывала ему о том, что после того как они поженились, она отправилась во Францию и разыскала там свою прежнюю семью. Узнав, что с приходом якобинцев евреи Бордо потеряли все, что могли потерять, Софья пела для жителей Бордо старые религиозные песни и цыганские напевы. Ее концерты принесли ей деньги, которые пошли на восстановление той небольшой синагоги, куда брал ее с собой дедушка, когда она была еще ребенком. О том, как она по возвращению в Испанию предстала перед инквизицией и как она отрицала брошенные ей обвинения, и как вышла из этого победительницей.

– Она заявила им, что она не еврейка и никогда ею не была, она отказывалась от своего Бога, потому, что знала – это было необходимо, она понимала, что это война, – говорила ему Беатрис. – Потому что сознавала, что сражалась за близких ей людей, что ей было необходимо лгать, иначе она была бы обречена на поражение.

– А я? – спросил Майкл. – Я тоже еврей?

Беатрис ответила не сразу. Потом, приложив руку к его груди, туда, где сердце, она ответила.

– Вот здесь – наверное да. Потому что ты – Мендоза. Но ты никогда не должен рассказывать отцу о том, что я тебе говорила. Луис человек… Луис другой человек. Возможно, останься мой отец в живых, все могло бы быть по-другому. Моя мать говорила мне, что он, мой отец, Рафаэль, сын Роберта и Софьи, хотел доверить Хуану какую-то тайну, когда Хуан вырастет, но не успел. Он погиб по трагической случайности. После него остался лишь Медальон.

Майклу было восемь лет, когда произошел этот разговор. Ему с тех пор не давал покоя и медальон, и девиз, на нем начертанный, призывавший его не забывать Иерусалим, и секрет, который его отец унес с собой в могилу. Этот разговор он запомнил на всю жизнь. Так же как и то, что Беатрис взяла его с собой в Севилью послушать пение обитавших в пещерах Трианы цыган.

Еще немного послушав музыку в таверне, он ушел. Майкл хорошо понимал разницу между хорошим фламенко и плохим. Но человек по имени Роза был абсолютно прав: разобраться, кто плох, а кто хорош, когда дело заходило о людях, было намного сложнее.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

ПОСЛЕДНИЕ ТРИ НЕДЕЛИ

10

Среда, 3 июля 1898 года

Сан-Хуан. Полдень

Боже милостивый, ну и жарища! Целое утро Майкл бродил по улицам Сан-Хуана. На устах у всего города было одно и то же. На всех углах стояли кучки людей, возбужденно нашептывавших друг другу новости, опубликованные сегодня утром во всех газетах – состоялось первое сухопутное сражение в этой войне с американцами и произошло оно на Кубе. Испания потерпела поражение. И победителями на этот раз были не только безымянные морские пехотинцы – у всех на устах были имена Рузвельта и Рафрайдера.