Пламя возмездия - Биверли Бирн

Разжав ладонь, она обнаружила, что это была бумажка в пять фунтов. Марта ее сразу узнала, хотя никогда таких денег не держала в руках.

– Господи Иисусе и Пресвятая Богородица! Что я буду с ними делать? Такие деньги!

– Это вам за вашу большую помощь нашему делу, – сказал Фергус. – Нашему совету хорошо известно, что вам стоит принимать у себя стольких людей. И пусть у вас хоть что-то будет.

– Что-то? И это вы называете «что-то»?! За всю жизнь я сразу столько денег и в глаза не видела. – Она пыталась всучить ему деньги обратно. – Нет, этого не может быть. Это, должно быть, какая-то ошибка. Как, скажите на милость, этот ваш совет может выложить мне сразу столько денег, сколько мой Джо и за два месяца не заработает, и всего лишь за то, что я стараюсь поступать, как подобает настоящей ирландке?

– А что, вы разве хоть раз отказали нашим людям в пристанище за все эти два года? – не уступал Келли. – Это лишь небольшая помощь. Возьмите это и используйте по назначению. А мне теперь самое время отправляться, и, если вы проводите меня, буду вам очень благодарен.

Она достала ключ из кармана фартука и отперла входную дверь, так и не разжимая кулака с купюрой.

– Вот и дождь перестал, – пробормотал Келли, выйдя на улицу. – Это хорошая примета, надо думать.

А на другой стороне улицы некто, надежно укрывшись, тоже возблагодарил судьбу, и не только по поводу прекратившегося дождя.

Сан-Хуан

10 часов вечера

Недалеко от одних из многих ворот, прорезавших крепостную стену, окружавшую город с семнадцатого столетия, находилась небольшая улочка под названием Каллехон де лас Монхас, или переулок Монахинь. Эта улица, как и многие в Сан-Хуане, круто взбиралась на один из холмов города и представляла собой длинную прерывистую лестницу. Монахинь, которым эта улица обязана своим названием, давно и след простыл, а на ней располагалась одна дверь, украшенная хоть и грубоватым, но красочным изображением петуха. Толкнув эту дверь, Майкл оказался в таверне Эль Галло. Здесь было шумно и дымно, полно народу и, как это водилось у пуэрториканцев, все наперебой говорили. В углу сидели двое мужчин, один из которых бренчал на гитаре, а другой сопровождал его игру на пуэрториканских маракасах с хитрым названием, которое Майкл не раз слышал, но никак не мог запомнить. Было видно, что эти двое играли скорее для себя, нежели для гомонившей в таверне публики.

Майкла мало интересовала музыка. Он облокотился на стойку и заказал ромовый пунш. Бармен подал ему стакан напитка, принял деньги, но не спешил отходить.

– Вы кого-нибудь ищете, сеньор?

– Может быть, – непринужденно ответил Кэррен. – Все зависит от того, здесь ли этот человек.

– Здесь много всяких забавных людей, сеньор. А самые забавные, скорее всего, вон там, стоит вам лишь по лестнице спуститься. – Он кивнул в сторону узенькой лестницы, едва заметной из-за стоявших одна на другой корзин с непременной сушеной рыбой – любимым лакомством островитян.

– Спасибо. Пойду, взгляну на них.

Майкл, забрав свой пунш, направился к лестнице.

Запах рыбы был невыносим, у него в животе раздалось протестующее урчанье, и он, стараясь не дышать, проскочил мимо этих зловонных корзин и стал спускаться по лестнице. Спустившись, он понял, что находится в узком длинном подвале, освещенном мерцающим светом нескольких свечей, воткнутых в подсвечники, прилаженные к шершавым стенам.

– Сюда, мистер Кэррен, – обратился к нему голос по-английски. – Я жду вас.

Старик сидел на перевернутой бочке из-под вина. Ноги его не доставали до пола. Майкл подошел ближе, подняв стакан с пуншем, приветствовал его.

– Добрый вечер, сеньор Роза. За ваше здоровье. Я и не знал, что вы говорите по-английски.

– И я выпью за ваше здоровье, мистер Кэррен. – Роза поднял свой стакан в ответ на тост Майкла. – Ах, этот мой английский! – Да, говорю. Иногда люблю, знаете ли, похвастаться тем, что когда-то… – Он не договорил. – Ладно, прошлое есть прошлое, его не вернешь. А мы приговорены к тому, чтобы жить в настоящем.

– Философы именно это и утверждают. Нам все-таки лучше говорить по-испански.

– Я больше не хочу при помощи английского языка разыгрывать из себя тщеславного старика. Как здоровье вашей матушки? – уже по-испански поинтересовался Роза.

– Насколько я могу знать, все в порядке. Впрочем, я уехал из Ирландии несколько недель назад и с тех пор ее не видел.

– Сложное время мы все переживаем, – тихо сказал старик, – плохо, если семьи в разлуке. Но ведь иногда без этого не обойтись, как вы считаете?

Майкл кивнул и ждал, что он скажет дальше.

– Значит, вы здесь, – продолжал Роза после краткой паузы. – По правде говоря, я не очень-то верил, что вы сюда выберетесь, несмотря на все заверения сеньоры.

– Моя мать обычно выполняет свои обещания.

– Да, да, мне это хорошо известно. А что вы думаете обо мне? Что вам леди рассказывала обо мне?

– Не очень много. Лишь то, что вы находитесь здесь и что мне предстоит разыскать вас. Что вы будете моим союзником.

Роза кивнул, затем показал на другую перевернутую бочку.

– Присядьте, сеньор. Нам предстоит многое обсудить.

Майкл не стал отказываться и, усевшись на бочку, с интересом стал разглядывать старика.

Увидев его сегодня на площади перед костелом, он принял его за простого крестьянина, какого-нибудь кампезино из близлежащей деревеньки. Судя по всему, это было не так. Несмотря на затрапезную одежду, в этом человеке было нечто особое, отличавшее его от остальных. Более того, прислушиваясь к его речи, Майкл не обнаружил в ней характерного островного акцента, судя по манере говорить, он был кастильцем.

– А ведь вы из Испании, сеньор Роза?

– Да. Из Мадрида. И уже десять лет живу здесь. Моя жена умерла в Испании еще до того, как я оказался здесь. И сын мой здесь. Я даже уверен, что с ним вы уже успели пообщаться. Это он наливал вам пунш.

– Понимаю. Ваш сын более чем прозрачно намекнул мне, что вы здесь, внизу, в подвале, причем без долгих расспросов.

– Нет ничего удивительного в этом – вас ни с кем не перепутаешь, сеньор Кэррен. К тому же Педро – человек проницательный. Именно это было одной из причин, почему я взял его сюда с собой.

– А что, разве Пуэрто-Рико лучше подходит для проницательных людей, чем, скажем, Мадрид?

– В некоторых случаях именно так. Вы знаете мое полное имя, сеньор?

– Нет. Если бы я его знал, то давно бы уже разыскал вас.

– Стало быть, она вам его не сказала, – задумчиво произнес старик. – Это странно, а может быть даже и интересно.

– В отличие от ее сына, моя мать – женщина тоже в высшей степени проницательная. Так как ваше полное имя?

– Ах, да. Мое полное имя Израэль Роза Сальседо. Это вам что-нибудь говорит?

Израэль никаких объяснений не требовало. Роза – имя так сильно распространено, что неспособно служить какой-то зацепкой, а Сальседо – такое имя носила его мать, такую же фамилию носил и один из известных владельцев текстильных фабрик, выходец из Франции, перебравшийся на север Испании. Он был евреем. Майкл не видел смысла играть в отгадки и спросил напрямик.

– Если ваша мать носила фамилию Сальседо, то я предполагаю, что вы – еврей?

– Вы абсолютно правы.

– И это основа ваших взаимоотношений с моей матерью? Вашего союза?

– Назовем это отправной точкой нашего союза. Сейчас в Испании многое изменилось. Уже начиная с 1854 года там стало можно открыто объявить себя евреем и жить соответственно. Нет, конечно, строить синагоги не разрешалось, праздновать свадьбы по иудейским обычаям – тоже, так же, как и хоронить. Ты можешь быть евреем, но другие этого видеть не должны. Неужели мы такие заразные? – Хмыкнув, старик не стал дожидаться от Майкла опровержения и продолжал: – И все же это лучше, чем преследования. Вы так не считаете? Должно быть, все же лучше. Сейчас в Мадриде довольно много евреев. Но мне там делать нечего, уж лучше быть здесь, в Пуэрто-Рико.

Майкл ждал дальнейших объяснений, но их не последовало.

– Послушайте, – сказал Роза, – вон там стоит этот превосходный местный ром, там, дальше, – он показал, где. – Вы не откажетесь?

Майкл взял кувшин, на который ему указал Роза, и наполнил два стакана. Роза сначала чуть пригубил этот огненный напиток, как будто это был не ром, а вино и, продегустировав его таким образом, одобрительно кивнул головой и сделал теперь уже большой глоток.

– Карта пригодилась?

– Весьма, благодарю вас. Я нашел эту обитель сразу же.

– Рад слышать это. Вы встретились с сестрой Магдалиной?

– Встретился.

– И?

Майкл предпочел не ответить, а спросить:

– Скажите, что вам известно о моей матери?

– Мне известно, что она богатая леди, очень богатая, и что она при помощи своего богатства хочет кое-чего добиться для нашего народа.

А что, ведь намерения моей матери можно истолковать и так, – подумал Майкл. Все может быть. Но то, что этот удар Лилы мог быть обращен в пользу иудаизма, было простым стечением обстоятельств. Ее планы целиком основывались на мести и обретении ею и им утерянного. Восстановление еврейского дома Мендоза в Кордове нужно было не ей, а другим. А что касалось его и Лилы, то это было лишь частью сделки, заключенной ею.