Не будите Гаурдака - Светлана Багдерина

— При чем тут?.. — не разжимая сведенных непонятным гневом челюстей, прорычал Кречет.

— Это — цена, — философски пожал плечами Земгоран. — Они потребовали ее — и я заплатил. Цель всё же оправдывает средства, что бы ты ни говорил. Один город — даже такой большой, как этот — ничто по сравнению со всем Белым Светом. Чтобы выиграть в главном, мы должны пожертвовать малым. Ах, да. Я забыл сказать, кажется, что мне очень жаль.

— Но линия Кипариса!.. — истерично, не владея больше ни собой, ни голосом, взвизгнул король.

— Больше не работает, ваше величество, — учтиво сообщил ренегат.

— Но город!!!..

— К утру его не будет. Но дворец останется цел — это было моим условием. Можете не беспокоиться.

— Не беспокоиться? Не беспокоиться?!

— Не беспокоиться?!?!?.. — взревел Кречет…

Агафон даже не увидел — почувствовал как, структура воздуха вокруг черноволосого изменилась, и поэтому удар невидимого кулака не застал его врасплох.

В отличие от того, в кого этот удар был нацелен.

Перекувыркнувшись в воздухе, словно бумеранг очень странной конструкции, Земгоран обрушился спиной на диван в дальнем конце зала и сполз головой вниз, ошарашенный и оглушенный.

— Не беспокоиться… — прорычал черноволосый, точно тигр перед финальным прыжком, и тут же новое заклинание покинуло вытянутые пальцы и, рассыпая лиловые искры, устремилось к противнику.

Не откатись он в последний момент направо, шансов выжить у него оставалось бы не больше, чем у многострадального дивана, взлетевшего к потолку в облаке деревянных и железных осколков и обрывков бежевой кожи.

— Не беспокоиться!!! — выплюнул, как в лицо врагу, Кречет и рванулся вперед.

То, что напарник не просто срывает на нем непонятную злость, Земгоран окончательно понял, только когда вокруг Кречета стало быстро расти и вытягиваться веретеном черное облако. Лишь поставленный наспех кособокий щит неуклюже отклонил удар, в последнюю секунду перенаправив его в стену, и горящие обломки кладки, мебели и портретов брызнули в разные стороны, щедро осыпая неподвижных пленников.

Последнее разрушение вывело из шока замершего у окна короля. Словно очнувшись от дурного сна, чтобы оказаться в реальном кошмаре, он стремительно огляделся, и так же стремительно остатки краски сошли с его лица, а глаза расширились от ужаса. Пригнувшись, он кинулся к выходу, перепрыгивая через наваленные на его пути тела, но ответная атака Земгорана превратила двери в раскаленный стальной монолит прямо под его руками. Тис хрипло взвыл, прижимая обожженные ладони к себе, рухнул на пол — самое разумное, что может сделать человек во время магической дуэли не на жизнь, а на смерть — заполз под кушетку и притаился.

Пленники лежали, не в силах шевельнуть даже пальцем, и единственным способом отгородиться от носящихся над их головами молний, сгустков огня и материализующихся стихий было закрыть глаза.

Давно уже тлел, обращаясь в синий пепел, ковер под ними. Многоцветный наборный паркет — шедевр леваррских мастеров — медленно поддавался лиловому огню, испуская терпкий дым с запахом конского пота. Осколки камней, куски штукатурки, обломки мебели и фрагменты декоративных доспехов и вооружения то и дело обрушивались на пленников, и каждый раз те радовались, что пока в дуэли двух чародеев, разошедшихся по разным концам зала, не было недолетов и рикошетов.

Агафон оказался чуть поодаль от друзей, распластавшись на краю погибающего ковра, головой к двери, ногами ко всему остальному. И если сваленные нарочно ли, случайно ли в одну кучу товарищи могли видеть или ощущать друг друга, то в поле зрения мага не попадало ничего, кроме паркета, плинтуса и небольшого кусочка выщербленной стены, и живы ли его спутники, или погибли под непрестанной бомбардировкой, ему оставалось только гадать.

Говорят, для медитации необходимо отсутствие внешних раздражителей.

Самобичеванию Агафона не мешал даже разразившийся в одной комнате с ним локальный конец света.

Скрипя стиснутыми не по выбору — по воле магии зубами, он дотошно припомнил себе всё, от нелепого — теперь видно! — решения оставить посох в башне и до идиотского доверия — кому?! — Тису!.. Далее, недолго думая, он обвинил себя во всех неудачах экспедиции, всех провалах, всех ляпах, всех злоключениях и осечках, наделил себя всеми недостатками, присущими человеческой натуре, и остановился лишь, когда не осталось больше греха на Белом Свете достаточно отвратительного, чтобы удостоиться чести быть сваленным на его затекшие, саднящие и ноющие плечи.

Поиску грехов рангом пониже погруженному в медитативное самоедство волшебнику помешало разорвавшееся рядом заклинание. Ударная волна вперемешку с искрами и кусками паркета обрушилась на его многострадальную голову, сознание, погасло, точно раздавленный светильник, но вместо того, чтобы погрузиться во тьму, окружающее неожиданно предстало в неестественном тусклом свете.

Время остановилось внезапно, мир потерял краски, словно на рисунок мелом выплеснули ведро воды, стал серым и линялым, и лишь яркие пятна магии окрашивали его теперь: алые траектории огненных заклинаний, голубые отпечатки ледяных чар, зеленые — кислоты или ядов, лиловые дыры там, куда ударили атакующие заклятья, золотистые полосы — где строилась защита, и еще, что-то большое, сине-золотое, чуть в стороне…

Призрачная красота открывшейся картины заставила мага ахнуть в изумлении… и тут же всё пропало, точно испугавшись его хриплого дыхания.

В уши снова ворвался грохот боя, вспышки заклятий резанули полуоткрытые глаза — но признаки жизни окружающего мира доносились теперь до Агафона словно с другого конца города. Потрясенный мимолетным видением, он неожиданно осознал, что это было, и поразился — не столько увиденному, сколько тому, что смог это увидеть. Попасть туда. Почувствовать это. Ведь это…

Следующая мысль снова заставила его задохнуться — но уже от сумасшедшей надежды и страха, что она окажется пустой, что он больше не сможет, не сумеет, не осилит, что случайного повторения чуда не будет…

Но он должен.

Он обязан.

Правда, раньше он никогда ничего подобного не пробовал, и даже читал об этом лишь раз и то случайно, но коль он приписал себе гордыню и самоуверенность, и даже подверг себя за них остракизму, то придется теперь оправдывать и воплощать…

И размышлять.

Удар.

Он попал в это ярко-серое место, когда волна от взрыва ударила в висок.

Ну и что?

Мало его по голове били в Атланде и раньше, не будем говорить о прочих частях тела?