Не будите Гаурдака - Светлана Багдерина

— О том, что надо было сломать что-нибудь в саду — уже бы у короля были… — раздраженно пояснила то ли ему, то ли всем остальным Серафима.

— Зеленые насаждения нужно беречь! — строго нахмурился охранник.

— Нервы гостей нужно беречь — тогда всем спокойнее будет, включая зеленые насаждения… — буркнула царевна. — Развели бюрократию…

— Ну где же этот сын черепахи и улитки?!.. — бормотал Ахмет, нервно оглядываясь то на город, то на боковой вход, где скрылся капрал, пока одинаково притихшие и неосвещенные.

— Хель и преисподняя!.. Шепталы его съели, что ли?! Пойдем, найдем Тиса сами! — не выдержал отряг. — Время идет!

— Полетели! — решительно скомандовал Иван, но тут от погруженной во мрак громады дворца отделились две темные фигуры и рысью бросились к воротам, где, перебирая кистями от нетерпения, ждал их Масдай с пассажирами.

Предваряя новую команду, ковер мягко скользнул вперед и вниз — навстречу бегущим.

— Ваши величества… ваши высочества… — умудрился на ходу выпрямиться и отсалютовать стражник постарше, — приветствую вас… на земле… на воздухе… на территории… короче, желаю доброго вечера… и приглашаю войти… пройти… пролететь… со мной… за мной…

— К парадному? — прервал мысли вслух ковер.

— Так точно, ваше величество! — не разобрав говорящего, но решив по голосу, что на «высочество» его собеседник не тянет точно, радостно кивнул начальник караула. — Прошу!

И его величество Масдай Первый рванул вперед, заставляя начальника караула снова забыть о степенности, приличной его званию, и бежать вприпрыжку.

В холле их уже поджидал обер-камергер в наспех натянутом придворном мундире и заспанной физиономией.

Он раскланялся церемонно, стукнул жезлом в пол — гулко, но осторожно, чтобы не поцарапать драгоценный паркет, снял с крюка вычурный позолоченный светильник в форме ананаса и увлек гостей за собой по многочисленным переходам, оранжереям, коридорам, зимним садам и лестницам, то ли запутывая следы, то ли пытаясь сбить с толку и ориентации ведомых.

Неизвестно, преуспел ли он с первой задачей, но на последнем поприще победа его была окончательна и бесповоротна: после пятнадцатой-двадцатой смены этажей и направлений иностранцы могли быть уверенными лишь в том, что находятся все еще в городе.

Когда Эссельте уже отчаялась придти хоть куда-нибудь на этой неделе, вельможа, пыхтя, но не сдаваясь, совершил марш-бросок на седьмой этаж, прошел по длинному полутемному коридору почти до конца и остановился перед двойной закрытой дверью. Дождавшись подхода растянувшихся по анфиладе визитеров, он подобострастно склонился:

— Прошу, ваши величества, ваши высочества.

Двери под легким касанием его руки распахнулись, и визитеры очутились в просторной гостиной.

Пустой и темной.

— Ваши величества, ваши высочества, не извольте беспокоиться, светильники я сейчас зажгу, — обворожительно улыбнулся и кинулся выполнять обещание придворный. — Располагайтесь, пожалуйста, чувствуйте себя как дома, ужин сейчас подад…

— Какой ужин? — взревел Олаф, хватая камергера за грудки так, что тот едва не выронил лампу-ананас. — Какой ужин, волосатая задница Суртра?! Где король?! У нас к нему срочное дело!!!

— Это вопрос жизни и смерти! — моментально присоединился к другу Иван — хоть и с целью прямо противоположной.

Вырванный из железной хватки взбешенного конунга, обер-камергер, не переставая улыбаться[170], продолжил зажигать лампы, как бы невзначай выбирая расположенные исключительно вдоль дальних от Олафа стен.

Скоро зал[171] озарился приятным желтоватым светом с ароматом горных трав.

— Его величество изволили почивать, когда вы прибыли… — опасливо косясь на мерявшего шагами зал отряга, безостановочно говорил придворный, словно шаман, заговаривающий дикого зверя, — но ему было доложено незамедлительно… как он велел… на этот самый случай… и сейчас он одевается к выходу… в его печальном положении это не так просто и быстро…

— Мы могли бы сами к нему прийти!.. — сконфузился, вспомнив об увечье Тиса, Иванушка.

— Его величество хотел принять вас здесь, — покачал головой вельможа, обнаружил с некоторой растерянностью, что все светильники в свободной от Олафа половине зала были зажжены[172], и пристроился у двери рядом с пальмой в дубовой кадке, прижимая к груди золоченый ананас как щит и кидая робкие взоры то на незажженные лампы, то в коридор.

Чувство долга боролось в нем со здравым смыслом с переменным успехом.

Олаф, не переставая, расхаживал по ковру, Эссельте, Кириан и Ахмет застыли у окон, точно гипнотизируя взглядами укрытый ночью город, Сенька, заложив руки за спину, осматривала фамильные портреты на стенах и отстраненно гадала, старого ли это короля родственники, или уже нового. Иван, видя и понимая затруднение камергера, занялся освещением второй половины зала. Агафон же рухнул на диван рядом с Масдаем, откинулся на спинку, вытянул ноги, закрыл глаза и замер, вновь погрузившись в свой угрюмый транс.

— Ну и где это ваше его вели… — дойдя до последнего предка начала было Серафима, уже всерьез подумывавшая о захвате языка и снаряжении поисковой экспедиции за неуловимым Тисом — и тут в коридоре зазвучали шаги и послышался легкий скрип колес.

— Ну наконец-то!.. — резко повернулся и воздел очи и руки к потолку Ахмет.

Но это был всего лишь отряд лакеев с чашами, в которых плавали кусочки фруктов и лепестки роз, кувшинами и сервировочными столиками, груженными целым семейством золотых тарелок, подносов и блюд.

Прочитав на физиономии конунга недоброе, камергер дал пинка застигнутому врасплох чувству долга и успел выскользнуть в коридор как раз перед тем, как первый слуга вкатил в зал свое двухэтажное сооружение из серебра и черного дерева. Протараторив: «Я схожу, узнаю, когда его величество будет готов дать вам аудиенцию», вельможа зайцем метнулся вбок и пропал из виду.

— Сиххё его забери!.. — прорычал Кириан, театрально отшвырнул связку своих инструментов, словно в сердцах[173] и, закатывая рукава, двинулся к первому столику, источавшему умопомрачительные запахи.

С первого опытного взгляда распознав, кто среди гостей величество и высочество, а кто — не очень, старший лакей брезгливо скривился и загородил дорогу миннезингеру к оплоту шедевров дворцовой кулинарии.

— Сначала меню выбирают господа.

— Для тебя я — господин! — жарко вспыхнул обидой бард.

— Руки помой сначала, — процедил атлан, вкладывая в свои слова ровно столько вежливости, чтобы их нельзя было назвать откровенно грубыми, — господин.