Истоки инквизиции в Испании XV века - Бенцион Нетаньяху

деятельном участии инквизиции, пока не охватило и Кастилию, и Арагон[3168]. Что же побудило Фердинанда и Изабеллу согласиться на меры, которые прямо противоречили как условиям капитуляции, подписанным ими в Гранаде, так и торжественным заверениям о свободе религии, которые они неоднократно давали маврам своих владений? Следует отметить, что, в отличие от конверсо, мавры и до, и после крещения не сталкивались с мощным народным движением, требовавшим их наказания и подчинения; следовательно, короли не находились под давлением уступить их требованиям и им не грозил подрыв стабильности государства. Не было в Испании и никакой другой группы, ни среди знати, ни в третьем сословии, заинтересованной в преследовании мусульман, а позже — морисков. Только инквизиция и ее ближайшие соратники настаивали, подстрекали и убеждали королей согласиться сперва на насильственное крещение мавров, а затем — на превращение всего лагеря морисков в охотничье поле для травли еретиков. В обоих случаях прельщающим аргументом была возможность реализации великой цели — единства веры во всех испанских королевствах, аргументом, цена которого не рассматривалась, даже смутно, при создании инквизиции[3169]. Такая мысль могла прийти в голову Хименесу только после изгнания евреев и взятия Гранады, что поставило всех мавров Пиренейского полуострова в зависимость от милосердия христиан. По разным причинам, которые нетрудно разгадать, идея могла показаться королям привлекательной. Однако, понимая, какие тяготы и экономические потери может принести ее реализация, они, естественно, колебались, дать ли ей свое полное одобрение, и задерживали ее осуществление. То, что инквизиция ухватится за лозунг «единства веры» для осуществления своих планов, угадывалось без труда. Конечно, маврам в случае перехода в христианство обещали иммунитет от инквизиции на сорок следующих лет, но канцелярия Святой инквизиции знала, как при помощи выдуманного предлога устранить это препятствие со своего пути, и мориски скоро подпали под ее власть. Путем ловких маневров инквизиция также избавилась от различных ограничений, установленных королевской властью в вопросе преследования морисков. И тогда путь к жестокому преследованию, уготованному всем морискам, стал свободен.

Уильям Лекки, широко известный исследователь европейской морали, считал, что вера преследователей в доктрину и их абсолютная преданность ее реализации сделали их «безразличными» к страданиям жертв и устранили их «нерасположение к причинению им боли»[3170]. Это могло быть справедливым по отношению к некоторым доктринерам, которые настаивали на жестких мерах против инакомыслящих, но сами были далеки от сцены действий. Однако едва ли это может быть справедливым в отношении их последователей и тех, кто занимался преследованиями. В любом случае, взгляд Лекки не увязывается со свидетельством, предоставленным инквизицией. То, что побуждало инквизиторов (разумеется, за малым исключением) применять свои кошмарные приемы к морискам, не было приверженностью тому или иному принципу, но желанием расширить контроль и власть и продемонстрировать это на деле. Что касается морисков, перспектива действительного создания единства веры не вызывала у инквизиторов никакого энтузиазма, потому что их безжалостное преследование было рассчитано не на то, чтобы приблизить их к христианству, а, наоборот, на то, чтобы держать их в отдалении, насколько возможно. Предположить, что инквизиторы не понимали всего этого, было бы по меньшей мере наивным.

Это приводит нас к психологическим факторам, связанным с экспансией инквизиции. Действительно, в течение долгого периода (почти сто лет), когда развернулось преследование морисков, инквизиция применяла любой злодейский акт, любую жестокость, интригу и любой мыслимый заговор, чтобы спровоцировать морисков на мятежное сопротивление и таким образом оправдать их уничтожение. Импульс инквизиции к геноциду конверсо (который, как мы отметили выше, был остановлен на полпути) пытался найти себе воплощение в борьбе против морисков, но не только это толкало инквизицию к ее новой мишени. Привычка мучить, грабить и унижать искала выхода в более широком поле деятельности. То, что костры, грабежи и издевательства перекинулись с лагеря конверсо на лагерь морисков, не может быть объяснено «безразличием к страданиям» (что можно вывести из теории Лекки), но скорее ненормальным, леденящим кровь наслаждением, которое инквизиторы получали от своих омерзительных акций. Похоже, что мучения, которым они подвергали конверсо, не удовлетворяли их жутких, растущих с каждым варварским актом страстей. Ибо подобная практика имеет эффект наркотиков: она заставляет наркоманов искать новые средства интоксикации. Только приняв во внимание этот фактор, мы можем объяснить двойное явление, которое лежит в сердце истории инквизиции: ее бесконечные поиски новых групп жертв и ее постоянные попытки достичь более высокой степени могущества и репрессий.

По всей вероятности, неслучайно начало широкомасштабного гонения на морисков совпало с кампанией за чистоту крови, когда университетам Толедо, Вальядолида и Саламанки было запрещено выдавать дипломы студентам-марранам исключительно на основании их еврейского происхождения[3171]. Нельзя рассматривать этот декрет как признак того, что инквизиция решила постепенно ограничить свою безжалостную, кровавую войну против конверсо и направить эту войну в социально-расовое русло. Расовые меры, принятые ею, не должны были служить заменой, а только дополнением к ее предыдущим агрессивным действиям; они образовали фланговую атаку, при помощи которой инквизиция в своей борьбе с конверсо пыталась разрушить ту социальную почву, на которой они стояли. Ибо на протяжении XVI и XVII вв. инквизиция продолжала посылать конверсо на костры, хотя число сожженных постепенно уменьшалось благодаря смешанным бракам конверсо со «старыми христианами». Еретики-мориски служили инквизиции компенсацией за уменьшение общего числа ее еретических жертв, числа, которое раньше полностью поставляли конверсо. Новые жертвы представили собой важный источник дохода, который до тех пор оставался непочатым[3172], и они также послужили оправданием для уверений инквизиции в том, что ересь в Испании была гораздо более распространенной, чем казалось. Тем не менее причины для гонений на морисков следует искать не только в поисках фондов для инквизиции и в нужде продемонстрировать ее raison d'etre (фр. разумных оснований), но также и в психологических причинах, указанных выше.

Мы можем смело заключить, что по тем же причинам Святая инквизиция не планировала ограничить свои операции двумя «чужими» группами (конверсо и мориски), и с начала XVI в. она неоднократно демонстрировала растущее желание опутать сетью своего террора большие массы испанского народа. Атаки Лусеро на «старых христиан» в Кордове безошибочно отражали эту тенденцию, которая в его случае была остановлена яростными протестами испанской общественности. Испанцы никак не могли принять за чистую монету измышления, с такой наглостью выдвинутые инквизицией, а именно то, что «старые христиане» якобы обратились в иудаизм и, сверх этого, стали миссионерами еврейской веры. Святая инквизиция не забыла горький урок этого удручающего провала. Никогда больше она не повторяла этот стоивший ей так дорого эксперимент, который поставил под удар само ее существование, но желание