Истоки инквизиции в Испании XV века - Бенцион Нетаньяху
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Однако помимо социальных препятствий, с которыми в лице смешанных браков столкнулась деятельность Святой инквизиции, моральная помеха была не менее важной. Ибо сама по себе мысль о том, что правоверный «старый христианин» отдаст своего сына или дочь еретикам, казалась невероятной, если не абсурдной. Таким образом, предполагалось, что каждый «старый христианин», который вступает в такой союз, первым делом удостоверяется в том, что другая половина является подлинно христианской. Более того, обвинения, выдвинутые против иудействующих как исполняющих еврейские обряды, были основаны на предположении, что они совершают эти обряды в своих домах или во время тайных собраний, обеспеченных поддержкой их семей, но когда иудействующий создавал семью со «старыми христианами», он терял это святилище и предоставленные ему возможности. Такой брак приводил его в христианскую среду супруга или общества, которые, разумеется, предотвращали возможность двойной религиозной жизни. Это означает, что конверсо из такой смешанной семьи, даже испытывая склонность к иудаизму, был вынужден оставить свою прежнюю веру и ее ритуалы и воспитывать своих детей как христиан. Эти очевидные заключения лишили инквизицию всякого разумного предлога для атаки на них.
Нет нужды говорить о том, что не все испанские расисты принимали эти выводы в качестве руководства к действию. Для большинства из них, последователей таких людей, как Силисео, все марраны, включая и тех, кто состоит в браке со «старыми христианами», хранят свой иудаизм в глубине души. Даже не исполняя на деле еврейских обрядов, они остаются «мысленно привержены [Моисееву] закону»[3163]. Силисео, конечно, не мог доказать этого. Однако, с другой стороны, будет ошибкой счесть, что большинство «старых христиан», принявших конверсо в свою семью, сделали этот шаг после тщательного обдумывания вышеуказанных аргументов. Мы должны помнить о том, что по обе стороны преграды в этом процессе было замешано множество людей и что персональные решения их личных проблем были сформированы групповыми обычаями и верованиями, общими наблюдениями и коллективными впечатлениями, частично унаследованными, а частично сформированными самостоятельно в соответствии с их социальными наклонностями. Для того чтобы лучше объяснить, что подразумевается под этим, добавим несколько замечаний по поводу отношения испанского народа к марранам.
Ранее мы сконцентрировали внимание на расистах и, шире, на антисемитском движении, которое вело Испанию с середины XV в. к созданию инквизиции. Наш особый интерес к этому движению основывался на убеждении, что оно представляло собой динамичную и агрессивную силу, которая больше, чем любой другой социальный слой, определила ход испанской истории в то время. Мы также считаем, что в восьмидесятых и девяностых годах антисемиты стали составлять большую часть народа, хотя и не думаем, что когда-либо это большинство было подавляющим. Тех, кто противился им или не разделял антисемитских взглядов,
никогда не было слишком уж мало. Конечно, при Королях-католиках (и сокрушающем режиме инквизиции) они были принуждены к политической пассивности, но это не значит, что они полностью скрылись от взора или же были запуганы до полной социальной пассивности. Большинство из них, вне всякого сомнения, были детьми и внуками «старых христиан», которые укрывали конверсо и защищали их в Толедо во время взрыва насилия в 1467 г., которые дрались за них на улицах Кордовы в 1473 г., в Сеговии в 1474 г. и предотвратили атаки на них в Севилье в 1473 и в 1474 гг. Мы смело можем предположить, что те «старые христиане» передали по наследству такое поведение многим из своих потомков, и дружелюбность этих людей по отношению к марранам не только не уменьшилась при гонениях, но скорее увеличилась. Они видели в марранах искренних христиан, считали, что инквизиция проявляет по отношению к ним страшную несправедливость, сохраняли деловые отношения и социальные контакты с ними и оказывали им посильную помощь в рамках существующих законов, а иногда и сверх этих рамок. Именно среди них совершались смешанные браки аристократии и простых людей, и это, безусловно, был довольно обширный сектор, потому что, даже не составляя молчаливого большинства, он представлял собой действительно важное меньшинство, по крайней мере четверть испанского народа. Иначе невозможно объяснить этническую абсорбцию такого большого числа марранов в старохристианском населении. Поэтому так и получилось, что в течение всего ста лет после атак Силисео на испанских марранов их демографическая картина радикально изменилась, и в 1670 г. Спиноза мог написать, что они «настолько смешались с испанцами, что не оставили о себе ни следа, ни воспоминаний»[3164].
Спиноза, высказав это, полагался, конечно, на информацию, полученную в Амстердаме из марранских источников, считавшихся надежными. Тем не менее то, что передавали эти источники, было общим впечатлением, которое любой посетитель или житель Испании мог получить из контактов или взаимоотношений с испанцами[3165]. Судя по общему поведению последних, никто уже не мог заметить различия между «старыми» и «новыми христианами». Однако это не значит, что все испанские расисты и Святая инквизиция, их верный представитель, потеряли интерес к этому вопросу. Хотя масса конверсо была уже неузнаваема, некоторые из них по-прежнему могли быть обнаружены и «идентифицированы» как тайные приверженцы иудаизма. И поэтому прошло еще более полувека с 1670 г. — даты цитированного выше высказывания Спинозы, — прежде чем погасли костры инквизиции, и более чем столетие до того момента, когда был прекращен поиск остатков марранизма среди кандидатов на должности.
Так, наконец, была достигнута цель, которую марранский епископ Алонсо де Картахена провозгласил в середине XV в. окончательной целью марранской жизни в Испании. Целью было расовое объединение, смешение, исчезновение, и, с точки зрения ревностных марранских ассимиляторов, они одержали триумфальную победу над расистами, которые пытались предотвратить ее достижение. Кажется, однако, безусловным, что, если бы ранние поборники ассимиляции представили себе путь, которым эта цель будет достигнута, или цену, которую пришлось за нее заплатить, они были бы много сдержанней и осторожней в защите этой идеи. Ибо цена была ошеломляющей по всем расчетам. Она не только включила в себя невероятное кровопролитие, неописуемые страдания в грандиозном масштабе и мириады жизней, превращенных в кошмар, но и уничтожение плодов труда многих поколений, потерю многочисленных позиций, завоеванных тяжкими усилиями, и утрату
