Ленин. Спаситель и создатель - Сергей Кремлев

О религии же Лениным было сказано так:

– Бороться с религиозными предрассудками надо чрезвычайно осторожно; много вреда приносят те, кто вносят в эту борьбу оскорбление религиозного чувства. Нужно бороться путём пропаганды, путём просвещения… Самый глубокий источник религиозных предрассудков – это нищета и темнота; с этим злом мы и должны бороться…[1434]

Тогда же было сказано и следующее:

– Внося остроту в борьбу (антирелигиозную. – С.К.), мы можем озлобить массу; такая борьба укрепляет деление масс по принципу религии, наша же сила в единении…

Это ведь надо помнить и сегодня, потому что любые антинародные режимы разжигают не только национальную, но и религиозную рознь, активно используя разделение масс по принципу религии в рамках общей установки: «Разделяй и властвуй!»

В декабре 1921 года на совещании беспартийных делегатов IX Всероссийского съезда Советов Ленин напомнил: «Вы знаете, что по нашей Конституции, по основному закону нашей республики, свобода духовная насчёт религии за каждым безусловно обеспечена»[1435].

Но когда Оргбюро ЦК РКП(б) по просьбе Емельяна Ярославского запросило мнение членов Оргбюро о возможности оставления в партии лиц, участвующих в религиозных обрядах, Владимир Ильич 30 мая 1919 года ответил: «Я за исключение из партии участвующих в обрядах. Ленин»[1436]

Любопытно при этом, что жёсткая позиция Ленина в деликатном вопросе со временем претерпела изменения в сторону… смягчения! 18 мая 1921 года пленум ЦК РКП(б) обсуждал вопрос о проведении мероприятий, касающихся религиозных отношений, и Ленин пишет в тот же день короткую записку с предложением о корректировке пункта 13-го программы РКП(б):

«Поручить Ярославскому и Бухарину переделать в направлении таком, чтобы не выпячивать вопроса о борьбе с религией… и допустить с рядом особо ограничительных условий, оставление в партии верующих, но заведомо честных и преданных коммунистов.

Борьбу с религией поставить научнее…»[1437]

Мог ли лидер партии и страны одной рукой писать это, а другой рукой санкционировать «избиение духовенства»?

Конечно, в представлении Петра Бернгардовича Струве «аморальный» Ульянов был способен и не на такое… Но посмотрим на вопрос не с этической стороны, а с чисто прагматической.

С огромным трудом, через неверие, непонимание, через прямо враждебное отношение части народной массы, большевики получили от народа мандат доверия на управление страной.

И вот в этих условиях Ленин с одной стороны публично – ту же его речь на женском съезде сразу же опубликовала «Правда» – призывает бороться с религиозными предрассудками осторожно… Призывает не оскорблять религиозные чувства и не вносить остроту в антирелигиозную борьбу, ибо это может озлобить массу…

И в то же время, на фоне подобных публичных призывов, Ленин якобы предпринимает широкие репрессивные меры против духовенства как против духовенства…

Если бы так в самом деле и было, долго ли продержалось бы после этого доверие к словам и делам Ленина у масс, немалая часть которых находилась под влиянием духовенства? И разве не использовали бы все враги Ленина это расхождение Слова и Дела, крича на всех углах, что вот, мол, они, большевики, вот он, ваш Ленин: болтает одно, а делает другое?

Ну, ладно, пусть Ленин был – по Струве – аморален.

Но глуп-то он не был? И если призывал быть в антирелигиозной борьбе осторожным, то никак не мог допускать расстрелы попов за то, что они попы, не так ли? Инсинуаций со стороны «высокоморальных» профессоров Ленину и без этого хватало.

К сожалению, не просто выполоть не только сорную траву, но и сорную мысль, и духовные «сорняки» как не перевелась в эпоху Ленина, так и продолжали засорять жизнь СССР в сталинские, в хрущёвские, в брежневские времена. Наконец, эта публика дожила до «эпохи» Горбачёва-Ельцина и вот уж тут почувствовала себя как муха на куче, гм…

Впрочем, не буду уточнять, где вольготнее всего живётся «россиянской» интеллигентской публике, но сообщу, что всё, сказанное в этой главе выше, было в некотором смысле присказкой к дальнейшему рассказу.

«Российские» «интеллигенты» давно – потомственным образом – не могут терпеть Ленина, и поэтому уже давно клевещут на него истерически злобно и исторически безграмотно. Бывшая советская «элита», которая сформировалась как продукт брежневских времён, вкупе с якобы интеллектуальными продуктами «новорусской» «эпохи», из кожи вон лезет, чтобы «обозвать похуже» великих усопших, и трусливо набрасывает на свой роток платок, когда надо возвысить голос, протестуя против преступлений ельцинщины и нео-ельцинщины уже в путинско-медведевском её исполнении.

Сюжет, на котором мы ниже остановимся, имеет давнюю историю, и, всё же, он по сей день злободневен, почему ему и нашлось место в книге о Ленине. А на фоне этого сюжета современный читатель сможет увидеть не очень, надо полагать, привычные для него черты ленинского портрета…

Итак, 22 апреля 1992 года в № 17 тогдашней «Литературной (или – „Либературной…“?) газеты» на странице 6-й с предисловием О. Михайлова «Во дни сомнений и тягостных раздумий» был перепечатан старинный пасквиль некоего Петра Пильского «Извратители духа».

Если читатель постарается, то вспомнит, что с последним персонажем он уже встречался на цитируемых в своём месте страницах дневника Корнея Чуковского, где 17 июля 1907 года было отмечено: «Встретил Пильского, которого презираю»…

Это – как раз о том самом Петре Моисеевиче Пильском, критике и фельетонисте, речь о котором, а точнее – о его «фельетоне» «Извратители духа», пойдёт у нас далее…

Впервые сей перл антиленинской «публицистики» увидел свет в рижском издательстве «Грамату Другс» в 1929-м году, и, увы, предисловие 1992 года стоило самогу пасквиля. О. Михайлов вслед за П. Пильским возлагал на «изверга» Ленина основную долю вины за порчу русского языка и заявлял: «Мы давно говорим на… собачьем (? – С.К.) языке… Главная опасность подстерегала нашу родную речь с началом великой культурной революции, учинённой (? – С.К.) большевиками».

Далее было сказано, что это было «испытание безмерное, не сравнимое даже с татарским игом (жирный курсив мой. – С.К.)»!

Вот так, ни более и не менее…

Нашествие Батыя превращало в пепел русские летописи и монастырские библиотеки, отбрасывало Русь на века назад, а благодаря ленинской культурной революции миллионы ранее неграмотных уже в двадцатые годы получили возможность приобщаться к знаниям, читать и писать письма родным и близким. И это – по О. Михайлову – были явления схожего характера.