Аргиш - Александр Олегович Гриневский

class="p1">Второй искали долго. Нашли наконец, но далеко от берега. И был он больше первого – тяжеленный. Тащили, надрывались – десять метров, и всё. Бросали на землю, садились рядом, тяжело дыша. Минутный перерыв и снова – поднять, протащить, бросить. Сучьями цеплялись за деревья, что попадались на пути, приходилось обносить. Пот в три ручья. Жарко. Комары.

Дотащили. Бросили возле первого. Лежали на камнях обессилев. И уже как-то не верилось в благополучный исход. Уже устали.

Отдохнув, стащили в воду. Остатками верёвки Вадим связал стволы вместе – зацепились друг за друга обломками веток – вроде не должны прокручиваться.

Вера с берега передала мешок с барахлом и узел с тряпьём. Кое-как привязал, закрепил. Ног уже не чувствовал, словно деревянные. И только хотел выйти на берег, как Вера начала подносить сухие сучья, ветки.

– Зачем это? – спросил, выбивая дробь зубами.

– Клади сверху. Потерпи, сейчас ещё принесу.

Всё было готово. Связанные стволы грузно плавали в воде, течением их прижимало к берегу, цеплялись сучьями за камни – чуть приподнять, подпихнуть – поплывут. Верёвка – кольцами на берегу – петля на конце.

Вадим сидел, растирая замёрзшие ноги – никак не согревались.

Вера стояла в стороне, задумчиво смотрела на несущуюся мимо воду.

– Спички хорошо упаковала? – спросил Вадим.

– Да.

– А с одеждой как?

– В узел, сверху привяжу. Верёвку приготовила.

Тянуть дальше смысла не было. Надо решаться!

– Ну что? – Вадим поднялся. – Держи конец, – указал взглядом на разложенную по камням верёвку, – а я поплыву.

– Подожди… – Вера словно наконец что-то решила. – Ещё дело есть.

– Какое?

– Пойдём. Тут близко…

– Ну пойдём. Сейчас только сапоги натяну.

– Нож возьми. Вон, на камне лежит.

Шли по берегу, вверх по реке, по направлению к лагерю. Не доходя свернули в лес.

Уклоняясь от нависающих веток и стараясь не наступать на редкие поваленные стволы, он снова почувствовал тревогу. Вспомнил, как бежали тогда…

И сейчас казалось, что за ними наблюдают. Стоит только выйти на открытое пространство – раздастся выстрел. Сложится пополам Вера, уткнётся лицом в беломошник. Гнал от себя этот морок, но в голове тревожно бились одни и те же мысли: «Зря. Глупость! Всё готово, уходить надо, какие дела ещё могут быть? Уходить. Скорее!» А ведь совсем недавно, когда тащили стволы, шумели, покрикивали друг на друга, таких мыслей не возникало вовсе.

Поднялись вверх по склону. Деревья здесь стояли реже. Вера уверенно вывела к небольшому распадку – промоина от ручья, который когда-то весело сбегал к реке. Сейчас пересох и превратился в едва заметный пологий прогиб, заросший мхом. По этому распадку прошли ещё немного вверх.

Небольшая поляна. Да, пожалуй, даже не поляна, а окончание леса, что рваной полосой тянулся вдоль реки. За редкими деревьями и кустами уже виден широкий просвет – тундра.

На краю поляны – берёза странная, ствол внизу толстый, изогнутый, словно в узел завязан. И продолжением этого мощного перекрученного ствола – вверх тонкий прямой ствол. Болело дерево. Победило болезнь. Рванулось вверх, к солнцу, затрепетало листочками.

– Нож дай!

Присела на корточки, воткнула лезвие в землю, режет, будто дёрн собирается снять. Подсунула пальцы, потянула вверх.

«Это же крышка, обросшая мхом. Тайник!» – сообразил Вадим.

Отложила аккуратно крышку в сторону.

Присел рядом на корточки.

Углубление в земле – бочажок – колодец маленький выкопан. Стенки деревянными колышками обложены, чтобы не осыпались. И вода, как в настоящем колодце. Прозрачная – дно видно.

Вадим непонимающе посмотрел на Веру.

Встала на колени, запустила руку по локоть в воду.

Протягивает. На мокрой ладошке – камушки маленькие, словно горох, серенькие… но некоторые поблёскивают на гранях.

– Что это?

– Алмазы, – произнесла, как само собой разумеющееся.

– Как алмазы? Откуда?

– Вода моет…

– Дай посмотреть!

Взял камушек. Маленький, невзрачный, похож на мутный кварц.

Алмазы, алмазы… Что там про алмазы? Дорогие. Твёрдые – стекло царапают. Больше ничего в голову не приходило.

Положил камушек обратно в подставленную ладошку.

Вера достала заранее приготовленную тряпицу, ссыпала на неё камушки, аккуратно перевязала двумя узлами. Спрятала узелок куда-то к себе под сокуй. Приладила на место крышку. Пригладила руками мох на месте разрезов.

Вадим стоял и смотрел. Что-то опять стало не так в этом мире. Слишком много всего непонятного, необычного… Не укладывалось в голове. Словно кино показывают, а ты в зале сидишь, смотришь.

Шелестит еле слышно листвой берёза, запускает корни глубже в землю, покрытую толстым слоем беломошника. Под корнями – бочажок скрыт, а в нём – алмазы, россыпью на дне. Пройдёшь рядом – не заметишь. Не видно ничего…

– Пойдём!

Шел за Верой, и ему казалось, что сейчас он существует в мире, состоящем из каких-то отдельных осколков, похожих на фрагменты пазла, которые перебираешь, а картинка никак не складывается. Слепая выброска в туман, на чёрное озеро; попытка найти реку; сплав на лодках в никуда, в неизвестность; ненцы; Вера; смерть старика, смерть отца, Кольки, пропавший Виталий; холодные ночёвки под камнем; влажное и горячее естество Веры – вот они, эти кусочки пазла. Но картинка в целом не складывается. Что на этой картинке должно быть? Какая она? А тут ещё эти алмазы. Ещё один фрагмент – его-то куда?

Споткнулся о корень. Не заметил, как задел лицом ветку – оцарапала щёку.

Закружились фрагменты пазла, замаячила мутная, едва различимая картинка. Охватило предчувствие понимания.

Остановился. И в удаляющуюся спину:

– Вера!

Обернулась.

– Так это из-за них?

– Наверное…

– И отца, и Кольку?

Повернулась, пошла дальше.

– Почему ничего не сказала?

Уходит. Не отвечает. Закипая от злости, поплёлся следом.

Шли по берегу как чужие, далеко друг от друга. Как-то уже не верилось, что они сейчас будут переплывать реку. Всё замедлилось. Действие иссякло.

Тупо смотрел на связанные вместе стволы, что тяжело колыхались в воде. Вера сидела на большом сером валуне, подтянув колени к подбородку.

Наконец не выдержал.

– Вер, хватит молчать! Рассказывай!

– Что рассказывать?

– Как что? Почему молчала? Почему раньше не сказала? – сам чувствовал, что снова начинает распаляться. Было обидно. Он с ней… а она…

– Что рассказать? Когда приплыли кричать: «Помогите! Деда умирает. У нас тут алмазы спрятаны». Так, что ли?

Или когда стрелять начали? Когда побежали?

Николай спрашивал – ваши разборки?

Да! Но я са́ма ничего не понимала. Какие-то люди, выстрелы. Кто? Что? Не соображала ничего. Если бы рассказала, он бы в лагерь не пошёл?

Могла тебе вчера сказать. Даже показать. Что бы изменилось? Скажи мне?

Молчишь? Изменилось бы? Отца твоего смогли бы вернуть? Николая?

Что ты меня пытаешь? Душу рвёшь!

Ничего говорить не хотела. Показывать тебе