В гору - Анна Оттовна Саксе

того, что потратила слишком много времени и энергии на свои личные дела, в других вопросах почти ничего не успела — и вот хочет уехать, не научив Зенту, как начать работать. Что она сделала за эти дни? Если бы не было энергичной Мирдзы, хлеб до сих пор оставался бы в поле. «Ты сама ничего не сумела бы организовать, — упрекала она себя, и вдруг ей показалось, что она была несправедлива к Мирдзе, не сумела оценить девушку, и это может отразиться на всей дальнейшей комсомольской работе в волости. — Зента хороша, но ведь, сидя в канцелярии, она вряд ли сумеет объединить и воодушевить молодежь. Как же быть теперь? Сказать Зенте, что за ночь передумала, что обязанности комсорга поручит Мирдзе? Получится несерьезно. Вот не выдержала первого испытания, не хватило закалки», — с горечью подумала она и дала волю слезам.

В эту ночь еще один человек не мог уснуть. Выйдя из исполкома после беседы с Эльзой, Салениек на некоторое время почувствовал большое облегчение. Ноги шагали быстро и легко, хотелось улыбаться каждому встречному. Но когда он вышел из местечка, им овладела прежняя мысль, которая после разговора с Озолом уже несколько недель не давала ему покоя. «Ты ведь говорил об испытании советского человека, и разве тебе не будет стыдно отказаться от него?» Да, тогда какие-то благородные побуждения заставили его это сказать, ему казалось, что он не сможет освободиться от тени прошлого, если не пойдет на фронт и не испытает трудностей, перенесенных всеми честными советскими людьми. Казалось, что только так можно заслужить право на советский паспорт. Но со временем неведомый искуситель стал нашептывать ему на ухо другое: «Война близится к концу, после победы начнется новая, прекрасная жизнь. На фронте ты можешь погибнуть, и тогда ты этой жизни не увидишь. Дома у тебя дети. Они захотят жить полной жизнью, получить образование. Если ты их отец, то у тебя по отношению к ним есть обязанности. У тебя обязанности по отношению к жене». — «А разве тем, кто уже погиб или еще погибнет, не хотелось и не хочется жить? Разве у них не было и нет жен и детей?» — ответил он. — «Никому не хочется погибнуть, — возражало его второе «я», — кто может, тот уклоняется». И сегодня Эльза произнесла слова, выбившие у него из рук оружие, которым он боролся против своего второго «я». «Мы не делаем разницы между фронтом и тылом», — сказала она, предлагая ему работать в тылу. «Что же, Эльзе лучше знать. Зачем ты сопротивляешься?» — говорило ему второе «я», и с ним хотелось было согласиться.

От внутренней борьбы Салениек устал. Вернувшись домой, он взял бумагу и чернила и принялся писать свою биографию. Нет, он ничего не хочет скрывать, он искренен и не ищет никаких оправданий своей прежней деятельности, наоборот, он осуждает ее. Но не скрывается ли в этом маленькая хитрость, слабый отзвук старого учения: «покарай сам себя, и другие не станут карать тебя». Ему хотелось быть искренним, чтобы другой решил его будущее, и, если ему обеспечат безопасную жизнь, то пусть не останется неприятного привкуса, будто решение это принято на основании его лжи.

Когда настало утро, Салениек поставил последнюю точку, погасил коптилку и пошел к колодцу умыться. Было холодно, но он долго мылся и растирался, словно за ночь сильно вспотел или покрылся копотью. Он намеревался сразу же, как только спадут роса и туман, выйти с бригадой убирать хлеб, а до этого отправился в местечко, чтобы повидать Эльзу и сдать ей свои документы.

Он встретил ее у исполкома, возле подъехавшей военной машины. Эльза разговаривала с офицером, расспрашивая его о положении на фронте.

— Скажите Мирдзе, что наши вчера освободили Ропажи! — крикнула она Салениеку. — И передайте ей привет, — я сейчас уезжаю, хорошо, что вы поторопились прийти.

Зента выбежала из исполкома с кипой бумаг.

— Будь любезна, отвези в уезд, — попросила она Эльзу, — и скажи, пусть поторопятся с почтовой связью. Иначе нам придется какого-нибудь парня тренировать на длинные дистанции.

— Поручи это мне! — крикнула подъехавшая Мирдза, соскакивая с велосипеда. Она была возбуждена, хотела скорее узнать, кому Эльза решила доверить обязанности комсорга. Если бы ей, то она еще сегодня переговорила бы со многими ребятами, и они непременно вступили бы в комсомол.

По лицу Эльзы, по ее глазам, смотревшим на нее приветливо, но как-то виновато, Мирдза поняла, что ей не доверили этого большого дела. Шумная и смелая Мирдза внезапно притихла, преобразилась в скромную, молчаливую девочку, которая даже слова не вымолвит без того, чтобы не покраснеть и не запнуться.

Машина должна была скоро тронуться. Эльза поспешно простилась и села. Она смотрела на все отдалявшихся от нее трех человек: Зента улыбалась и махала ей платочком, Мирдза стояла оцепеневшая, Салениек опустив глаза. Затем машина миновала дом, который Эльзе был так хорошо знаком и который она многие годы называла своим, но теперь охотно объехала бы. Занавеска на окне немного приоткрылась, и за нею мелькнуло бледное, обрюзгшее лицо; Эльза видела его только одно мгновение, но в нем ей почудилось что-то зловещее, и она невольно вздрогнула.

10

РАЗМОЛВКА

Когда машина, на которой уехала Эльза, исчезла за поворотом, все трое — Зента, Мирдза и Салениек — встретились взглядом, словно спрашивали друг друга: ну, а что дальше? Первой опомнилась Зента и, улыбнувшись, сказала:

— Ну, сиротки, теперь нужно будет обходиться без материнской заботы.

Улыбнулся и Салениек, только Мирдза еле сдерживала слезы. «Я сделала что-то очень плохое, непростительное… — сверлило у нее в голове. — Эльза перед отъездом была так холодна. Зента, наверное, знает, в чем моя вина, да ведь она не расскажет. Считает теперь, что с таким человеком и говорить не стоит, не то что дружить». Растерянная, она повела велосипед к исполкому и прислонила его к стене.

— Я пойду на работу, — совладав с собой, заявила она, пытаясь казаться спокойной.

— Пешком? — удивилась Зента.

Мирдза кивнула головой.

— Мирдза — и без велосипеда? Не могу себе представить такой комбинации, — засмеялась Зента.

— Я и так уж слишком долго пользовалась твоим велосипедом, — виновато ответила Мирдза. — Теперь он тебе самой может понадобиться. Возможно, еще больше, чем мне.

— Что с тобою случилось? —