В гору - Анна Оттовна Саксе

чувствовалось еще нечто вроде иронии, причину которой он, вероятно, и сам не мог объяснить.

— Мирдза, скажи, могла бы ты найти мне товарища Калупе? — спросила Эльза.

— Да, в течение часа, — откликнулась Мирдза и, изображая опасение, покосилась на Зенту: — Если только Зента не отнимет у меня велосипед.

— Я уже понемногу начинаю отвыкать от него, — пошутила Зента. — Удивляюсь, почему природа при твоем характере не наделила тебя крыльями или четырьмя ногами.

— Что ты хочешь этим сказать? Что у меня характер четвероногого? — Мирдза сделала обиженное лицо.

— Нет, в смысле скорости ты превосходишь всех четвероногих, но только, когда сидишь на моем велосипеде, — смеялась Зента, с любовью смотря на Мирдзу.

Учительницу Калупе Мирдза нашла в одной из своих бригад, в усадьбе «Стендеры».

— Вы тоже на уборке? — удивилась она.

— А что ж поделаешь, — ответила учительница. — Мой хозяин, у которого я работала этим летом, удрал, не уплатив мне жалованья. Надо же на зиму заработать хлебушка.

— Разве вы не собираетесь вернуться в школу? — допытывалась Мирдза.

— Я ведь не знаю, возьмут ли меня, — спокойно ответила Калупе.

— Конечно, обеими руками! Поедемте сейчас со мной в исполком. Отвезу на багажнике! — Мирдза говорила торопливо, словно боялась, что учительница сбежит от нее.

— Спасибо, но у меня свой конь. — Калупе кивнула на велосипед, лежавший в придорожной канаве. — Только как же оставить товарищей по работе? — колебалась она.

— Поезжайте одна, я останусь за вас, — нашла выход Мирдза и тут же схватила три снопа, чтобы отнести их к копне.

— С этим мы не согласны, — запротестовал Лауск, бывший батрак Стендеров, работавший сегодня за бригадира. — Учительница носила за один раз по четыре снопа, а ты, девушка, взяла только три.

Мирдза вспыхнула, но, взглянув в лицо Лауску, увидела, что он шутит, прищуренные глаза излучали добродушие.

— Ну, если так, то я возьму пять снопов сразу! — и Мирдза взвалила три снопа на плечо, а два взяла под мышку.

Через некоторое время жена Лауска позвала людей на обед. Тут же в поле, в золе костра, была испечена картошка. Остальное каждый принес с собой. Мирдза тоже присела вместе со всеми и слушала оживленные разговоры, которые текли, как освободившиеся ото льда ручьи. Никто, сказав откровенное слово, не оглядывался по сторонам, как при немцах, когда боялись, не подслушал бы кто-нибудь.

— Вот мы тут работаем, — с сомнением в голосе вдруг заговорила местная швея Тауринь, — но кто знает, что заработаем. Говорят, немцы придут обратно.

— Кто это рассказывает? — воскликнула Мирдза.

— Так говорят, — неохотно вымолвила Тауринь. — Августу Мигле какой-то офицер рассказывал.

— Ложь! — с жаром возразила Мирдза, вспомнив листовку, виденную сегодня утром в имении. — Это ему не офицер рассказывал, а бандит какой-нибудь.

— Я ведь не знаю, — пожала швея плечами. — Люди говорят.

— Всякое можно наговорить! — сердито сказала Мирдза и пожалела, что не спросила у Эльзы, не получила ли она из уезда сведений о положении на фронте. Получается, что волость живет, как в мешке, — газеты еще не приходят, радио в исполкоме тоже еще не установлено. За это надо бы взяться Яну Приеде, но он, как медведь, — все двигай его да толкай. Зента же совсем зарылась в бумаги. Ей нужно сообщать сведения о жителях, о посеве, о скоте, о разрушениях, надо писать отчет уездным властям. Ян только успевает подписывать. Сегодня же вечером надо попытаться при помощи Зенты получить сводки с фронтов и завтра рассказать всем, чтобы заткнуть рты сочинителям слухов.

Закусив, люди не стали отдыхать. Долготерпеливые хлеба уже не могли ждать больше ни часа. А потом еще надо убирать картофельные поля! Погода ведь тоже не всегда будет такой благоприятной. Уже октябрь.

— Что вы, молодые ребята, словно воды в рот набрали, — крикнул Лауск подросткам, молча связывавшим снопы. — Хоть бы песню какую затянули. Тогда совсем по-другому работа пойдет.

«Эх, елки-палки, вас люблю я», — пискливым голосом затянула Тауринь, бросив вызывающий взгляд на Иманта Лауска, пятнадцатилетнего подростка, работавшего рядом с нею. Некоторые девушки засмеялись и хотели было ее поддержать, но вмешалась Мирдза.

— Эту песенку пели при немцах, и она уже давно опротивела. От нее гнилью несет, — сморщилась она. — Ребята, разве вы уже забыли те песни, которые разучивали в школе до войны?

И молодежь, словно по сигналу дирижера, запела полным голосом: «Широка страна моя родная». Они не забыли ни слов, ни мелодии. Как мощный поток, песня разрушала стены взаимной отчужденности и замкнутости — ведь в течение трех лет родители учили детей держать язык за зубами и не доверяться друг другу.

— Мне все же не нравятся эти большевистские песни, — скривила Тауриня свой ротик. — Звучать-то они звучат, а вот когда поешь, сердца в них никак не вложишь.

— Если сердце в «елках-палках» застряло, тогда, конечно, не вложишь, — усмехнулась Мирдза.

— Да ведь есть и другие песни, — оправдывалась швея, — например, о чувствах…

Словно желая подразнить ее, ребята еще громче и с большим подъемом запели «Москва моя».

Вернулась учительница Калупе и сразу принялась таскать снопы. Мирдза пытливо посмотрела на нее и, не вытерпев, спросила:

— Можно вас поздравить с должностью директора?

— Нельзя, — улыбнулась она. — По-прежнему осталась учительницей.

— Почему же так? — разочарованно спросила Мирдза. — Вы же огорчаете Эльзу.

— Есть такая поговорка: «чего не донесешь, того и не поднимай», — рассуждала Калупе — Я никогда не руководила школой, а за эти годы даже отвыкла от работы рядовой учительницы. Все равно через некоторое время пришлось бы меня снять, как несправившуюся. Какая от этого польза — намучаешься и уйдешь с позором.

— Но вы бы освоились, — запротестовала Мирдза. — Каждый ведь когда-нибудь впервые начинает.

— Это все совершенно правильно, то же самое я всегда говорю другим, но самой мне никто не сумел этого сказать так, чтобы я поверила. Я слишком хорошо себя знаю, чтобы не поверить другому, — пыталась закончить этот разговор Калупе.

— Но как же теперь быть? — удрученно спросила Мирдза.

— Я подсказала товарищу Янсон кандидатуру Салениека, — добавила Калупе.

— Так я его сразу свезу к Эльзе, — заторопилась Мирдза. Сложив в копну охапку снопов, она стремительно вскочила