Сандаловое дерево - Элли Ньюмарк

— Обязательно. — Я заметила, что гость даже не притронулся к баранине, и с ужасом подумала, что за двадцать проведенных в Индии лет он вполне мог стать вегетарианцем. Мне следовало бы спросить его об этом раньше.

— Значит, — промолвила я, разрезая отбивную на части, — вы не женаты?

— Нет, и никогда не был, — ответил он с набитым карри ртом. — Правда, когда вижу таких карапузов, как Билли, я был солгал, сказав, что не испытываю сожаления. Но, полагаю, всего в жизни и не получишь.

— Это правда. — Я отпила вина, подумав о том, как Мартин не разрешил мне съездить в Симлу. — Вот только не помню, чтобы я слышала такое от мужчины.

Мартин красноречиво хмыкнул, словно говоря: «Ты — жена и мать, ты хотела сюда поехать, и ты свое получила. Теперь у тебя прекрасный дом и несколько слуг. То есть — все».

— Простите. — Я встала. — Кажется, забыла выключить горелку.

Я быстро вышла в кухню, чтобы оказаться подальше от Мартина. Смирение. Я насыпала на поднос английских тоффи, одна из ирисок упала, я успела подхватить ее и сунула в рот. С минуту я стояла неподвижно, глубоко дыша, пока сердце не вернулось к привычному ритму.

Когда я вошла в столовую, Мартин рассказывал об университете.

— Знаю, они не поднимут в воздух истребитель, чтобы спасти мою семью, но не думаю, что они посмеют оставить нас в зоне боевых действий.

Уокер слушал его молча, водя языком по небу и постукивая пальцем по столу. Заскучал. Я поставила на стол поднос с ирисками, и Уокер тотчас же схватил одну и с хрустом разгрыз. Он выглядел довольным, и я подумала, что хотя бы с десертом не ошиблась.

— А вы пробовали индийские десерты? Все эти изумительные штуки с фруктами и специями.

Я тяжело вздохнула.

— Вы, Джеймс, достойный представитель своего народа. Не то что некоторые из проживающих здесь ваших соотечественников.

Он слегка уливленно глянул на меня:

— Так Лидия и Эдвард показались вам заносчивыми?

Я кивнула: мол, вы сами это сказали.

— Они не такие уж и плохие. — Уокер откинулся на спинку стула. — И должен предупредить вас, когда американец начинает с важным видом рассуждать о равноправии, ни один англичанин не удержится, чтобы не напомнить ему о неграх или индейцах. — Он шевельнул кустистыми бровями, и в его взгляде я прочла неприкрытый вызов. — Так что не будем об этом, хорошо? — Лицо его разгладилось и снова стало дружелюбным. — По большей части, живущие здесь англичане совершенно безобидны. Более того, мы сделали много хорошего — понастроили здесь школ, дорог и больниц. Живи и не мешай жить другим — вот наш девиз.

— Верно. — Мартин залпом допил вино и вылил себе в бокал остатки из бутылки. «Ради всего святого, Мартин, — подумала я, — смирись и прими».

— В Африке мы тоже оставили после себя много хорошего, — продолжал Уокер. — А когда я служил в Бирме…

— Вы служили в Бирме? — Мартин замер, точно испуганный олень.

Уокер кивнул:

— В конце войны. Сперва здесь, в Индии. В Дарамсале у нас был лагерь для итальянских военнопленных, но особо мы себя там не утруждали: кругом горы и джунгли, словом, деваться им было некуда. Нам оставалось лишь пересчитывать их каждый вечер, только и всего. Когда кто-то из них напивался арака и засыпал на чьей-либо веранде, мы сажали его под замок на недельку. Какой в этом был смысл? Когда началась война, я подумал, что могу принести куда больше пользы как зарубежный корреспондент. Вызвался добровольцем в Бирму.

— Я служил в Европе.

Уокер вдруг как-то обмяк, как будто сильно устал.

— Дерьмовое дело, — пробормотал он.

— Так вот. — Мартин одним махом осушил свой бокал, и я вздрогнула. — Я был там в самом конце. Помогал освобождать один из лагерей.

Я уставилась на него:

— Ты — что?..

Он никогда не говорил мне об этом.

Уокер крутил в пальцах ириску.

— Какой именно?

— А есть разница? — резко спросил Мартин.

— Да нет, наверно. Но я много чего слышал об этих освобождениях. Не самого хорошего.

— Вы и представления не имеете…

— Бирма тоже была не прогулкой в парке.

Между ними словно проскочила искра враждебности, и мне это не понравилось. С Мартином нельзя разговаривать про войну.

— Перестаньте, — сказала я. — Война позади, и это не лучшая тема для беседы за столом.

— Простите, Эви. Старые солдаты, сами понимаете. — Уокер еще раз посмотрел на Мартина, задержав взгляд несколько дольше, чем следовало. — Значит, вы у нас герой. Освобождали лагерь.

— Я этого не говорил.

Я выбила из пачки сигарету и чиркнула зажигалкой. Что происходит?

— О, не скромничайте. Все эти умиравшие от голода, замученные бедняги. Для них вы были настоящим героем.

— Просто делал свою работу.

— Я слышал, они были вне себя от радости, когда пришли союзники.

Мартин вдруг вскочил:

— Что, черт возьми… — Отойдя к буфету, Мартин налил себе скотча. — Да, Уокер. Да. Они были едва живыми. Паршивое зрелище. Дерьмовее некуда. Мы освободили их от фрицев, и за это они были нам признательны. Что еще вы хотите услышать?

— Мартин, что происходит? — Вечер явно свернул не туда, мне вдруг захотелось убрать со стола и начать мыть тарелки.

— Оставь, Эви.

— Оставить что? — Сигарета дрожала между пальцами. Они оба что-то знали про эти лагеря и, похоже, не собирались этим со мной делиться.

Уокер покрутил в руке пустой бокал.

— Вы, янки, с фрицами в этих лагерях не церемонились, не так ли? Особенно в Дахау. Я много чего слышал про Дахау.

— Вы даже не представляете, о чем говорите.

— Так просветите.

Мартин еще крепче сжал бокал, на шее у него напряглась жила.

Я встала.

— Довольно. Не знаю, что тут к чему, но война, слава богу, закончилась. Зачем, черт возьми, мы вообще говорим об этих концентрационных лагерях. Это просто неприлично.

Они молча уставились друг на друга. Наконец Уокер сказал:

— Простите нас, дорогуша. Конечно, вы правы.

Уокер вроде бы успокоился, зато Мартин, казалось, в любой миг был готов броситься в драку. Стакан в его руке подрагивал.

— Давайте перейдем в гостиную и выпьем кофе, — сказала я.

Чувствуя себя рефери в некой непонятной игре, я усадила их в противоположные углы гостиной и поставила пластинку — Дебюсси, музыку невесомую, как танцовщицы Дега. Когда Уокер уйдет, нужно будет обязательно расспросить Мартина об этом лагере. Я разгладила передник, подумав, что теперь-то уж точно вылитая мемсаиб, но мне было наплевать. И как только женщинам удается блюсти хорошие манеры, когда вокруг лишь зыбкость и агрессия?

— Кофе или чаю? — спросила я.

— Как насчет скотча? — предложил Мартин.

Уокер кивнул:

— И правда, может быть, скотча?

Я прошла в кухню приготовить себе чаю и, пока нагревался чайник, думала о том, много ли женщин в этом доме подавали раздраженным мужчинам виски. Уж и не знаю, что произошло в мое отсутствие, но когда я вернулась в гостиную с чашкой чая, они мирно беседовали об индийской политике. Я опустилась на стул.

— Вы правильно сделали, что остались в Масурле, Джеймс. Маниш рассказал мне, что теща его едет сюда из Калькутты, бежит от беспорядков. Мы рады, что не сорвались. — Я бросила на Мартина беглый выразительный взгляд. — Здесь так спокойно.

Уокер покачал виски в стакане.

— Ну, в местных кварталах — не думаю, что вам захочется там побывать, — были кое-какие волнения, столкновения между кули, да и на Карт-роуд тоже, так что немного осторожности не помешает.

Теперь уже Мартин одарил меня невыносимо самодовольным взглядом.

— Но это едва ли можно назвать мятежом. Да и чем были вызваны эти беспорядки, не совсем понятно.

— Разумеется. Но в этой стране штиль сменяется бурей в мгновение ока.

Понимая, что Мартин наверняка злорадствует, я приготовилась к тому, что после ухода гостя мне достанется очередное нравоучение.

— В Пенджабе дела обстоят хуже некуда, — продолжал Уокер. — На прошлой неделе целая индусская деревня совершила ритуальное самоубийство, дабы их не выслали или не обратили в другую веру. Когда в Лахор хлынут беженцы-мусульмане, беспорядков станет больше.

— Я намерен побеседовать с беженцами в Лахоре, — сказал Мартин.

— Я бы не советовал. — Уокер пригубил виски. — Слишком рискованно.

— Не для белых.

Уокер рассмеялся:

— Простите, старина, но на белого вы не очень-то сейчас похожи. Если начнутся волнения, думаете, кто-то спросит у вас паспорт?

Мартин осторожно поставил стакан на стол.

— Не надо меня учить…

— Ладно. — Я снова натянула на себя личину радушной мемсаиб. — Думаю, для одного вечера страшных разговоров вполне достаточно. Джеймс, похоже, вы хорошо разбираетесь в индийской кухне. Никак не можем к ней привыкнуть. Не могли бы вы что-нибудь посоветовать?